Уголь России как козырь отечественной металлургии

Затраты на уголь в структуре себестоимости стального проката составляют в среднем 10–15%, поэтому наличие доступа к качественному коксующемуся углю обеспечивает российским металлургам лидирующие позиции в мире по части себестоимости. Но не только поэтому российские угольщики вытеснят на мировом угольном рынке американских конкурентов.

Балансовые преимущества

«Нам счастье досталось не с миру по нитке, оно из Кузбасса, оно из Магнитки». Эта песня известна работникам металлургической отрасли, и не случайно именно Кузбасс стоит в этой фразе на первом месте. Российский уголь для коксования, особенно уголь из Кузнецкого бассейна, наряду с железорудным богатством Курской магнитной аномалии представляет собой одно из основных преимуществ российской черной металлургии перед зарубежными конкурентами.

Суммарные балансовые запасы углей коксующихся марок категории A + B + C1 в России оценивались в 40,8 млрд тонн на 1 января 2017 года — это фактически 100 лет работы мировой черной металлургии современными темпами. Из них на уголь Кузбасса приходится 73% запасов и 80% добычи. Помимо Кузнецкого бассейна крупные запасы этих коксующихся углей в стране еще есть в Южной Якутии, Республике Коми, Ростовской области, Республике Тыва. Очевидно, что балансовые запасы существенно больше промышленных, то есть доступных для отработки при теперешних ценах с нынешними технологиями добычи, которые оцениваются в 1,2 млрд тонн. Это угли наиболее ценных марок К, КЖ, КО, ОС и КС — именно они вкупе с углями марок Ж и ГЖ и составляют основу марочной шихты для производства кокса в Российской Федерации.

Почему собственный уголь для российских металлургов является спасительным козырем в международной борьбе? Этому есть три очевидные причины.

Падение рубля, которое произошло в 2014 году и продолжилось в 2017–2018 годах, сделало российскую угольную промышленность одной из самых эффективных на мировом рынке. Если в 2007 году Россия была одним из самых низкоэффективных поставщиков угля на мировой рынок за счет огромного транспортного плеча, которое российской продукции приходилось преодолевать от места добычи до порта отгрузки (тариф достигал $35–37 за тонну, составляя 30–40% от цены реализации в порту), то после девальвации рубля по итогам 2019 года Россия является страной с себестоимостью угля в портах на уровне $70–90 за тонну, что даже на фоне снижения цен на уголь до $140–150 за тонну по-прежнему делает добычу выгодной для российских производителей. При этом практически все российские металлургические холдинги обеспечены собственной добычей угля, что позволяет им компенсировать затраты своего металлургического производства прибылью, получаемой добывающими компаниями.

С другой стороны, даже не имея собственной добычи угля, российские потребители все равно получают выгоды от российских угольных запасов. Будучи крупным экспортером угля, Россия фактически использует мировые цены на уголь в качестве индикатора цен на внутреннем рынке. И вот тут гигантские расстояния — 4,5–5,5 тыс. км от места добычи до портов — играют на руку российским потребителям. Иностранному покупателю угля важна цена в порту отгрузки, стоимость морской транспортировки из основных экспортных портов до ключевых портов стран-потребителей различается несущественно, таким образом, для российских экспортеров цена в порту на судне примерно соответствует ценам угля аналогичного качества в портах Австралии. Посчитаем теперь цену для российского потребителя. Для начала вычтем стоимость погрузки на корабль. В российских портах она выше, чем в среднем в мире, поскольку в нашей стране имеется дефицит портовых мощностей для перевалки угля. То есть российский потребитель уже получает цену меньше, чем аналогичный зарубежный игрок. Теперь вычитаем стоимость железнодорожной транспортировки до места добычи. В России она выше, чем в большинстве стран мира, поскольку на такие расстояния от разреза/шахты до порта не везут уголь нигде в мире. В итоге при сопоставимых ценах на российский и зарубежный уголь в портах цена на разрезе/шахте в России, за вычетом расходов на транспортировку и погрузку на судно, будет ниже аналогичной для зарубежных рынков с учетом транспортировки от разреза/шахты до потребителя (которые в России тоже находятся далеко от мест добычи, если не считать металлургов Кемеровской области) уголь российским потребителям обходится в среднем на $20–30 за тонну дешевле, чем их зарубежным конкурентам, расположенным близко к портам, и на $30–50 за тонну дешевле, чем зарубежным металлургам, особенно европейским, которые вынуждены доставлять на свои заводы уголь из портов.

