Василий Степанов о фильме Томаса Хайзе

На 18-м Фестивале немецкого кино в Москве покажут один из главных фильмов года — без малого четырехчасовую автобиографическую документальную поэму Томаса Хайзе «Родина — это место во времени». Хайзе, много работавший в театре с Хайнером Мюллером, приезжал в этом году в Петербург на фестиваль «Послание к человеку», где прошла его ретроспектива,— теперь шанс увидеть его последний фильм есть и у москвичей

Попытка описать сюжет, дать традиционное для рецензий краткое содержание нового фильма Томаса Хайзе «Родина — это место во времени» может поставить в тупик даже самого хитроумного автора. Уже первый минутный план, в котором медленно ползущий наверх взгляд камеры упирается в странную табличку — «Здесь, согласно легенде, стоял домик бабушки»,— способен привести зрителя в состояние, близкое к панике. И не только потому, что этот условный современный зритель привык к комфортной, быстрой смене локаций, лаконичным формулировкам и информационным структурам электронных сетей, а метод Хайзе требует от него совершенно противоположного, уводя от прямых выводов и частенько ставя в тупик. Этот фильм как будто лишает тебя зрения, водя за руку, словно слепого. Пока осознаешь, что же происходит на экране, камера переключается на стоящие по соседству с табличкой про домик фанерные фигуры охотника, волка и собственно самой бабушки. Понятно — ты оказался в сумрачном лесу, как Красная Шапочка. Имя этому лесу — История, здесь тебя могут съесть.

«Родина — это место во времени» — документальное полотно, составленное из зачитанных мерным, словно лишенным всяких эмоций голосом режиссера документов его собственного семейного архива: писем, фотографий, даже газетных заметок и вроде бы прямо не связанных с ними черно-белых, совсем не открыточных видов сегодняшней Германии. Фильм длится почти четыре часа и охватывает целое столетие.

Томас Хайзе родился в 1955 году в Берлине, столице ГДР. Вот он, крошечный, стоит на фото сразу за кадром с фанерной Красной Шапочкой, машет гигантским флагом не существующей сегодня страны. Отец режиссера был философом, одним из друзей отца — драматург и режиссер Хайнер Мюллер. С ним позднее работал и сам Хайзе, печатник, решивший стать кинематографистом. В семидесятых, после армии, он подвизался ассистентом режиссера на студии DEFA, учился в Академии кино в Бабельсберге. Но даже учебное кино, которое снимал Хайзе, не нравилось начальству. Тогда и пригодилось покровительство Мюллера, который дал ему шанс переждать глухие восьмидесятые в театре.

В родословной Хайзе по материнской линии — сплошь венские евреи: бабушка вышла замуж за немца, с которым познакомилась в Альпах. Ей, единственной из всей семьи, удалось уцелеть в годы нацизма — остальные погибли в концлагерях. Плиты германской истории наползают одна на другую в судьбе, биографии и генеалогии автора и героя. Первое, с чем предстоит столкнуться зрителю,— школьное сочинение деда Хайзе Вильгельма, написанное в 1912 году. В нем совсем еще юный автор с горечью осмысляет причины, по которым начинаются войны: необразованность, суеверие, бедность. Совсем скоро он начнет учиться в университете — на экране фотография 23 августа 1914 года. Уже почти месяц идет Первая мировая война. Камера панорамирует семейный фотоальбом, переходя от студенческих фото к военным,— вот уже дед Вильгельм стоит с биноклем в форме санитара. Слова не поспевают за картинкой, как не поспевают и люди за сменой эпох. Всему нужно время: двадцать с лишним минут текут по экранам списки евреев, депортированных в 1941-м из Вены, а потом из Риги, а мы так и не добираемся до середины алфавита.

Свой художественный метод Томас Хайзе сравнивает с археологией: словно крот, он роет в разных направлениях, натыкаясь на разрозненные фрагменты чужих жизней, имея дело с разнообразными черепками, которые можно сложить в целое. Хотя «целое» — слишком громкое слово для фантомов памяти, и сам Хайзе никогда не занимается принудительными обобщениями: как склеить воедино то, что уже рассыпалось на отдельные части? Можно только взглянуть на руины, заходя на новый виток спирали большой Истории.

«Археология — это раскопки» — так называется эссе, написанное Хайзе для DVD-издания его прошлого большого фильма «Материал». В 2009 году «Материал», составленный из съемок 1989 года, потряс немецкое общество. Хайзе со своими товарищами задокументировал процесс объединения Германии, но потребовалось 20 лет, чтобы зрители смогли в этих кадрах и записях увидеть фильм. Дело не только в том, что дистанция критически важна для анализа. Время должно было растворить чары идеологии. Работая в ГДР, Хайзе научился искусству «двойного видения»: тоталитарный взгляд многое развоплощал и укрывал, заставляя читать между строк, а автора — смотреть сквозь стены. И теперь режиссер счищает лежащий на исторических документах слой идеологических поправок и оговорок для тех, кто этим рентгеновским зрением не обладает.

В своих интервью Хайзе по-новому интерпретирует слова Стивена Хокинга о черных дырах: «Черная дыра — это набор отдельных событий, от которых вы не можете удалиться». Эти слова идеально отображают суть кротовой работы режиссера, подслеповато кружащего во тьме. Как перестать смотреть, если почти ничего не видишь? Не в этом ли причина столь медлительных панорам? Здесь все на ощупь. Режиссер-крот роет норы, упираясь то в одно явление, то в другое, иногда выходя на поверхность и вновь ныряя в непролазную тьму Истории. Так образуются связи: зритель получает доступ к тем или иным явлениям, по своему усмотрению складывая из материала пазл, отбрасывая одни фрагменты и задействуя другие. Тут как с упомянутыми черепками: никогда не знаешь — все ли на месте? от того ли горшка? Самого Хайзе иерархии и последовательности, кажется, не слишком волнуют, у истории нет главных или второстепенных, важных или неважных эпизодов, подходящих или неподходящих мгновений. Есть только те, что уже безвозвратно утрачены, и те, к которым еще можно протянуть руку.

«Формула кино Горизонт», 30 ноября, 13.00