Ян Цапник о новом сериале «Последний министр»

В онлайн-кинотеатре «Кинопоиск HD» стартовал сериал «Последний министр» Романа Волобуева. В центре сюжета — «деятельный идиот» Евгений Александрович Тихомиров, бывший мэр печально известного городка Малая Пышма. Теперь Тихомиров — министр перспективного планирования, кипучей деятельности от которого явно «наверху» не ожидали. Кинокритик и автор Telegram-канала «Тайный Санта Луи Гарреля» Дмитрий Барченков обсудил с исполнителем главной роли Яном Цапником современный театр и проблемы образования.

— Ты учился в Петербурге, в РГИСИ…

— Институт, который я окончил, назывался ЛГИТМиК — Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии имени Черкасова. А РГИСИ — непривычная для моего уха, лающая аббревиатура. Конечно, поменялось не только название, поменялся и сам институт. Но в Петербурге остаются еще классическая театральная школа и сильные мастера. А вот театр в целом сейчас, на мой взгляд, переживает некоторый кризис из-за прихода «театра формы».

— Кого можно сегодня назвать сильным мастером?

— Сергея Черкасского, Вениамина Фильштинского… Я был недавно на студенческих спектаклях этих мастеров в Учебном театре на Моховой.

— Проясним про «театр формы» — как часто ты ходишь смотреть спектакли условного современного театра?

— Хожу, но нечасто. На самом деле, велосипед уже давно изобрели. Вопрос в том, как на нем ездить. Зачастую ты приходишь в театр или (что сейчас особенно актуально) смотришь прямую трансляцию, и ты не то чтобы не можешь понять, что хотел сказать режиссер, а просто уже ничему не удивляешься. Как правило, все идут по накатанному клише. Если надо зайти домой, почему-то все неоправданно влезают через форточку. Если ставят классику, все почему-то сразу в шинелях. Многие пытаются удивить, но очевидно, что эти люди не читали работ, например, Мейерхольда, у которого были и канатоходцы, и мотоциклетки, и сцена в два яруса. Мейерхольдовские эксперименты тоже получаются не у всех — школа Станиславского и Чехова нам ближе. Кстати, большинство западных артистов и режиссеров выросли как раз на Станиславском и Чехове. Мне посчастливилось видеть спектакль Ежи Яроцкого «Бал манекенов», в котором главную роль играл мой папа Юрий Викторинович Цапник. Вот у Яроцкого получилось объединить и театр Мейерхольда, и театр Станиславского. Я же к пытающимся якобы удивить молодежь новомодным спектаклям в духе мистерий и площадных театров отношусь скептически. Такой театр формы — это шифрование пустоты. За обнаженным телом или фейерверком на сцене часто ничего нет. Хотя и формалистские хорошие спектакли, не будем их называть, существуют.

— В итоге какой театр ты считаешь действительно хорошим?

— Нет ничего плохого или хорошего. Это такая палка о двух концах. Одни ударились в форму, а вторые залезли в нафталин. Жизнь продолжается, оценки меняются. И это тоже надо понимать. Для меня главное, чтобы было переживание. Формула баланса: получить классическое образование, а потом уже с базой экспериментировать, рождать что-то хорошее, настоящее.

— По-твоему, в чем проблема современного театра: в режиссерах, актерах?..

— Проблема в современной жизни, где появилось гораздо больше допущений, чем раньше. От этого пропадает художественный вкус. Раньше худсоветы и разные кураторы могли не выпустить спектакль, потому что это просто плохой спектакль, некоторые фильмы могли лежать на полке долгие годы, потому что они были не лучшего качества. Сейчас же ты можешь снять любое home video и назвать это «артхаусом». Но ничего общего с теми же Питером Гринуэем или ранним Райнером Вернером Фассбиндером в таком кино не будет. Если все-таки искать корень проблемы, то, думаю, он будет в недостатке образования и начитанности. В упрощении. Например, сейчас в «Республике» можно найти «Дневник Анны Франк» в комиксах! Кошмар же! Некоторые святые вещи все-таки трогать нельзя. Или в 1990-е были в ходу комиксы по «Анне Карениной». Нас убеждали, что так будет понятнее для молодежи, но я в этом не уверен.

— Не все молодые люди необразованны…

— Конечно, есть и читающие, увлеченные, талантливейшие люди. Но система образования с каждым днем уменьшает этот процент. Причем не только в России. Я был очень удивлен, когда во время съемок на Мальорке спросил на своем ломаном английском у одного из местных о Гарсиа Лорке. Меня переспросили, кто это. И человеку было уже около 40 лет. Я не хочу, чтобы мое дело скатилось в края, где никто ничего не знает.

— Твой герой Тихомиров в сериале «Последний министр» вдохновляется Столыпиным, читает ЖЗЛ о нем, но в целом почти не разбирается в его политике, даже не знает, чем закончилась жизнь деятеля. Вот Тихомиров из числа ничего не знающих людей?

