Генеральный директор РУСАДА Юрий Ганус о борьбе с допингом в условиях коронавируса

Одним из сегментов спортивной отрасли, по которым пандемия коронавируса ударила больнее всего, стал сегмент антидопинговый. Генеральный директор Российского антидопингового агентства (РУСАДА) Юрий Ганус объяснил “Ъ”, как его структура работает в удаленном режиме и как коронавирус повлияет на главный для страны процесс года в Спортивном арбитражном суде (CAS) по делу о санкциях, примененных в отношении России Всемирным антидопинговым агентством (WADA) в связи с манипуляциями с базой данных Московской антидопинговой лаборатории.

— 17 марта РУСАДА объявило о том, что в связи с распространением коронавируса переходит на удаленный режим работы. Что конкретно это подразумевает?

— На данный момент мы поэтапно перешли на удаленный режим работ, совмещая три режима. Часть сотрудников сразу перешла на «удаленку», часть перешла на смешанный режим, а также были коллеги, которые должны продолжать работать на своих рабочих местах. При этом мы решили вопросы логистики таким образом, чтобы полностью исключить использование общественного транспорта, а в офисе постоянно проводилась дезинфекция. Мы поэтапно организовали удаленные рабочие места для каждого работника офиса. Каждый работник организации, который принимает решения и готовит документы, обеспечен всем необходимым оборудованием, протестированными средствами связи. Сам я изначально находился на связи с теми, кто сразу перешел в удаленный режим работы, и сейчас нахожусь на связи по скайпу с руководителями отделов, а они — со своими сотрудниками. У нас назначен руководитель, который отвечает за предупреждение и контроль над ситуацией в период распространения коронавирусной инфекции. А с 6 апреля каждый сотрудник, даже работающий удаленно, будет обязан сообщать, какая у него температура тела. У нас принят детальный перечень мер по предупреждению распространения коронавирусной инфекции и защиты здоровья сотрудников РУСАДА, агентов допинг-контроля и спортсменов, проходящих тестирование. Нами принято решение о том, что при возобновлении режима тестирования к тестированию спортсменов будут допущены только агенты допинг-контроля, которые пройдут тестирование на коронавирус и пробы которых будут отрицательными. Нашими главными стейкхолдерами являются спортсмены, и защита чистого спорта — наша приоритетная цель.

Теперь конкретно по направлениям работы. Программы тестирования спортсменов продолжались до минувшего воскресенья. Отправляя на выполнение задания агентов допинг-контроля, мы понимали, что они вместе со спортсменами могут быть подвержены риску. Поэтому были закуплены очки, маски, перчатки, средства дезинфекции, выработаны специальные рекомендации, а в отдельных случаях — требования к организаторам спортивных мероприятий, которые следовало выполнять. Например, в случае тестирования нескольких спортсменов каждому из них должно быть выделено отдельное помещение.

Другое направление нашей деятельности — образование во всем его многообразии: информирование, предупреждение, обучение, где информирование спортсменов об их правах и обязанностях, предупреждение о недопустимости использования допинга занимают значительную часть. Мы живем в великой и протяженной стране, и еще в 2018 году в РУСАДА развернулась большая работа по разработке и применению на практике различных кастомизированных дистанционных форматов, чтобы обеспечить доступ к ним спортсменам и специалистам, находящимся в самых удаленных уголках страны. Например, с учетом значительного роста нарушений правил доступности нами был выпущен специальный 15-минутный фильм с инструкцией по заполнению личного профиля и информации о местонахождении в системе ADAMS. Закупаются и оптимизируются программы обучения спортсменов различного уровня. Скажем, в работе со студентами мы используем одну программу, люксембургской разработки, которую можно скачать на мобильное устройство, а в спорте высших достижений — уже другую программу. Благодаря форматам дистанционного обучения у нас есть возможность собирать группы по 200 человек. Кроме того, мы планируем заняться кастомизацией нашего портала в интернете, чтобы каждая категория спортсменов — профессионалы, студенты, молодежь, дети — имела свой отдельный раздел. Так что спортивные организации могут быть спокойны. РУСАДА продолжает свою деятельность.

— Какие трудности с тестированием возникли после начала эпидемии коронавируса?