Третий фактор — экологический. Не секрет, что коксохимическое производство, являющееся потребителем коксующихся углей (в России корректнее говорить концентрата коксующихся углей, но для простоты будем пользоваться общим названием), является основным загрязнителем атмосферы на металлургическом комбинате. Более того, на многих заводах, например на Московском коксогазовом заводе (МКГЗ), выпуск коксохимической продукции ограничен ввиду близости крупного населенного пункта, поэтому выпуск дорогостоящей коксохимической продукции из образующегося в процессе коксования газа на них не производится, что лишает металлургическую компанию части дохода, который мог бы повысить экономическую эффективность предприятия.

При этом штрафы за загрязнение воздуха в России ничтожны — например, в декабре 2014 года после выброса вредных веществ на Московском нефтеперерабатывающем заводе, когда жители нескольких районов Москвы почувствовали запах сероводорода, а замеры показали высокую концентрацию химических элементов в воздухе, суд оштрафовал завод на 250 тыс. руб. Аналогичных размеров штрафы применяются и к коксохимическим предприятиям. Тот же МКГЗ в марте 2012 года должен был заплатить за двукратное превышение содержания азотных и серных выбросов 40 тыс. руб. Но даже этот штраф был снижен до 30 тыс. руб. Конечно, такие штрафы не налагают финансовых ограничений на российских потребителей угольной продукции и не требуют от них вложений в системы очистки воздуха. При этом на Западе компании черной металлургии находятся под контролем экологических активистов и в случае нарушения законодательства несут как издержки в виде штрафов, которые исчисляются суммами в $0,5–1 млн, так и тратятся на очистные сооружения и фильтры. Таким образом, российские металлурги не испытывают такого экологического давления на свою рентабельность, как их зарубежные коллеги, что позволяет им оставаться более эффективными.

Экспортный товар

Российские запасы угля для коксования не только ценное преимущество отечественной черной металлургии, но и ценный экспортный товар, который в период пикового спроса на угольную продукцию позволяет угольщикам, в основном контролируемым металлургическими компаниями, зарабатывать на международном рынке. Если в 2007–2011 годах экспорт угля для коксования находился на уровне 13 млн тонн, то начиная с 2012 года он вырос до 17 млн тонн, а по итогам 2019 года может достичь 27 млн тонн. Основные направления сбыта — Украина, Китай, Япония и Южная Корея. При этом повышающийся тренд в азиатских странах в большой степени связан с признанием качества российской продукции. Тяжелая экологическая ситуация, которая складывается вокруг сталелитейных предприятий в Китае и других азиатских регионах, требует от местных потребителей угля использовать более качественный уголь с более низким содержанием серы, а этим отличается именно российская продукция.

В результате роста экспортного потенциала российского угля для коксования увеличилась и его добыча: в 2018 году она оценивалась в 88,2 млн тонн против 70,6 млн тонн в 2007 году, а в 2019-м может превысить 93 млн тонн, что будет абсолютным рекордом угольной промышленности России за весь период ее существования.

При этом собственное российское потребление коксующегося угля даже снизилось за последние 12 лет — например, производство металлургического кокса в России упало с 34 млн до 27 млн тонн. Это связано с тем, что Китай, Индия и Польша, которые раньше потребляли российский кокс, перешли на закупки коксующегося угля и почти отказались от российской продукции.

