Дмитрий Захарченко о своих уголовных делах и борьбе с коррупцией в России

Экс-полковник МВД Дмитрий Захарченко, отбывающий срок в мордовской колонии, впервые прокомментировал “Ъ” свое новое уголовное дело о взятках в объеме 1,5 млрд руб. Заявляя о своей невиновности, господин Захарченко утверждает, что не знает, какими нужно обладать полномочиями, чтобы получать такие откаты. При этом у него есть свой рецепт борьбы с коррупцией.

— 26 февраля мне предъявлено обвинение в получении взятки, существо которого мне абсолютно непонятно, хотя я внимательно несколько раз ознакомился с текстом постановления. Единственное, что могу отметить, это огромные цифры, фигурирующие в нем. Я слабо представляю себе, какими всеобъемлющими полномочиями должен обладать человек, которому бы платили в таких масштабах с 2007 года за общее покровительство. Уверенно могу сказать, что такими полномочиям я точно не обладал. Сейчас я ожидаю ознакомления с материалами уголовного дела, чтобы понять, каким образом следствие связывает меня с сомнительными виртуальными счетами. Заранее прогнозирую, что свидетелями обвинения уже по традиции будут обвиняемые по другим уголовным делам, которые плотно сидят на крючке у следствия. По прошлому уголовному делу проходило пять таких свидетелей — двоих в обмен на показания против меня освободили от уголовной ответственности, еще трое признались, что в их соглашении о досудебном сотрудничестве в качестве условия для смягчения участи прописан пункт — дать против меня показания. Была даже одна потомственная гадалка.

Не знаю, каких шаманов и экстрасенсов в этот раз привлечет следствие по новым эпизодам, чтобы хоть как-то обосновать надуманное обвинение.

Из средств массовой информации мне известно, что в моем деле в качестве свидетеля фигурируют Герман Горбунцов и Петр Чувилин, обвиняемые в крупных мошенничествах и растратах. Полагаю, что таким образом данные граждане пытаются решить свои вопросы с правоохранительными органами.

— С вами проводятся следственные действия по этому и другим уголовным делам?

— В это трудно поверить, но следователь, занимающийся расследованием по предъявленному мне 26 февраля обвинению, познакомился со мной спустя полтора года после возбуждения уголовного дела. Приехал предъявить мне обвинение и в тот же день объявил, что следствие по делу окончено. Только для меня оно и не начиналось вовсе, я не принимал в нем никакого участия. Как говорится «без меня меня женили». Я и моя защита попытались получить хотя бы разъяснения относительно предъявленного обвинения, которое мы впервые увидели, поскольку там фигурируют какие-то виртуальные счета, баснословные суммы, непонятные позывные. Я хотел уточнить, какое собственно отношение к этому всему имею я, и в зависимости от этого выстраивать свою линию защиты. Мне нечего скрывать — я готов участвовать в любых экспертизах, следственных экспериментах, очных ставках для установления истины. Но мне пояснили, что мое участие в расследовании совершенно не требуется. В настоящий момент в этой связи защитой в адрес председателя СКР и генерального прокурора РФ подана жалоба о нарушении моего права на защиту. Это красноречиво указывает на то, что я не имею никакого отношения к расписанной в обвинении истории, а лишь искусственно к ней «привинчен».

Меня четыре года пытаются вписать в какое-нибудь уголовное дело, где фигурируют денежные средства, примеряют то туда, то сюда.

Выясняют, с кем я один раз, может быть, случайно попил кофе, и незамедлительно «объединяют» в организованную преступную группу. Доходит до смешного. У матери моего ребенка был сосед по лестничной клетке, у которого кто-то из родственников не смог поехать на отдых в Сочи. По случаю он предложил мне купить забронированные и оплаченные путевки, чтобы они не сгорели. В тот момент у меня как раз был отпуск, и я приобрел их у него, оплатив всю стоимость. Теперь следствие всерьез вменяет мне эту путевку в качестве взятки. Сначала меня осудили за «мифическую» скидочную карту ресторана, официально числящуюся за другим человеком, теперь за путевки, которые я купил,— не перестаю удивляться фантазии следователей, которые из любой бытовой ситуации могут придумать особо тяжкое преступление.

Ввиду отсутствия реальных доказательств, перед предъявлением мне обвинения в СМИ усиленно создавали негативный образ, как в случае с предыдущим делом, так и сейчас.

Вбросы недостоверной информации обо мне происходят практически каждый день.