— Первым вызовом для нас стало, строго говоря, январское решение WADA о закрытии Московской антидопинговой лаборатории, которая работала со всеми видами анализов и теперь откроется в лучшем случае через восемь-десять лет. По моему мнению, в такой огромной стране, как Россия, в идеале должно работать хотя бы три лаборатории — в Москве, Казани и Новосибирске или Красноярске. А сейчас нет ни одной. Когда в сентябре мы получили материалы из WADA по нарушениям в базе данных Московской лаборатории, мне стало ясно, что санкций не миновать. Поэтому с октября мы начали отрабатывать логистику, моделируя ситуацию, при которой анализ тестов будет полностью переведен в зарубежные лаборатории. В общей сложности мы работали примерно с двадцатью, а с пятью сотрудничали наиболее активно. Это лаборатория в Генте, с которой сотрудничество идет в основном по паспортам крови, а также лаборатории в Кельне, австрийском Зайберсдорфе, Лозанне и Стокгольме. Кроме того, 6 марта я ездил на переговоры в лабораторию в Хельсинки. Пробы крови должны быть доставлены в лабораторию в течение 48 часов после сдачи, а с учетом размеров России это порой бывает очень проблематично. Поэтому переправлялись пробы как нашими допинг-офицерами, так и с помощью DHL — нашего логистического оператора, который имеет право на перевозку биоматериалов. Однако затем в связи с коронавирусом начали закрываться не только зарубежные лаборатории, но и целые страны. А после возвращения из тех стран, куда еще мы могли ездить, наших инспекторов приходилось сажать на двухнедельный карантин.

В связи с принимаемыми руководством страны мерами по предупреждению распространения коронавирусной инфекции, закрытием воздушного пространства, закрытием части лабораторий за рубежом, закрытием стран по въезду иностранных граждан, в конце прошлой недели нами было принято решение о временном прекращении тестирования в России. При этом мы продолжаем работу по планированию тестирования по дополнительному анализу проб. Хотя мне до последнего момента казалось, что в каких-то регионах эту работу можно было продолжать, но скорость и сложность развития ситуации свернули все тестирование.

— Велика ли угроза того, что потенциальные нарушители будут пытаться использовать сложившуюся ситуацию для возобновления своих допинг-программ?

— Мы отдаем себе отчет в том, что этот период может использоваться некоторыми спортсменами и их тренерами в этих целях. Но я бы хотел их предостеречь. Современные методы и способы контроля развиваются и позволяют вести анализ даже спустя определенное время. Уже были ситуации, когда спортсмены говорили: мы сидим на карантине и никому не откроем дверь.

Поэтому на прошлой неделе мы отправили в федерации и спортивные власти требование о предоставлении спортсменам документов, подтверждающих основания нахождения в режиме самоизоляции, а также просьбу добиваться от спортсменов подтверждения о соблюдении режима самоизоляции, например, в тех случаях, когда спортсмен только что вернулся из другой страны. И тогда мы готовы это принять. В противных случаях идти навстречу мы просто не имели права.

Искренне хочу предупредить спортсменов и их персонал о том, что приостановка тестирования не окажет влияния на ретроспективное определение допинга, полученного в этот период. Мы мобилизовали для этих целей наш отдел науки и современные подходы.

При этом следует подчеркнуть, что примерно половина случаев нарушений антидопинговых правил связана с банальной глупостью или неорганизованностью. Дело Данилы Лысенко (о подделке медицинских документов с целью объяснить пропуск допинг-теста.— “Ъ”), из-за которого кризис в российской легкой атлетике перешел в новую фазу, яркий тому пример.

— Бюджет РУСАДА составляет порядка 500 млн руб. Насколько трудно вам укладываться в эти рамки с учетом того, что в последние недели курсы валют резко подскочили?

