Реально ли обновить расклад в Думе?

Начало нынешнего года ознаменовалось необычной активностью на ниве оргпартработы: с одной стороны, заявили о себе сразу несколько новых партийных проектов, с другой — заговорили о глубоком кризисе «традиционных» институций. Отчего такое оживление и к чему оно приведет, разбирался «Огонек».

Ольга Филина

В разговорах о переменах, порожденных январским президентским посланием (заложенные в него инициативы и в самом деле встряхнули «элитное болото»), борются сегодня две темы — «поправок» (к Конституции, прежнему курсу и пр.) и «обновления» (жизни во всех сферах вообще). В поддержку запущены многообразные сюжеты: всеобщее голосование по Конституции, сулящее новый выходной, прорастающие политические дискуссионные клубы и, конечно, очередной заход на партстроительство.

Бизнесмены средней руки, молодящиеся писатели, эпатажные театралы собираются пополнить обновленную полномочиями Думу, сбиваясь за компанию и правду в новые партии. Одним словом, «движуха». Ее перспективы, правда, оценивают по-разному.

— Мне не кажется, что это кружение может породить хоть что-нибудь сколько-нибудь новое,— полагает Владимир Гельман, профессор факультета политических наук Европейского университета в Санкт-Петербурге.— Просто потому, что от добра добра не ищут: существующая в Думе конфигурация является для Кремля вполне рабочей и будет, так или иначе, длиться.

— Так-то оно так, но я знаю, что люди, включенные в актуальную политику, уже всерьез размышляют, как воспользоваться «окном возможностей»,— считает Александр Сунгуров, профессор департамента прикладной политологии НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге.— Ведь какая еще есть альтернатива? Действовать нелегально, лечь лапками кверху? Одно другого хуже. А значит, любую повестку надо использовать. Голосование по Конституции думают устроить в день 150-летия Ленина, а тот, между прочим, признавал, что «попытка игнорировать выборы в Думу была ошибкой». Я думаю, опыт товарищей стоит учитывать и современным партийцам.

Есть и еще один подход к оценке предложенного Кремлем весеннего «политического меню». Серьезное оно или несерьезное, принимать его во внимание или считать случайным, зависит от того, какие люди за ним стоят. А раз люди стоят серьезные, то и все происходящее тоже серьезно — не в одном, так в другом смысле.

Попробуй собери

Принято считать, что «обновление» актуально потому, что все партии, главные думские лица морально устарели. Они были давно, они всем наскучили и требуют ребрендинга. Однако это взгляд, что называется, со стороны, а не изнутри процесса. В глазах «действующих архитекторов» нынешняя система может оказаться моложе прочих.

— Подумайте только: ставку на формирование лояльного большинства в Думе Кремль делал где-то с 1993 года, а конституционное большинство в нижней палате парламента официальная партия власти получила только в 2016-м,— рассуждает Василий Жарков, декан факультета политических наук Московской высшей школы социальных и экономических наук.— Менялись курсы, правительства, и только настройка парламента шла по одному, заранее заданному сценарию. Пусть за это время изначальная цель, ради которой все затевалось (создать Думу, поддерживающую реформы), сошла на нет: уже и реформ не предвидится, и у руля другие люди, но ведь какая неотступность и преемственность!

И, действительно, как теперь с таким долгостроем расстаться? В конце концов, мы, сетуя на отсутствие в стране «долгого взгляда», планирования на 10 и более лет вперед, будем непоследовательны, если не заметим, что есть одна сфера, в которой это планирование вполне реализовалось, а взгляда хватило аж на 20 с лишним лет,— это наша Дума. Логично было отметить ее первый срок «идеально-завершенного функционирования» подарком: расширением полномочий. И вполне возможно, что «делателями» системы, включая спикера Вячеслава Володина — ветерана партстроительства с 1996 года, так оно все и было воспринято.

Ломать не строить, скажет вам в этой связи опытный человек, иронизируя над капризным требованием «новых лиц».

