Заместитель главы Минпромторга Василий Осьмаков о газовых турбинах и их локализации

«Силовые машины» Алексея Мордашова получат из бюджета 5 млрд руб. на разработку и запуск производства линейки российских газовых турбин мощностью 65 МВт и 170 МВт. О перспективах экспорта этих машин в условиях санкций и рисках не успеть создать их до 2021 года “Ъ” рассказал заместитель главы Минпромторга Василий Осьмаков.

— Заявка «Силовых машин» на субсидию на разработку технологии по производству газовых турбин большой мощности (ГТБМ) прошла со второго раза. Каков в итоге объем запрашиваемой ими субсидии?

— Да, экспертный совет принял решение, что обновленная заявка «Силовых машин» соответствует всем техническим параметрам. Объем запрошенной субсидии — около 5 млрд руб.

— Планировалось выделить 7 млрд руб., почему «Силовые машины» в итоге претендовали на меньший объем?

— Им потребовалось 5 млрд руб. именно на НИОКР. Когда коллеги заявляли изначально 7 млрд руб., еще не до конца была понятна структура расходов. Дальше будем следить за развитием проекта и определим, нужны ли дополнительные меры поддержки.

— На что пойдет разница?

— Обсуждаем сейчас этот вопрос. Вероятно, средства пойдут также на развитие российского энергомашиностроения.

— Какие конкретно есть варианты?

— Их много. Это может быть и масштабирование проекта «Силовых машин», и экспортная поддержка, и субсидирование процентных ставок. Надо понимать, что проект длительный и только сейчас начинает разворачиваться в полную силу.

— Почему на средства бюджета не претендовала Объединенная двигателестроительная корпорация (ОДК) с турбиной ГТД-110М? Были ограничения?

— Никаких ограничений для участников не было. Комментировать за коллег некорректно, но, возможно, это связано с тем, что НИОКР они уже сделали. Им нужны деньги на другой этап — масштабирования производства.

— Теоретически эти 2 млрд руб. могут уйти в ОДК, если они захотят получить субсидию на создание серии?

— Будем решать этот вопрос. ГТД-110М, насколько нам известно, эффективно работает, но параметров серийной программы, которая включает не только энергетику, но и СПГ-проекты, мы пока не видели. Сначала им нужно оценить финансовые риски и после этого запускаться, например, с «Силовыми машинами» или с любым другим альянсом. Не исключаю также захода на рынок иностранных игроков, потому что ничто не мешает любой компании выйти на локализацию по 719-му постановлению правительства. Уже понятно, что собрать цепочку кооперации в России можно и что наши требования по передаче контроля над интеллектуальной собственностью (IP) тоже не изменятся.

— Что будет, если «Силовые машины» не успеют сделать работающую турбину до 2021 года?

— По итогам всего комплексного проекта «Силовые машины» должны ввести в серию не менее восьми газовых турбин мощностью 60–80 МВт и не менее 14 турбин в диапазоне 150–180 МВт. Предусмотрены штрафные санкции за недостижение показателей количества выпущенных турбин (с коэффициентом 1,73) и бюджетной эффективности, связанной с их реализацией (1,43). Требования достаточно жесткие. Возможно, именно поэтому на конкурс подавалась только одна заявка.

— Как Минпромторг оценивает риски того, что «Силовые машины» не успеют?

— Это не очень корректный вопрос. Передо мной как представителем министерства промышленности стоит другая задача — формировать институты поддержки таким образом, чтобы успешно была решена задача по созданию в России собственных газовых турбин большой мощности. Сложные высокотехнологичные проекты — это всегда история проб и ошибок, терпения и постоянных доработок. Мы понимаем, что речь идет о критических компетенциях для страны и у государства просто нет выбора. Будем доводить эту тему до победного конца, потому что приняты политические и экономические решения, что газовые турбины — элемент критической инфраструктуры.

— Правительство решило выделить под ГТБМ до 2 ГВт мощности на отдельном отборе на 2026–2028 годы. На ваш взгляд, этого хватит, чтобы загрузить все проекты по локализации и производству ГТБМ?

— Во-первых, это конкурсная процедура, и 2 ГВт — некий компромисс со стороны государства. Во-вторых, существует еще рынок замены, ремонта и СПГ-оборудования. В совокупности это создает минимальную необходимую планку для реализации данных проектов, иначе никто бы этим не занимался.