Под черный пиар попадают и мои родственники, близкие. Недавно видел по телевизору в новостях, что якобы моя дочь Захарченко Ульяна перевозит на виллу в Италии из России своего коня. «Важная», конечно, новость для федерального канала, но правда тут только одна — верно указано имя моей дочери. Виллы с конюшней у меня в Италии нет, а есть только барак в мордовской колонии. Приходится подавать в суд на подобные источники и издания, поскольку это уже выходит за грани разумного и затрагивает интересы детей.

— Перед отправкой в колонию в «Лефортово» вам присвоили статус «склонен к побегу и насилию», получается, что оправдываете его? Во всяком случае, по сообщениям из Мордовии вы уже несколько раз попадали в штрафной изолятор за то, что подрались, конфликтовали с начальством…

— Действительно, в настоящий момент в Лефортовском районном суде Москвы рассматривается заявление об оспаривании присвоения мне статуса «склонного к побегу и нападению на сотрудников правоохранительных органов». «Наградили» меня таким статусом непосредственно за день до отправки в колонию. В этой связи я вынужден каждый час отмечаться у дежурного по колонии, меня контролируют даже ночью. Основанием для постановки на профилактический учет, как выяснилось уже в суде, послужил рапорт сотрудника изолятора «Лефортово», в котором он изложил, что якобы слышал через дверь камеры, как я разговаривал сам с собой о том, что планирую выйти на свободу пораньше. При этом проблем с психическим здоровьем я никогда не испытывал, вести диалоги предпочитаю с собеседником, нарушений режима за три года в изоляторе не допускал. Примечательно то, что нагрудного видеорегистратора у сотрудника в этот день не было, видеозапись из камеры изолятора удалилась, а самого рапорта в моем личном деле, направленном в колонию, не оказалось. Очевидно, что он мог быть создан задним числом в связи с обжалованием в судебном порядке незаконных действий по постановке меня на профилактический учет как «особо опасного элемента». Кроме того, сама процедура постановки на учет противоречит практически каждому пункту специальной Инструкции по профилактике правонарушений среди лиц, содержащихся в учреждениях уголовно-исполнительной системы, утвержденной приказом Минюста РФ от 20 мая 2013 года №72.

Информация же, публикуемая в СМИ, в том числе относительно моей жизни в колонии, в 99% случаев не соответствует действительности. Нарушений, касающихся оснований моей постановки на учет, я не совершал. Иные вопросы рассматриваются в установленном законом порядке компетентными органами, в том числе системы ФСИН.

— По одному из эпизодов первого уголовного дела вас оправдали, признав за вами право на реабилитацию, воспользовались им?

— Я ожидаю оправдания по всем эпизодам уголовного дела, поскольку обвинения объективно ничем не подтверждаются.

Пресненский районный суд Москвы после девяти месяцев судебного разбирательства, оценив все обстоятельства по делу, не нашел доказательств моей причастности к получению каких-либо незаконных денежных средств. По «денежному эпизоду» я оправдан, так как в деле нет ни моего требования передать взятку, ни действий, которые я совершил взамен, нет свидетельств передачи и получения предмета взятки.

Надеюсь, Верховный суд РФ установит, что в моих действиях по эпизоду с дисконтной картой нет не только состава, но даже самого события преступления.

Я не мог, даже при желании, оказывать общее покровительство по службе компаниям в сфере торговли рыбной продукцией и ресторанного бизнеса, так как работал на тот момент в управлении (ГУЭБиПК МВД.— “Ъ”), курирующем топливно-энергетический комплекс, и не имел никакого отношения к биоресурсам. У меня просто не было полномочий оказывать общее покровительство рыбному ресторану. Я выступал в прениях несколько суток и детально проанализировал каждый тезис обвинения. Мне вменяют получение имущественной выгоды без исследования первичной бухгалтерской документации, так как в нарушение налогового законодательства она была уничтожена раньше установленного срока ее хранения. Сумма, фигурирующая в деле, ничем объективно не подтверждена, как и факт использования мною вменяемой дисконтной карты. Видеозаписей из ресторанов не изымалось, так же как и блоков кассовых машин и серверов базы данных скидочной системы. В ходатайстве о запросе сведений по расчетным счетам организаций—собственников ресторанов в целях выявления лиц, оплативших счета с использованием банковской карты, было отказано. Внутреннего документа, регламентирующего критерии выдачи дисконтных карт, в ресторанах нет. А самое интересное, что в судебном заседании при детальном исследовании местонахождения моих телефонов с участием трех специалистов обнаружилось, что в 90% случаев использования дисконтной карты я находился далеко от ресторанов «Ла Маре»! Мое местонахождение во вменяемые даты по другим адресам подтверждали свидетели, которых суд либо не допросил вообще, либо не услышал.

— Какова судьба имущества, конфискованного у вас и родственников по иску Генпрокуратуры. Ответчики, в том числе ваши родители, остались без крыши над головой?

