Мольером об стену
«Lё Тартюф» Юрия Муравицкого в Театре на Таганке
В Театре на Таганке вышел спектакль по пьесе Мольера, которую в легендарные годы «Таганки» ставил Юрий Любимов. Теперь в стенах «Таганки» другой театр, но с тем же именем представил свою версию. «Тартюфа» нашего времени посмотрела Алла Шендерова.
Похоже, Любимов зарядил «Таганку» на пару десятилетий вперед. Иначе не объяснить, почему театр, давно существующий без худрука и почти полностью сменивший труппу, мало что жив — временами выпускает премьеры, которые сразу становятся хитами.
Главный козырь этого «Тартюфа» — то, что в нашем театре все еще в дефиците: форма. Художник Галя Солодовникова придумала простое и изысканное решение — выстроила на сцене белый павильон. Он сужается к глубине, в центре его задней стенки — дверца. По бокам авансцены, уже за пределами короба, сидят музыканты. В прологе белые стены залиты густым синим светом. Слуга Арлекин (у Мольера — служанка Флипота) раскланивается залу: персонаж Павла Бессонова позаимствован из легендарного спектакля Джорджо Стрелера «Арлекин, или Слуга двух господ», но вместо сноровки наделен комичной неловкостью.
В глубине короба распахивается дверь, в которую пытаются протиснуться все персонажи разом — этакая семейка Аддамс. Их силуэты оттенены густым, как краска, серым фоном. Он отменно подсвечен (художник по свету — Сергей Васильев) и тонко подзвучен (композитор Луи Лебе стилизует барочную музыку, микшируя с новой). Зрители ахают от восторга.
Выстроившись вдоль рампы, семейка Аддамс — нет-нет, конечно, семейка Оргона, чьи стильные костюмы и белый грим намекают на комедию дель арте и вампирский сериал одновременно, распевает что-то из самоучителя французского. Старательно, но с жутким акцентом. Тут вообще играют акцентами, и все пытаются грассировать.
Вездесущая Дорина (Евгения Романова) ловко движется, несмотря на пышный турнюр. В какой-то момент текст в ее исполнении превращается в лихой рэп, потом в танец а-ля Майкл Джексон. Слова «слухи» и «мухи» она произносит через «ю», отчего выходит не французский акцент, а говор уроженки солнечных республик СНГ, приехавшей к Оргону на заработки.
Согнутая пополам, снабженная двумя клюками госпожа Пернель (остроумная Надежда Флерова) произносит «стол-по-вторение». Клеант же (Артем Болотовский), раньше других смекнувший опасность Тартюфа, разражается длинным монологом (тут приходится признать, что оригинальный текст Мольера в переводе Михаила Донского архаично многословен). От волнения Клеант вдруг сбивается с французского акцента на немецкий, речь превращается в выступление на митинге. «Гип-гип ура…» — скандирует он. Зал хлопает. «Зиг хайль!» — зал притихает.
Чистая речь достается лишь Мариане (Полина Куценко), похожей на огромную механическую куклу в розовом платье. Но у нее проблема посерьезнее: похоже, у девушки алекситимия — эмоциональный дальтонизм, столь частая сегодня болезнь. Оргону, сватающему ее за ненавистного Тартюфа, она отвечает звонким радостным голосом на все готовой пионерки. Дорина должна разъяснить ей, что ей надо чувствовать, и только тогда Мариана начнет бунтовать.
В общем, история узнаваема: близкие разобщены и никого, кроме себя, не слышат. Зато уж Тартюфа («брусникинец» Роман Колотухин) замечают сразу. Его с ходу принимает и зал: в красном дыму на сцене появляется голый рокер с крестом на шее и электрогитарой на чреслах. Первым делом он идет обольщать не Оргона, а зрителей и, конечно, пользуется успехом. Как и любое зло в стильной соблазнительной упаковке.
Оттого и рушится дом Оргона. Рушится на глазах: в потолке угадываются трещины, бумажные стенки становятся все более тонкими, и в какой-то момент Оргон (Василий Уриевский) выкидывает надоевшего ему увальня Дамиса (Павел Комаров), просто швырнув об стену — в ней образуется черная дыра, куда потом с акробатической ловкостью и смачным визгом вылетит Эльмира (Дарья Авратинская). Но Тартюф, повозившись в черноте, вытащит ее и завалит на стол.
Юрий Муравицкий дает публике то, чего ей в театре так не хватает: яркую, острую, иногда на грани фола, форму (чего стоит сцена, когда легко одетые ангелы коронуют Тартюфа, вступающего во владение домом, а музыканты зловеще камлают: «Тартуф-сатанум…»), дарит радость прямого общения с персонажами, то и дело отправляя актеров в зал, и в меру нагружает текст культурными отсылами. Не сразу понимаешь, что косноязыкая речь взамен классической французской читки и нелепые лацци дурака-арлекина — прием, а не недоработка. Потому что этот стильный и довольно сложно устроенный спектакль рассказывает о примитивных существах (что, кстати, сближает его с новой мхатовской «Чайкой» Оскараса Коршуноваса) и подначивает публику на столь же примитивные реакции.
Когда зрители вдоволь насмеются и «нафоткаются», а в антракте «запостят видосики» в соцсетях, режиссер обрушит на них финал, в котором справедливый монарх, решив расправиться с пройдохой Тартюфом, заодно зачистит и дом Оргона со всеми домочадцами. Нашего времени случай. Выживут только спецназовцы.