— Гиперволатильность курсов валют при рублевом бюджете, разумеется, сильно ударила по нашему бюджету, поскольку с зарубежными лабораториями и DHL нам приходится расплачиваться с учетом изменения валютных курсов. Но мы пытались и продолжаем делать все от нас зависящее, чтобы адаптироваться к новым условиям,— комбинировали логистику доставки проб, старались их группировать, сокращая определенную категорию расходов. Подчеркну очень важный момент: 70% допинг-проб в рамках всей программы тестирования РУСАДА составляют целевое тестирование РУСАДА, в которое практически в полном объеме входит внесоревновательный контроль. При проведении тестирования мы строго следуем международному стандарту по тестированию, при котором наши допинг-офицеры не отбирают пробы у команд, состоящих из большого количества спортсменов, а отбирают пробы у конкретных спортсменов. 70% целевого тестирования — это выдающийся результат не только для РУСАДА. Планирование такого тестирования — очень сложный процесс, в котором участвуют руководители различных отделов нашей организации — науки, обработки результатов, расследований. В итоге руководитель отдела планирования и тестирования получает всеобъемлющую картину по тестированию на следующий месяц, по работе с определенными видами спорта и определенными спортсменами.

Кстати, прошлая, дисквалифицированная в 2015 году РУСАДА никогда не имела объем целевого тестирования более 10%. А у нас целевое тестирование составляет 70%. При этом 70% целевого тестирования дает ответ на вопрос, насколько качественно мы используем бюджетные средства на борьбу с допингом. Это очень высокий качественный показатель использования отведенных на борьбу с допингом средств не только для России, но и для мира!

Считаю, что до экспансии коронавирусной инфекции нам удалось добиться значительной законной оптимизации расходов за счет отработки различных вариантов логистики. Хотя резервы в этом направлении еще есть. Коронавирусный кризис скорректировал наши планы и наработки в значительной степени. Но мы продолжаем искать пути сокращения расходов в связи с закрытием Московской лаборатории и такими значительными изменениями в структуре логистических расходов из-за динамики валютных курсов.

— Уже очевидно, что после окончания пандемии коронавируса в обычной жизни не миновать серьезных изменений. Можно ли говорить о том, что серьезная перестройка ждет в том числе и мировую систему борьбы с допингом?

— Пока я бы акцентировал внимание на режиме допуска спортсменов, которые переболели коронавирусом. Внутри Китая уже планируется возобновление соревнований, при этом ученые пока не могут сказать точно, в какой степени переболевшие спортсмены могут служить источником инфекции для тех, кто еще не перенес коронавирус.

Этот очень важный момент — один из доводов в пользу моего мнения о том, что российских спортсменов, цвет нации, по возможности следовало бы посадить на строгий карантин, изолировав на базах под контролем врачей и специалистов по чрезвычайным ситуациям, а не распускать по домам, как решило Министерство спорта.

При этом это должен быть строгий карантин не только для спортсменов, но и для всего обслуживающего персонала. Условный, профанационный карантин может, наоборот, нанести значительный ущерб здоровью спортсменов, находящихся в одном месте. Особый кризис требует уникальных мер. В таком случае спортсменам можно было бы не только сохранить здоровье, но и одновременно обеспечить возможность текущей подготовки и сохранения надлежащей формы. Но в условиях исключительного карантина.

— На данный момент WADA отстранило Россию от участия в крупных международных соревнованиях в полноценном статусе сроком на четыре года. В конце декабря 2019 года вы критически высказались по поводу решения наблюдательного совета и общего собрания учредителей РУСАДА по вопросу несогласия с решением исполкома WADA об отстранении России и обращения в CAS. Как вы воспринимаете критику своих оппонентов из некоторых федераций, которые считают, что целью подобных заявлений является ваше желание привлечь к себе дополнительное внимание?

— Это полная глупость. Мне подобного самоутверждения не требуется. Я достигал результатов на многих ответственных должностях и давно самоутвердился. Флаг страны и ее гимн — для меня незыблемые символы, предмет гордости, а работа в РУСАДА — особая миссия. Но как руководитель этой организации я обязан анализировать последствия тех или иных действий, которые имеют прямое отношение к РУСАДА, и говорить только правду, как бы сильно она кому-то не нравилась.

Выступая против вступления РУСАДА в этот спор, я имел в виду несколько вероятных рисков. В том числе и позицию своих коллег по антидопинговому движению, и других представителей международной спортивной среды, которые ранее высказывались о том, что решение по поводу выступления российских атлетов на зимних Играх в Пхёнчхане в нейтральном статусе было очень мягким. По их мнению, Россию уже тогда следовало отстранить полностью, а теперь, получается, что она еще и не сделала никаких выводов.