— Мои родственники и малолетние дети, а также знакомые были лишены жилья и имущества по решению суда, который необоснованно распространил действие антикоррупционных законов на неограниченный круг лиц. Единственным лицом, которое подпадало бы под роль соответчика по данному делу, является моя несовершеннолетняя дочь Захарченко Ульяна. Но ее квартира, приобретенная в 2013 году, декларировалась мною в установленном законом порядке в 2014, 2015, 2016 годах — все декларации с отметками отдела кадров МВД РФ есть в материалах дела. Да и для взыскания прошел срок исковой давности в три года — иск об обращении имущества в доход государства был подан в октябре 2017 года.

При этом в привлечении органов опеки и попечительства к участию в деле судом было отказано. Сейчас девочку и ее маму пытаются незаконного выселить, несмотря на то что требования о выселении ребенка из единственного пригодного для проживания жилого помещения противоречат нормам действующего законодательства, а также позициям Конституционного и Верховного судов. Мы неоднократно обращались к уполномоченному при президенте РФ по правам ребенка Анне Кузнецовой с просьбой взять под контроль ситуацию с изъятием жилья малолетних детей. Ведь помимо квартиры Ульяны были изъяты и единственные жилые помещения, где проживают другие маленькие дети — мой трехлетний сын Глеб, дочь моего племянника и даже дети моей давней знакомой. С ней я не общаюсь больше пяти лет, но почему-то прокурор и суд решили, что жилье для нее и ее мужа приобрел я. В ответ на обращение пришла отписка о том, что уполномоченный по правам ребенка некомпетентен в данной ситуации. А в чем же тогда компетентен? Детей выселяют жить на улицу. Кто защитит их права? В этом интервью я хочу еще раз обратиться к уважаемой Анне Кузнецовой, как к женщине и независимому государственному служащему, отстаивающему по своему статусу интересы детей, с просьбой разобраться в этой ситуации. Дети не должны быть жертвами и заложниками игр в правоприменение. Прошу объективности и неравнодушия!

Недавно в интернете опубликовали ответ Генеральной прокуратуры на обращение о проведении процедуры контроля доходов и расходов в отношении ряда высокопоставленных должностных лиц и их родственников, в частности, прокурора Москвы Дениса Попова. Согласно этому ответу, «в соответствии с ФЗ №273-ФЗ и 230-ФЗ, а также указом президента РФ от 23.06.2014 №460 родители и бывшие супруги не входят в перечень лиц, в отношении которых федеральные государственные служащие обязаны представлять сведения о доходах, расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, в связи с чем оснований для проведения в отношении них антикоррупционной проверки не имеется». Тогда почему же представители Генеральной прокуратуры ранее обратились с исковым заявлением об обращении в доход государства имущества моих родителей и иных лиц, заранее осознавая незаконность своих исковых требований?

Госдума неоднократно отклоняла законопроект о расширении круга лиц, доходы и расходы которых подлежат контролю в рамках антикоррупционного законодательства, резонно отметив, что такая мера является ущемлением конституционных прав граждан.

Надеюсь, компетентные органы все же дадут разъяснения собственникам имущества и общественности относительно безосновательного обращения в доход государства имущества детей, женщин и стариков. Изъятие имущества у широкого круга лиц по такой схеме — уже явно наметившаяся системная проблема, которая касается не столько самих госслужащих, сколько простых граждан и предпринимателей. На данную проблему необходимо обратить внимание как органам государственной власти, так и руководству страны с целью недопущения укоренения подобной порочной практики.

— Можете объяснить, откуда все-таки взялись миллиарды в квартире, которые суд признал вашими и конфисковал?

— Я неоднократно говорил, что не имею к этим деньгам отношения. Мне не вменяют эти миллиарды, они не признаны вещественным доказательством ни по одному уголовному делу, их незаконное происхождение не доказано. Их обнаружили не в моей квартире, а в квартире, у которой есть собственники, которые заявили на эти денежные средства свои права. При чем здесь я? Сейчас получается довольно странная ситуация: если у тебя в квартире нашли наркотики, презюмируется, что это твое, и доказать обратное, даже если их тебе подбросили, практически невозможно. Почему же тогда с денежными средствами иначе? Я добровольно сдал генетический материал, и экспертиза показала, что моих следов нет ни на сумках, ни на пачках денег — нигде. Да я и в той квартире не появлялся: камера видеонаблюдения показала, что в квартиру заходили только собственники. Так почему собственники денежных средств должны доказывать, что это их деньги, отчитываться, где они их заработали, если по закону они это делать не обязаны.

— На ваш взгляд, в России высокий уровень коррупции? Как можно решить эту проблему?

