Джулия Баллок в спектакле Кэти Митчелл

Совместными усилиями Театральной олимпиады и фестиваля NET в Петербурге и Москве проходят показы «Zauberland» — спектакля Кэти Митчелл в исполнении американской сопрано Джулии Баллок и артистов французского театра «Буф дю Нор». Как классический немецкий романтизм монтируется с социально сознательными новыми текстами, размышляет Кира Немировская.

Авторы спектакля — режиссер Кэти Митчелл, поэт Мартин Кримп и композитор Бернар Фоккруль — не чужие друг другу люди. Фоккруль был интендантом фестиваля в Экс-ан-Провансе, на котором прогремела опера Джорджа Бенджамина «Написано на коже» на либретто Кримпа и в постановке Митчелл (2012). С тех пор Бенджамин, Кримп и Митчелл создали еще одну оперу — «Уроки любви и насилия». Оба произведения — хоть они и о вечных бедах человеческого сердца — оформлены средневековыми сюжетами, «Zauberland» («Волшебная страна») — вещь предельно актуальная.

Это, в сущности, моноопера для голоса и фортепиано, у которой нет одного автора-композитора, а «либретто» — на двух языках. Партитура составлена из шестнадцати песен цикла Роберта Шумана «Любовь поэта» на стихи Гейне и еще шестнадцати — Фоккруля на стихи Кримпа, специально сочиненных для постановки. Песни Шумана — на немецком, цикл исполняется почти подряд, лишь в двух местах в него врываются новые, англоязычные песни. После финала «Любви поэта» — «Вы злые, злые песни» — до конца спектакля идет сочинение Фоккруля—Кримпа: элегантная постэкспрессионистская музыка с мимолетными реминисценциями из Шумана. И тот и другой стиль замечательно подходит Джулии Баллок — певице, впервые появившейся в России в пермской «Королеве индейцев», поставленной для Теодора Курентзиса Питером Селларсом. Баллок много работала с Селларсом, и в основном — на территории современной музыки. Большая часть ее проектов, несмотря на академическую школу,— это новые оперы или музыка XX века. В «Zauberland» слышно, что шенбергианский язык новой части партитуры для Баллок — такой же родной, как английский язык текста. С Шуманом и с немецким ее богатый, природно-драматичный голос вступает в более сложные отношения. Это неудобство, ощущение преодоления там, где для певицы с такой техникой и музыкальностью, как у Баллок, кажется, не может быть никаких зацепок,— самое безусловное художественное достоинство спектакля. Шумановские Lieder, являющиеся синонимом жанра, звучат как в первый раз.

Шуман написал «Любовь поэта» в 1840 году, женившись на Кларе Вик после многолетней борьбы с ее отцом. Прежде писавший только инструментальную музыку, счастливый новобрачный впервые обратился к человеческому голосу и стихам — выборке из «Лирического интермеццо» Генриха Гейне, описывающей в общих чертах сюжет о любви поэта к девушке, поначалу разделенной, но вскоре поруганной и разбитой. Песни Шумана — миниатюрные, отточенные и одновременно предельно искренние музыкальные стихи, сложным способом скрепленные композитором в единое сочинение. Цикл чаще исполняют певцы, поскольку чисто грамматически это монолог поэта-мужчины. В «Zauberland» содержание «Любви поэта» вынесено за скобки: героиня спектакля поет Шумана, потому что она по сюжету певица и еще — потому, что в одной из песен романтического шедевра упоминается «Волшебная страна» — идеальный мир, в спектакле сведенный к безопасной Европе, куда стремится героиня-беженка. Иногда текст песен и сценический текст вдруг сближаются: «Склоняюсь я к тебе на грудь,/и счастья близок светлый путь» — героиня склоняет голову на грудь мужчины в белой рубашке; «любимая здесь танцует,/невесты на ней наряд» — по сцене проносится невеста в белом наряде.

То, что весь спектакль угол сцены занят роялем (за ним — прекрасный пианист Седрик Тибергьян), придает всем сценическим событиям характер то ли воспоминаний, то ли снов. В этих видениях — полиция в поезде, одеяло из фольги, окровавленный труп мужчины, спасательные жилеты и замурованные в стекло куклы — словом, добротный набор символов. В тексте Кримпа присутствуют также курды, шииты, Ливан и почему-то еврейство Гейне. Связного сюжета нет, но есть единственная тема — женщины как объекта мужской агрессии. Героиню бесконечно пинают, дергают, переодевают чужие руки. Ее мимического двойника кидают на пол и заливают бензином. Русским зрителям решили не сообщать сюжет, который со всей определенностью был пропечатан в программках английских и американских показов: героиня — оперная певица родом из Сирии, которая разучивает Шумана и вспоминает свою жизнь. Меньшее, что тут можно сказать,— фигура, выбранная для обобщения, не очень правдоподобна. Авторы «Zauberland», глядя из своей «волшебной страны», изо всех сил хотят сказать важные и нужные слова, но делают это удобным для себя языком европейской культуры. Выглядит тоскливо, звучит фальшиво.