— Нет. Он человек ищущий. Мы неслучайно называем его визионером. Если открыть словарь, то там будет три значения этого слова — духовидец, человек с богатым воображением и стратег. Мой персонаж умудряется совмещать все три характеристики. Он из числа дураков, которые искренне верят, что их дела приведут к лучшему. Но из-за недостатка образования все его благие намерения ведут куда-то не туда. Главное, что он искренний и чистый, он приходит менять страну к лучшему. В одной из серий он даже собственные деньги тратит на дела министерства.

— Но перечисляет-то их фашисту!

— В общем, искренний и добрый дурак. Такие тоже бывают опасны. (Улыбается)

– Режиссер проекта бывший кинокритик Роман Волобуев как раз не из дураков. Это чувствовалось на площадке?

— Волобуев обладает внушительным багажом знаний, он такая ходячая энциклопедия, интеллектуал в высшей степени. К разговору об образовании — у нас форма сериала совсем не классическая, но режиссеру она дается легко, потому что у него есть понимание классической школы, фундаментальное образование. Он прежде всего писатель, а потом уже режиссер. И первое помогает второму.

— Но бывают обратные ситуации. Потрясающего сценариста Аарона Соркина, сериалами «Западное крыло» и «Служба новостей» которого Волобуев определенно вдохновлялся, успешным режиссером не назовешь. В его «Большой игре» с Джессикой Честейн визуальная часть значительно проигрывает текстовой, да и сам фильм гораздо слабее той же «Социальной сети» Дэвида Финчера. К ней Соркин тоже писал сценарий. Почему тогда в случае Волобуева все работает?

— Тексты Волобуева — хорошие, смысловые. Их можно играть. У Волобуева и Ваниной (Елена Ванина — сосценарист «Последнего министра».— “Коммерсантъ Стиль”) все написано, с одной стороны, конкретно, а с другой — художественно. Найден здоровый баланс. Я купался в тексте, для артиста это большое удовольствие! Опыта работы с комедийными сценариями у меня предостаточно. Я знаю, о чем говорю. Кроме того, у Волобуева я научился чувствовать насыщенные текстом пьесы. Раньше я тяготился объемами заучиваемого и думал, что это мешает переживать роль, но здесь было иначе. В случае с «Последним министром» текст давал увидеть всю жизнь персонажа, перестать жить лишь каким-то отрезком, как это обычно происходит при работе в кино. В сценах других проектов очень часто мы рассказываем о том, что не сняли по каким-то причинам, что не показываем. Мешает это как зрителю, так и актеру.

— Об этом же сценарист Роберт Макки пишет в своей знаменитой «Истории на миллион долларов». Он говорит, что, если служанка появляется в кадре и рассказывает нам обо всем, что мы не видели, это верх сценарного скудоумия…

— Это чудовищно. Зато таким образом можно сэкономить бюджет. А сценаристам писать пять-шесть сценариев параллельно и быть очень востребованными. Но, родной, что ты напишешь? У тебя шесть голов? Поэтому и говорят часто разные персонажи — полицейский, медик… — одним языком. В «Последнем министре» такого нет. Пусть работать над ним было сложнее, чем над рядовым сериалом, но зато какой результат!

— Такие проекты, как «Последний министр», это обычно реакция на несовершенство жизни в политическом, финансовом и других аспектах…

— Волобуев мне как-то недавно признался, что жалеет, что не предсказал коронавирус. А все остальное у нас было — мы даже панд, которых потом китайское правительство раздаривало, предугадали, пусть и несколько в другом качестве. Замечательно, что мы показываем про нас, про то, что происходит. Если же говорить про саму реальность, то без борьбы ничего не будет. Всегда нужно бороться.

— Как бороться?

— Тринадцатая серия «Последнего министра» строится почти вся на моем тексте. «Это невозможно выучить»,— думал я. Но как-то же выучил и сыграл. С парашютом страшно прыгнуть, но по нужде прыгают же. Если бы все было приторно хорошо, то захотелось бы удушиться, как Счастливцеву (один из героев комедии А. Н. Островского «Лес».— “Коммерсантъ Стиль”) после жизни у дяденьки с тетенькой. Представь, полицейские кланялись бы тебе, целовали бы и за ручку переводили через дорогу.

— Бить и закрывать мирно выходящих на улицу людей — это норма?

— Конечно, это не норма, тут даже не о чем рассуждать. Но, во всяком случае, у нас есть кино, в котором все преображается.

— Но и в кино можно вторгнуться, ограничить его.

— Действительно, мы много мотались с «Последним министром», переживали. Каналы отказывались брать. Но вот появился «Кинопоиск» — спасибо ему, где такое возможно. Значит, есть методы борьбы. Видишь?