— Прежде чем приступить к решению проблемы высокого уровня коррупции в стране, необходимо обеспечить независимость и профессионализм судейского корпуса, иначе, как видно на моем примере, борьба с коррупцией превращается в фарс. До введения новых санкций, ужесточения ответственности на законодательном уровне необходимо обеспечить хотя бы единообразие применения существующего закона. А так мне дали одиннадцать с половиной лет за мифическую дисконтную карту ресторана под номером 13 545. Это означает, что существует еще более тринадцати тысяч обладателей такой карты. Мои адвокаты просили суд сделать запрос списков всех этих «счастливчиков», чтобы наглядно увидеть, сколько среди них государственных служащих, сотрудников правоохранительных органов. Между тем далеко ходить не надо — в моем деле свидетелем выступал генерал МВД, у которого таких карт две — одна его, другая супруги, и пользуются они ими на постоянной основе с 2006 года. А я стоял в клетке и слушал эту занимательную историю, доносящуюся с трибуны. Потом свидетель поехал домой или в ресторан использовать свою карту, а я поехал в Мордовию. О каком единообразии правоприменения идет речь?

Сейчас псевдоборьба с коррупцией зачастую превращается в средство устранения собственно борцов с коррупцией, тех, кто занимает принципиальную позицию. На меня в 2016 году завели уголовное дело, чтобы устранить от расследования по другому уголовному делу — о хищении многомиллиардных денежных средств при строительстве подстанции «Новая». Так называемое дело ОАО «Электрозавод». По этому делу была железная перспектива привлечь виновных к уголовной ответственности и вернуть деньги в бюджет — из публикаций в прессе следует, что дело «убивали» коррупционными методами. В дальнейшем меня «распиарили», искусственно сделав олицетворением коррупции в стране, и стали использовать мое имя для получения званий и наград. Но возбуждение уголовных дел на пустом месте без доказательств, лишение единственного жилья малолетних детей и стариков, выборочное применение закона — все это не имеет ничего общего с эффективной борьбой с коррупцией.

На самом деле необходимо сократить половину государственных служащих — преобразовать количество в качество. Это позволит повысить КПД каждого конкретного чиновника и усилить общественный контроль. При этом подбор кадров должен происходить по критерию профессиональных качеств, а не как у Грибоедова в «Горе от ума»: «При мне служащие чужие очень редки,// Все больше сестрины, свояченицы детки…// Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,// Ну как не порадеть родному человечку!»

Известный факт, что коррупция там, где много контролеров — рынок должен регулировать сам себя, поэтому либерализация экономики — также важная составляющая, если не для полного искоренения коррупционных проявлений, то для их сокращения точно.

— Вы сами давали взятки, допустим, на бытовом уровне — врачам или учителям? А вам во время службы в ГУЭБиПК их предлагали?

— Я никогда не давал и не принимал взяток. Профессии врачей и учителей считаю самыми достойными, требующими поддержки со стороны государства. Зарплата людей, которые выбрали своим делом помощь другим людям, должна быть такой, чтобы не было повода задуматься о получении незаконных вознаграждений. Мой отец — учитель, почти всю жизнь преподавал в школе, до сих помнит наизусть фамилии своих учеников. Его с целью оказать на меня давление осудили по уголовному делу о растрате денежных средств, к которым он не имел доступа, дали реальный срок, видимо, за заслуги перед обществом.

В ГУЭБиПК ввиду специфики деятельности я неоднократно сталкивался с различными провокациями и всегда предупреждал своих сотрудников о том, чтобы они при любых обстоятельствах действовали в строгом соответствии с законом, документировали все свои действия. Ведь борьба с коррупцией имеет обратную сторону: сейчас на неугодного, принципиального и несговорчивого проверяющего достаточно написать заявление в правоохранительные органы (особенно если там имеется определенная протекция) о том, что тот якобы намекал на взятку, при этом сам заявитель освобождается от уголовной ответственности в связи с «деятельным раскаянием», а служащий может долго и упорно доказывать, что он не верблюд. Но я всегда мог в полном объеме отчитаться о своих действиях руководству, представить развернутую аргументацию и обоснование со ссылкой на букву закона. Моя работа никогда не вызывала нареканий у руководства, и ни один свидетель из числа моих бывших коллег не сказал обо мне обратного. Именно поэтому доказательств получения мною взяток, иной моей противоправной деятельности нет и не может быть, а следствие четыре года бьется над искусственным формированием доказательственной базы.

Я надеюсь, что Генеральная прокуратура, суды объективно подойдут к оценке доказательств и фактов и снимут с меня все необоснованные обвинения.

Интервью подготовил Николай Сергеев