По данным ФТС, российский экспорт кокса и полукокса за январь—август 2019 года составил около 1,9 млн тонн — на 3,9% больше, чем за аналогичный период прошлого года. Если сравнить эти цифры с данными за 2008 год, то можно заметить фактически двукратное падение экспорта этой продукции. Отказ от использования готового российского кокса связан, вероятно, с переходом зарубежных металлургов на менее качественные марки угля, которые не позволяют производить качественный кокс без смешивания с углями других марок. Кроме того, у российского кокса неоптимальные показатели горячей прочности и реакционной способности. В условиях распространения технологии пылеугольного вдувания, когда в доменной печи кокс частично замещается энергетическим углем, требования к остающемуся в процессе металлургическому коксу существенно возрастают, что делает использование продукции невысокого качества экономически неэффективным.

Ценные марки

В 2000–2007 годах нередки были сырьевые войны между отечественными металлургами, когда они, контролируя те или иные месторождения сырья (угля или руды), не поставляли его своему прямому конкуренту, что вызывало сложности при осуществлении конкурентом правильной шихтовки угольной продукции и в конечном итоге приводило к росту себестоимости конечной продукции и снижению ее качества. 2010-е научили компании кооперироваться, сырьевые войны ушли в прошлое, однако рынок угля по-прежнему делят на внутригрупповой и свободный. Характерно, что объемы внутригрупповых поставок угля не только не снизились с 2007 года, но и выросли до 14,5–15 млн тонн по итогам 2019 года против 12 млн тонн в 2007 году. С одной стороны, это объясняется ростом объемов добычи угольными компаниями, входящими в крупные металлургические холдинги, с другой — сохраняющимся недоверием между металлургическими компаниями, которые опасаются возобновления сырьевых войн, поэтому привыкают работать на гарантированном сырье, получаемом от собственных угольных компаний.

Если в 2011–2013 годах были попытки приобретать зарубежный уголь, например из США либо Австралии, чтобы протестировать его качество либо усилить свои переговорные позиции в общении с российскими поставщиками коксующегося угля, то к 2019 году из крупных иностранных остались только поставщики из Казахстана, которые удобно расположены относительно российских ММК, Нижнетагильского МК.

Крупнейшей компанией по добыче коксующегося угля в России остается «Евраз»: добывающие активы «Южкузбассугля» и «Распадской» в 2019 году обеспечивают до 27% добычи коксующегося угля. «Мечел» занимает второе место с долей 13%, на третьем месте «Северсталь» с долей 10,5%, четвертое у «Сибуглемета» — 10%. Наиболее интересный игрок — компания «Колмар», которая разрабатывает Денисовское и Инаглинское месторождения. Эта компания фактически с нуля начала разработку крайне технологически сложного участка и в результате упорной работы по итогам года может выйти на уровень добычи свыше 7 млн тонн. Это уголь ценных марок Ж и К, так что можно только восхищаться успехами «Колмара», особенно на фоне деятельности Эльгинского и Элегестского месторождений, о которых 12 лет назад говорили все деловые издания и аналитики. Эти более простые в техническом отношении месторождения (без учета дороги) продемонстрировали куда более скромные результаты за прошедшие годы.

Маржинальный путь

Ждать ли дальнейших успехов отечественной угольной отрасли? Вероятно, да. Падение цен на мировых рынках неизбежно высвобождает рыночную долю для российских угольщиков, которые будут занимать место дорогих американских производителей. Планы по добыче коксующегося угля предполагают ежегодный рост, и в ближайшие годы можно будет говорить о том, что экспорт коксующегося угля догонит по объемам внутреннее потребление, а может быть, и перегонит его. Таким образом, рост экспорта российского угля, о котором говорил президент РФ, вполне может быть не только экстенсивным — за счет роста экспорта углей энергетических марок, но и интенсивным — за счет роста экспорта более маржинальной продукции — коксующегося угля.

Максим Худалов