В целом, по нашим совместным с Минэнерго оценкам, потребность в ГТБМ может составить не менее 50 машин до 2030 года. Но эта цифра неокончательная и зависит в том числе от принятых решений по реализации проектов СПГ.

— Существует ли вероятность, что аналогичную квоту будут продлевать и на дальнейшие отборы?

— Пока сложно это комментировать, потому что даже по принятому решению еще не до конца сформирована нормативная база.

— Какова была общая логика принятия решения по отдельной квоте? Почему она потребовалась, если есть отборы по модернизации?

— В первый отбор ДПМ не пришли проекты с газовыми турбинами. Связано это было, во-первых, с требованиями по локализации, во-вторых — с неким балансом риска между генераторами и производителями. И если бы мы продолжали сохранять «общий мешок» без отдельного решения по ГТБМ, то генераторы к газовым турбинам могли бы не прийти вообще. Поэтому понадобился своего рода пилотный участок.

— Каковы перспективы экспорта оборудования у «Силовых машин» в контексте введения против них санкций ЕС и США? Это ведь одно из требований предоставления субсидии.

— Существуют и другие рынки, свободные от санкций.

— Но спрос там, наверное, не очень высокий.

— Основная ставка все равно сделана на внутренний рынок, а требования по экспорту выступают, скорее, как стимул. Есть рынок Кубы, где сейчас реализуется большая программа модернизации энергетики, есть Иран, Сирия, множество других стран. В роли экспортера может выступать не только производитель, но и генерирующая компания. Да, определенные трудности есть, но работа идет: осуществляется переход к расчетам в национальных валютах, решаются вопросы с развитием бизнеса других подсанкционных компаний. Обеспечить хотя бы минимально приемлемый объем зарубежных поставок можно.

— GE с «Интер РАО» определились с планами по локализации? Пока не подавали заявку на заключение специнвестконтракта (СПИК)?

— Мы знаем, что эти переговоры идут, но конкретной оферты пока не было, на СПИК заявка не подавалась. Я вообще считаю, что именно для газовых турбин тема СПИК не совсем актуальна с учетом развернувшейся конкуренции за локализацию по 719-му постановлению без каких-либо дополнительных преференций.

В одной из редакций законопроекта по СПИК есть позиция, что надо обеспечить создание технологий, не имеющих аналогов в России. Сейчас такой прямой юридической нормы нет, но сама идеологема о том, чтобы не создавать преференциальные условия для того, что уже есть на рынке, существует.

— Но отдельные игроки хотят получить СПИК. Значит ли это, что, если они придут за новым СПИК, вы им откажете?

— Это не значит, что мы откажем. Логика заявителей заключается в желании обеспечить себе более мягкий, гибкий график локализации. Я понимаю, зачем это надо, например, Siemens. Но не очень понятно, зачем это нужно государству. Если одни игроки берут более жесткие обязательства по локализации в соответствии с 719-м постановлением, то зачем тогда создавать окна для снижения этих требований другими игроками? В любом случае в рамках СПИК 2.0 будут рассматриваться только заявки по перечню технологий, утвержденных правительством.

— Поддерживает ли Минпромторг концепцию создания общедоступного испытательного стенда? Как, на ваш взгляд, должен выглядеть этот проект?

— Насколько мне известно, дискуссия не закончена. Сама идея возникла в рамках реализации другой программы — по локализации СПГ-оборудования. Там приняли решение о создании до середины 2021 года стенда на мощностях «Росатома» в Петербурге. Но с энергомашиностроением другая ситуация. Стенд — это, по сути, электростанция, которая должна работать в сети для полноценных нагрузок. Мне ближе логика выделения в ДПМ некоего льготного лимита под обкатку инновационных турбин. Например, если мы говорим о выводящихся станциях, то они могут перестать быть неэффективными в условиях льготной квоты программы ДПМ.

— Почему в итоге отказались от идеи делать одну экспериментальную ТЭС на 1,4 ГВт под «Силовые машины»?

— Прежде всего, это дорого, и непонятно, где строить. Кроме того, идеология ДПМ имеет все-таки конкурсный характер.

— Чем обусловлено решение правительства об ограничении доли участия иностранных компаний в СП 50%?

— У машиностроительных СП, созданных в России, возможна ситуация, когда конструкторская документация в электронном виде находится на серверах за рубежом. Очень часто центры обработки данных для мониторинга работающих объектов тоже находятся не в России. В случае введения санкций мы останемся просто с «коробками» заводов без возможности дальнейшего развития их номенклатуры. Я называю это black box — пока у тебя нет контроля, у тебя нет доступа к конструкторской документации. Газовые турбины — это критический элемент инфраструктуры, поэтому было принято решение о таких жестких требованиях.

