Константин Симонов в эфире “Ъ FM” — о переговорах России и Белоруссии по транзиту нефти

Россия и Белоруссия пока так и не договорились о транзите нефти. Очередной раунд переговоров в Минске не привел к существенным результатам, сообщили «РИА Новости» в белорусском антимонопольном ведомстве. Диалог придется продолжить в ближайшее время. Сторонам не удается договориться о тарифах. Белорусские СМИ сообщают, что Минск даже предлагает их повысить в качестве компенсации за «грязную» нефть, которая поступала из России. Так что же мешает России и Белоруссии заключить новое соглашение? На этот вопрос ответил директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов. С ним беседовал ведущий “Ъ FM” Петр Косенко.

— Мне кажется, основная причина заключается в том, что мы никак не можем определиться, что же такое для нас Белоруссия. Почему? Потому что если все-таки мы считаем, что Александр Лукашенко — наш политический партнер, тогда вроде как в нашей системе координат нужно партнерам каким-то образом помогать. Если же мы понимаем, что никакой он нам не партнер, тогда нужно отношения с Белоруссией строить по принципу «дружба дружбой, а табачок врозь», и, соответственно, исходить из наших коммерческих интересов.

— Логика процесса как раз говорит о том, что, похоже, что Москва именно по этому пути пошла.

— С одной стороны, да. Мы видим, что впервые не удалось Лукашенко еще до истечения прошлого года решить на год вперед все свои вопросы. Тема была перенесена на этот год, включая и газ. Вы знаете, что всего на два месяца продлили условия, причем действующие условия, которые скорее выгодны нам, чем Белоруссии. Напомню, что Белоруссия призывает дать ей газовую цену Смоленска, а не получать газ почти по $130. Мы видим довольно жесткие заявления, включая, скажем, заявления пресс-секретаря «Роснефти» Михаила Леонтьева о том, что закончился период «сладкой жизни» для Лукашенко, пора уже отвечать за свои обязательства.

Тем не менее, одна из проблем в отношении с Белоруссией заключается в том, что мы сами стали играть в эту тему интеграции, стали создавать единое экономическое пространство. В документе написано, что мы должны создать единый энергетический рынок. То есть, понимаете, мы, с одной стороны, играем в эту интеграцию, все время говорим, как это важно, как это значимо, подписываем кучу документов, которые, такое ощущение, что не все у нас в правительстве читают. А потом наши соседи, которые более внимательно к этому подходят, приходят к нам и говорят: так, подождите, мы же с вами экономические партнеры, у нас с вами единое экономическое пространство, вы обещали создать единое энергетическое пространство, там же это все написано. А вы теперь, какие вы нехорошие, не хотите теперь газ давать по ценам России. Значит, мы найдем чем вам ответить. Поэтому вся эта общая игра в интеграцию приводит к тому, что, на самом-то деле, мы целенаправленно Лукашенко припираем к стенке и говорим: плати. А этого не получается. Отсюда и все эти нудные, долгие переговоры.

Лукашенко не может решить ряд финансовых вопросов, которые ему нужно решить: вопрос цены на газ, вопрос с компенсацией за дихлорэтан в «Дружбе», вопрос с ускорением налогового маневра, это касается и цены на поставляемую в Белоруссию нефть, и варианта с распространением обратного акциза, который предоставляется российским НПЗ, на белорусские НПЗ. Пока все эти темы находятся в подвешенном состоянии. Поэтому он делает то, что делал всегда — показывает России, что он может нанести ей серьезный ущерб, и финансовый, и политический. Все его заявления, которые он сделал в декабре и январе, в эту логику укладываются. В политическом плане он говорит, что уйдет на Запад, в НАТО. В экономическом плане он начинает выдумывать эти истории, то с повышением тарифа, то экологическим налогом. Лукашенко всячески пытается показать, что если Россия не собирается оплачивать его счета, он будет относиться к этому предельно прагматично и найдет, что придумать.

— Тогда получается, что Москва находится в совершенно беспомощном состоянии, если Лукашенко таким образом ею крутит?

— Вроде бы и принято решение в этот раз Лукашенко до конца додавить, но, опять же, огромное количество людей говорят: но у нас же интеграция?. И мы сами эту кашу заварили, и поэтому получается, что вроде как и нужно его выдавливать, а, с другой стороны, вроде как нужно эту тему с интеграцией проводить. Потому что, если додавим его сейчас, встанет вопрос: зачем нам тогда вообще все единое экономическое пространство, зачем мы все это затевали, если даже с Белоруссией мы не можем элементарные вопросы решить? Поэтому, если бы мы честно просто признали, что все, мы в эти игры не играем и подходим прагматично к нашим соседям, может быть, нам бы проще жилось. Но мы этого психологически сделать никак не можем.

— То есть рано или поздно Москве все-таки придется хотя бы частично пойти на уступки в переговорах по транзиту?

— Совершенно очевидно, что вся эта интеграция совершается за счет Москвы. Либо мы играем в эту игру и тогда платим в той или иной форме, либо мы честно говорим, что все это слишком серьезное обременение для нас, и мы предпочитаем более понятные экономические модели, и тогда действительно мы Лукашенко говорим: «Друг, не будет у тебя газа по цене Смоленска». Потому что он же все время говорит, что вы же обещали мне единое энергетическое пространство. Надо сейчас сказать: «Не будет, друг, никакого единого энергетического пространства». Мы, условно говоря, пошутили или ошиблись, забудь про это.

Вот реалии: мы и так тебе даем газ дешевле, чем для европейских потребителей, и так ты получаешь определенные скидки, извини, вот это максимум того, что ты можешь получить. Или ему сейчас сказать: «Не будет у тебя обратного акциза для твоих заводов, потому что ты не Россия. Российские заводы их получают, потому что они российские, а у тебя белорусские заводы. Все, извини, но таковы правила игры». Но если бы мы это честно сказали, было бы гораздо проще, а мы же это ему не говорим, мы ему вроде как намекаем, но при этом все равно утверждаем, что у нас Союзное государство, конечно, интеграцию никто не отменял, и все эти документы никто не отменял. И поэтому тут тоже получается такая немножко странноватая ситуация.