— Есть люди в администрации президента — в соответствующем подразделении, на полных ставках, которые десятилетиями, десятилетиями (!) тратят свое время на то, чтобы следить за тем, как развивается наша представительная ветвь власти,— замечает Игорь Минтусов, председатель совета директоров «Никколо-М», президент Европейской ассоциации политических консультантов.— И будьте уверены: они не смотрят на наш политический ландшафт глазами жениха или невесты, выбирающими партнеров помоложе и покрасивее… Для них важно, какой процент избирателей представляют текущие 450 депутатов Государственной думы. Если, условно, они отражают 80 процентов различных мнений избирателей — это одно дело, а если отражают только 50 — совсем другое. У администрации, которая взирает на всю ситуацию с партиями сверху вниз (потому что она облечена высокой миссией — отвечать за существующую систему), появляется ощущение, что значительная часть электорального спектра сегодня не имеет своих представителей в Думе, а это не здорово. Поэтому стали говорить об «обновлении».

Но, опять же, отмечает политконсультант: ключевой категорией во всех взвешиваниях, перетрясках и комбинациях думского состава остается «управляемость».

Яркие люди в парламенте — украшение власти, но светить они должны в определенное время (накануне выборов), не нарушая порядка политической системы.

Найти подходящие кадры — большое искусство, а воспитать — долгое время, поэтому «воспитанниками» не разбрасываются, даже если им 70 или 80 лет.

— Есть много экономических игроков, которые готовы дать деньги на создание какой-либо «партии», но разрешается это только тем, кто безусловно лоялен, сто раз проверен и так далее,— резюмирует Игорь Минтусов.— Если попытаться классифицировать существующие и возникающие партии, то огромная доля среди них — это, так сказать, партии-стартапы, «партийные проекты». Пример из 90-х годов: партия женщин. Мол, пусть она будет представлять интересы всех женщин. Пример из нулевых годов: партия пенсионеров, на одном названии получающая два-три процента голосов… К политике все это имеет мало отношения. Часть таких «проектов» задумывается как спойлеры, большинство аморфных объединений бизнесменов на правом фланге — из этой серии. Ну, а есть партии, в которых числится хоть один-два «homo politicus», по Аристотелю. Они интереснее и опаснее, так как homo politicus отличается тем, что умеет чувствовать и собирать свой электорат. Видимо, идеальный сценарий «обновления» сводился бы к тому, чтобы в Думе появилось несколько системных homo politicus, но никак не получается найти проект, который бы проходил по всем критериям: лояльности, управляемости, эффективности… И это объективно сложно.

Все партии — власти

Получить вполне «новую Думу» через полтора года мы не сможем хотя бы потому, что кубики для ее перестройки еще не сформированы и так быстро не окрепнут. Подручный материал, конечно, имеется: для «ряженых православных» припасен Константин Малафеев со своим «Двуглавым орлом» и псевдо-казачьей повесткой, для новых сталинистов имеется Захар Прилепин со товарищи, для бизнесменов найдут, видимо, какого-нибудь средне-малого предпринимателя… Но чем, спрашивается, все перечисленное лучше имеющегося? Разве что сроком службы, потому что моложе.

— Партия «За правду» — это попытка реинкарнации партии «Родина», которая в свое время перестала нравиться центру, и в этом смысле тоже из старой колоды,— полагает Василий Жарков.— К тому же это «партия ветеранов Донбасса», и, возможно, в этом качестве имеет какой-то смысл: всех этих заслуженных деятелей, военные подвиги которых больше нежелательны, отправляя в парламент… переводят на новую должность.

— С «Единой Россией» просто: если новому правительству удастся чего-то добиться в плане выполнения майских указов, причем как старых, так и новых, тогда у нее есть шанс приписать часть заслуг себе,— считает Сергей Беспалов, ведущий научный сотрудник Института общественных наук РАНХиГС.— Но и в случае самого пессимистического сценария ее-то есть чем заменить — «Общероссийский народный фронт» был предусмотрительно создан, выпестован и не пущен в расход. У архитекторов нашей партийной системы, таким образом, есть свой «резервный фонд» для маневра.

Выживаемость случайных «партийных проектов», в классификации Минтусова, приближается к рыночной выживаемости любого стартапа: один сохранившийся к четырем исчезнувшим. Причем сохранившийся еще не значит успешный. Выживаемость проектов, в которых присутствуют homo politicus, нужно взвешивать на других весах, однако в сложившейся практике (после экспериментов 2011–2014 годов) у людей, не имеющих или не признающих своей генетической связи с администрацией, нет шансов оказаться на заметных позициях (что не мешает отдельным энтузиастам надеяться проникнуть куда-то втихую).