— Каковы будут удельный CAPEX российских турбин, стоимость 1 МВт и сервисных услуг?

— Удельная стоимость ГТУ по рынку составляет около $250 тыс. за 1 МВт. Стоимость сервиса — около $1,5–2 за 1 кВт•ч. Удельный CAPEX российских турбин на 10% ниже иностранных — $225 тыс. против $250 тыс. за 1 МВт. Стоимость сервиса для российских турбин ниже примерно на 30%.

— Какие параметры локализации оборудования для нового ДПМ ВИЭ обсуждаются сейчас? С чем связана необходимость в их ужесточении?

— Раз мы берем деньги с оптового энергорынка, есть резон в глубокой локализации. Но дискуссия не завершена, срок разработки нормативных документов — до июня. И не факт, что мы будем говорить об однозначном углублении локализации, тем более что есть большое желание включить в новый ДПМ обязательства по экспорту. Мы точно это сделаем балльной системой. То есть будет некое «меню», в котором инвестор может сделать, например, выбор в пользу меньшей локализации, но при этом большего уровня экспорта. Стратегия у всех разная.

Достижения инвесторов при реализации старых ДПМ ВИЭ тоже будут иметь значение, это не новая жизнь с понедельника. Сейчас главная дискуссия идет о том, сколько баллов ввести и за какой элемент. Требования не должны быть такими, что на конкурс пришел один игрок, завысил планку по локализации, победил всех остальных игроков и на этом все закончилось. Чтобы не возникло таких ситуаций, мы пытаемся найти оптимальный баланс.

— По экспорту какие могут быть требования?

— Второй ДПМ ВИЭ — это хорошее решение, но там мало объемов. Поэтому Россия как источник глобальных технологий в сфере ВИЭ может стать лидером только при активной экспансии на внешние рынки. Должно быть сочетание правильно настроенных мер поддержки как внутри рынка, так и вовне.

— Зачем таким глобальным игрокам, как Vestas или Siemens, уже имеющим свои рынки, брать на себя еще и обязательства по экспорту из России?

— Все зависит от конкретной номенклатуры, потому что Россия — страна большая. К примеру, оборудование для ВЭС может быть интересно соседним рынкам Средней Азии, при правильно выстроенной логистике можно найти определенные преимущества. При этом у нас во всех СПИК, связанных с ВИЭ, требование по экспорту минимальное — 5%, в каком-то смысле даже искусственное. Но здесь мы делаем размен: оказываем поддержку, даем преференции, пускаем на рынок, но и налагаем определенные дополнительные обязательства.

— Рынок по экспорту для мировых игроков, как правило, ограничен территориально при передаче лицензии.

— Да, лицензия чаще всего передается на рынок СНГ. Фактически речь идет о Средней Азии.

— Не планируется ли ужесточение требований по локализации распространить и на СПГ-оборудование?

— Мы работаем в рамках утвержденной правительством «дорожной карты» по локализации. Не вся линейка оборудования для СПГ-проектов выпускается в России, поэтому со следующего года мы начнем субсидировать проведение НИОКР на его разработку. Рассчитываем к 2023 году значительно увеличить долю российской продукции в этом сегменте, параллельно формируя требования по локализации СПГ-оборудования.

— В РБК писали, что Минэнерго предлагает создать инжиниринговую госкомпанию, которая занималась бы локализацией СПГ-оборудования и входила бы в СПГ-проекты как акционер. Вы поддерживаете эту идею?

— Такого предложения от Минэнерго в наш адрес не поступало, готов его прокомментировать только после получения более детальной информации.

— Производители СПГ-оборудования планируют претендовать на СПИК 2.0?

— У нас есть поручения вице-премьера Дмитрия Козака о включении СПГ-оборудования в перечень технологий, которые будут формироваться под СПИК 2.0. Это, в свою очередь, обеспечит доступ к программам поддержки НИОКР и заключению СПИК. Кроме того, выделяется единая субсидия на НИОКР. В следующем году ее объем составит 5,8 млрд руб., в 2021 году — 11 млрд руб., еще через год — 11,9 млрд руб. Компании могут подавать свои заявки на предоставление этой поддержки.

Интервью взяла Татьяна Дятел