Еда с Алексеем Зиминым

Трудно сказать, в какой момент из тарелки с новогодним оливье исчезает привкус так называемого будущего и остаются только майонез, яйца, вареная картошка, телячий язык и лопающиеся на зубах икринки, которые добавили для атмосферы праздника.

Остается то, что уже совсем не по возрасту и не по здоровью. Катализаторы сердечных бляшек, творцы затейливых энцефалограмм и уровня глюкозы, измеряемого в единицах с заикающимся именем «ммоль».

Собственно новогоднее застолье превращается в то, чем оно было для ветхого человечества изначально: тризной на похоронах мира, который завтра вернется таким же, как и был.

У древних греков не было понятия будущего, поэтому от грядущего не ждали ничего кроме разве что попутного ветра, если надо было плыть на Миконос, и дождя, если надо было сажать капусту в анатолийской колонии.

История для них была чем-то вроде глобуса, который вращается, но от вращения ничто в нем и ничто вокруг не меняется.

Современный взрослый человек лишен этого спасительного отсутствия чувства перспективы. Она обещает только новые расставания. Все, что казалось важным и прекрасным, все, что радовало, за что боролись, не выдерживает проверки временем: от промискуитета до маргарина, от бремени белого человека до красного знамени. Счетчик потерь вертится как цифры американского государственного долга на Таймс-сквер. Звон курантов — тот самый колокол, который звонит по тебе. И остается только заедать проблему.

В лондонской галерее Саатчи сейчас идет большая выставка «Тутанхамон». Тысячи квадратных метров заполнены феноменальными находками археолога Картера в Долине Царей. Молодой фараон был экипирован в смерть по лекалам тогдашней «Жуковки Лакшери Вилладж». Тончайшей работы золотые скарабеи, перстни с не потускневшими за три тысячи лет камнями, льняные перчатки, которые можно хоть сейчас натягивать на нежные руки.

Значительную часть сокровищ в погребении Тутанхамона составляли внушительные ланч-боксы. В деревянных коробах причудливых форм во внешние сумерки смерти с Тутанхамоном отъезжали гуси и куры. Среди еды, в отличие от одежды, не было каких-то чрезвычайных деликатесов, сусального золота и завалящего оникса. Все было достаточно просто, по-походному. И, возможно, в этом как раз и скрывается ключ, открывающий ту дверцу, за которой две половины души человека — Ка и Ба — наконец-то соединяются.

Самый популярный рецепт кулинарного приложения The New York Times, самого посещаемого информационного ресурса такого рода в мире накануне Рождества,— не фуа-гра, которую, кстати, в штате Нью-Йорк с будущего года запретили, а пикантная во всех отношениях гавайская курица «хули-хули».

Нужно смешать кетчуп, майонез, соевый соус, сахар, рисовый уксус, тертый имбирь, мелко нарубленный чеснок и растительное масло. В американской традиции для этого используют большой прочный целлофановый пакет, тряся им — как бармены шейкером — для того, чтобы получше смешалось. Туда же, в этот пакет, потом кладут окорочка курицы, завязывают так, чтобы маринад не вытекал, и оставляют в холодильнике на ночь.

Можно обойтись без пакета, тем более что это неэкологично, и замариновать курицу в любой подходящей емкости.

Далее остается только выложить мясо на противень и запекать в печке, разогретой до 180 градусов, в течение 40 минут.

Если у вас под рукой еще есть хорошее шампанское, лучшей коллаборации для расставания с прошлым не придумать.

Хотя в мире социального биохакинга существуют альтернативы.

Карл Маркс считал, что с прошлым нужно расставаться весело. Смех и смерть — две совершенные лекарственные формы. Говорят, что еще время лечит, но это уже утешение для адептов гомеопатии.

Алексей Зимин — главный редактор сайта «Афиша-Еда»