— Строго говоря, у нас почти все партии — это партии власти, в том смысле, что созданы властью,— рассуждает Василий Жарков.— КПРФ — это партия бывшей власти, ЛДПР возникла еще в советское время, в 1990 году, кем и как — на то есть много конспирологических догадок, но в любом случае не без санкции «верхов», «Справедливая Россия» тоже очевидный проект. Да и до того картина была та же. Совершенно примечателен здесь, конечно, 1999 год, когда «партия власти» в широком смысле шла на выборы тремя отдельными объединениями: «Единством» (с новым тогда лицом — Владимиром Путиным во главе), лужковско-примаковским «Отечеством — вся Россия», а также немцовско-хакамадовским «Союзом правых сил». Все три перечисленные партии были созданы «кремлевскими» людьми, не исключая и последней: Немцов только-только покинул кресло вице-премьера, а в саму «СПС» влили остатки «Демвыбора» Гайдара. Кто и когда у нас не был «партией власти»? Разве что «Яблоко». Притом что оно не партия с ярко выраженной идеологией, а скорее партия определенного сословия, класса — советской интеллигенции, ряды которой оказались сильно выкошены уже к началу 2000-х.

Обозревая ландшафт нашей новейшей парламентской истории, теряешь ориентиры: кто здесь кого «не пускает», кто с кем борется и как все это связано с представительством — сложно уловить.

Получается, чтобы что-то собой представлять, чтобы иметь право представлять кого-то собой, надо быть сначала представленным власти.

Планета Россия

— Мы не очень понимаем, каким мог бы быть наш парламент, формируйся он по другим принципам,— замечает Владимир Гельман.— Хорошо известно, что жизнь богаче любой развитой фантазии, а процесс партийного строительства непредсказуем. Как показывает практика наших соседей в Восточной Европе, партстроительство оказывается чрезвычайно пестрым явлением, будучи отпущенным «на волю». Далеко не всегда симпатичным, не всегда созидающим, но только открытая конкуренция может в конце концов привести к формированию жизнеспособных партийных систем.

Конкуренция, впрочем, требует разнообразия живых сил. И где-то здесь коренится проблема: все наши партии росли из тех «центров силы», которые остались в наследство от Советского Союза. А что там было? Ну, власть как категория, смысл, сила — это бесспорно. Еще, видимо, немножко «советской интеллигенции» (совсем немножко — на уровне шести процентов поддержки). А дальше — равнина, без смыслов и различий.

— Когда я смотрю на то, как у нас сегодня возникают новые партии, а именно: проводят учредительный съезд, выпускают энное количество текстов, некий «меморандум», а потом растворяются в воздухе, я невольно думаю, что воспроизводится привычная до боли картинка появления «диссидентских» партий в СССР,— рассуждает Василий Жарков.— В Советском Союзе они, собственно, больше ничего и не могли: только провести съезд и издать манифест, потом их тут же сажали и закрывали. И, видимо, случился импринтинг — так и стало восприниматься партстроительство: так отдельные энтузиасты строили в 1990-е, так строят и сейчас. Там, где должна начинаться собственно работа, ничего нет — зияющий провал. Может ли у нас быть иначе? Когда-то, совсем в другой стране, могло: я, конечно, вспоминаю наши Думы начала XX века. Хотите верьте, хотите нет, но там вообще не было «партий власти»! Ни одной. Были центристы — «октябристы», которые представляли в основном крупную буржуазию и, служа «маятником», создавали альянс то с правыми, то с левыми. Слева были «кадеты» и «эсеры», справа — «Союз русского народа». Их не создавали в Зимнем, они как-то сами выросли. Поддержкой властей пользовались только черносотенцы из СРН, но и они не были никакой партией власти. То действительно была другая страна.

И управляться с ней было, как мудро заметили бы современные администраторы, ой как непросто. Столыпин, например, мог; кое-как мог Коковцов после него. А потом… В общем, страшно ввязываться, страшно почувствовать-таки под ногами живую Россию. Потому хочется бесконечно задерживать постсоветский транзит, основная характеристика которого — инерция отсутствия силы где-нибудь, кроме Кремля.

Это не просто мотив, скорее — алгоритм, которым наша политика живет уже два десятка лет. А наш парламент, получается,— иллюстрация запланированной и скрупулезно реализованной за это время задержки в развитии. Вот и весь сказ про партстроительство, напоминающее пока хитроумную расстановку кривых зеркал, в которых бесконечно отражается одна и та же партия. Породить другую — будто открыть новую планету (читай: нашу страну). Когда кому удастся, неведомо…