Прямая речь: какие впечатления остались от пресс-конференции Владимира Путина

19 декабря прошла ежегодная большая пресс-конференция Владимира Путина. За три с половиной часа президент ответил почти на 60 вопросов, прокомментировав в том числе ситуацию в Донбассе, допинговый скандал, изменение Конституции, «мусорную» реформу, дело журналиста Ивана Голунова. “Ъ” попросил ньюсмейкеров поделиться впечатлениями о том, как прошла беседа главы государства с журналистами.

Иван Голунов, журналист:

— Я частично согласен с оценкой Путина работы Управления собственной безопасности МВД. Его сотрудники действительно провели хорошую работу, и у меня к ним нет вопросов. И, собственно, от президента я узнал то, чего добиваюсь уже на протяжении полугода, а именно возбуждения уголовного дела по факту фальсификации доказательств и применения насилия сотрудниками полиции.

Александр Тихонов, четырехкратный олимпийский чемпион по биатлону:

— Я бы еще хотел услышать от Путина, куда делось 70% наших деревень, о миллионах заброшенных кладбищ, где лежат наши воины, и почему на самой богатой территории Земли 40 млн бедных. А если говорить о допинге, то я считаю, что президент не прав, нас наказывают не за прошлую фальсификацию, а как бы впрок. И думаю, что нам еще «выкатят» и в других видах спорта, в том числе и в биатлоне. Четыре года мы тянем резину, не говорим ничего вразумительного, Колобков «ни бэ, ни мэ». Кругом безграмотность, президенту врут, а он это вещает на весь мир.

Сергей Шахрай, один из авторов (Собчак—Шахрай—Алексеев) Конституции России 1993 года:

— Сейчас нет ни одного серьезного повода влезать в текст Конституции, это не одна брошюрка, а огромный талмуд. В нашей системе ломать текст — это политический хаос и нестабильность. Если в Конституции что-то не работает, а в жизни все достаточно хуже, это не означает, что надо ухудшить Конституцию до плохой жизни. Нужно плохую жизнь подтягивать к стандартам основного закона. Еще 200 лет и, возможно, это случится.

Дмитрий Миловидов, член координационного совета общественной организации «Норд-Ост»:

— Не знаю, для чего и кому она нужна, на такой пресс-конференции все вопросы заранее заготовлены, в том числе и по достаточно жестким проблемам. Все наши вопросы, которые выставлялись от «Норд-Оста» и Беслана, всегда и всеми игнорировались. Это вопросы о проведении операции в «Норд-Осте», о проблемах и бедах заложников и их семей сегодня. Все наши требования мы озвучили в фильме Екатерины Гордеевой «Норд-Ост. 17 лет». Потом господин Песков сказал, что фильм он не смотрел, но факты неоказания помощи заложникам он проверял. Вот и все.

Леонид Кравчук, первый президент независимой Украины (1991–1994 годы):

— Если бы у президента России не было заявлений о том, что Причерноморье и восток Украины — это исконно русские земли, я бы придерживался других оценок. Но эти слова позволяют мне сказать, что господин Путин не воспринимает Украину как государство. Он полагает, что это случайное, неестественное образование, которое вот-вот развалится. Мы рассматриваем будущее Украины как нормального соседа России, с которым надо жить, сотрудничать, но пока вынуждены опасаться уже не враждебных слов, а действий.

Станислав Шушкевич, в 1991–1994 годах председатель Верховного совета Республики Беларусь:

— Прежде всего — зачем нужно Союзное государство? На этот вопрос нет ответа, это политический демарш людей, которые не знают, как улучшить благополучие собственных граждан. Выдумываются какие-то никчемные проекты, говорят о совместных научно-технических программах. Две нищие научные школы будут объединяться и станут еще более нищими по некоторым направлениям! Надо объединяться и работать с теми, кто находится на передовом крае науки, это же очевидно. Надо устанавливать нормальные отношения с Беларусью. Не надо говорить, что мы единый народ, дружественный — да. На этом надо основываться и перестать дурью маяться.

Алена Попова, юрист, соавтор законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия:

— Мнение Путина о законе против домашнего насилия определяющее. Если бы он его в явной форме поддержал, закон был бы принят в самые сжатые сроки. Он этого не сделал, но и не выступил против его принятия. Еще спасибо, что своим высказыванием Путин не дал команду всей государственной системе остановить работу над законом, иначе минимум до 2024 года мы бы его точно не увидели. А так остается надежда, что здравый смысл восторжествует.

Эдуард Сагалаев, президент Национальной ассоциации телерадиовещателей:

— По моему мнению, проводить пресс-конференцию стоит, потому что есть вопросы, на которые президент не дает ответов ни в новогоднем телеобращении, ни в послании Федеральному собранию. Смысл в этих встречах с журналистами, безусловно, есть, хотя, конечно, это иногда напоминает новогодний карнавал.

Сергей Алексашенко, экономист:

— Человеку, который сидит в своем кресле уже 20 лет, сказать просто нечего. Если бы он сказал, что, когда закончится президентский срок, уйдет из политики и больше в нее никогда не вернется, вот это было бы новостью. А все остальное неинтересно, старо и долго. Думаю, что кто-то в начале президентства объяснил Путину, что нужно общаться с журналистами. Ему было это интересно, это был для него драйв и кайф. А закончить эту традицию сложно, нужно, чтобы ему это кто-то хорошо и четко объяснил, что это уже стало никому не интересно.

Юрий Жулёв, президент Всероссийского общества гемофилии, сопредседатель Всероссийского союза общественных объединений пациентов:

— Что касается нехватки жизненно важных препаратов, здесь вопрос комплексный. Бывают перебои с препаратами из-за системы закупок, из-за регулирования цен, когда компании уходят с рынка, им становится невыгодно присутствовать в России. Бывают объективные причины, когда происходят технологические изменения у компании, она временно или вообще снимает с производства какие-то препараты. Актуальна проблема с применением незарегистрированных лекарств. Я обратил внимание на фразу президента о том, не имеет ли смысл оставлять на лекарстве тех пациентов, которые хронически к нему привыкли. Перевод хронического пациента каждый месяц, а то и несколько раз в месяц с одного препарата на другой — это огромные клинические риски и психологическое давление на человека.