Тут ведь очень важно учитывать внутренний нерв мировой системы борьбы с допингом. Да, в России есть люди, которые подвергают меня резкой критике, считают, что я занимаюсь разрушением внутреннего корпоративного единства спортивной среды. Но что стоит это единство, если оно ведет не на выход из кризиса, а на его углубление? Не надо забывать, что я руководитель РУСАДА, национального антидопингового агентства, которое пользуется авторитетом и доверием в международной антидопинговой среде, сохраняет свой функционал, даже несмотря на все решения и меры исполкома WADA, которые могут быть применены к нашей спортивной юрисдикции. РУСАДА — единственная организация в спортивной юрисдикции России, к которой нет никаких претензий со стороны WADA и iNADO (Ассоциация национальных антидопиноговых организаций.— “Ъ”), со стороны международных спортивных организаций, с частью из которых мы продолжаем работу. Важно не забывать о том, что с 20 сентября 2018 года и по настоящее время РУСАДА работает в статусе обусловленного соответствия.

И любой шаг в сторону несоблюдения условий обусловленного соответствия, решений исполкома WADA возвращает нас в ситуацию до 20 сентября 2018 года, когда деятельность РУСАДА признавалась не соответствующей Всемирному антидопинговому кодексу и Международному антидопинговому стандарту по соответствию подписавших сторон, и наш спорт был без флага и гимна, без номинации соревнований на территории России.

20 сентября 2018 года решение исполкома WADA о нашем соответствии вступило в силу, но обусловливалось выполнением двух условий. Во-первых, обеспечения доступа в Московскую лабораторию и передачи электронной базы данных до 31 декабря 2018 года. Во-вторых, передачи проб по заявке отдела расследования WADA, поскольку они были должны проанализировать базу данных и запросить пробы на перепроверку до 30 июня 2019 года. Причем исполком WADA обратил внимание всех на то, что оба этих условия обеспечения нашего соответствия являются критически значимыми в соответствии с Международным стандартом о соответствии подписавших сторон. И первое условие обусловленного соответствия РУСАДА, по мнению WADA, не было выполнено, что и требуется опровергнуть в CAS для защиты обратного.

Тем не менее на данный момент руководство WADA доверяет РУСАДА, признает тот факт, что РУСАДА динамично развивается в соответствии с международными антидопинговыми нормами. Результаты нашей деятельности показывают, что мы являемся одним из лучших антидопинговых агентств мира. Значительный рост выполненной программы тестирования — 6000 проб — 2017 год, 9000 — 2018-й — и 11 000 — 2019-й, при 70% целевого тестирования, революционный рост образовательных форматов с охватом спортсменов и всех категорий сопровождающих их лиц, рост зафиксированных нарушений антидопинговых правил налицо. В 2017 году их было 59, в 2018-м — их 147, в 2019-м — 202.

Но вернемся к рискам. Вторым из них был риск, исходя из процедурных сроков, вероятного завершения слушаний в конце апреля или начале мая, то есть непосредственно перед Днем Победы. Это святой праздник, и его омрачение недопустимо. С этой точки зрения, отклонение нашей апелляции могло стать дополнительным моральным ударом, так как спорт является значительной частью социальной жизни для нашего общества. Третий риск был связан с тем, что завершение рассмотрения дела в CAS непосредственно перед Играми в Токио, с учетом того что завершение подачи заявок был определено началом июля, могло стать причиной недостаточности времени для качественной адаптации к итоговым требованиям по допуску к соревнованиям чистых спортсменов по решению CAS. Правда, сейчас, в связи с переносом Олимпиады в Токио на следующий год, и этот риск тоже снимается с повестки дня. Но возникает вероятность новой реальности — пропуска трех Олимпиад.

— Вы действительно считаете, что в сложившейся ситуации после рассмотрения российской апелляции CAS санкции в отношении России по факту могут оказаться еще жестче? Срок дисквалификации ведь останется четырехлетним, только отсчитываться будет с 2021 года…

— Конечно! Повторяю: теперь мы можем пропустить не две, а три Олимпиады (Олимпиады в Токио, Пекине в 2022 году и Париже в 2024-м.— “Ъ”).

С учетом распространения коронавирусной инфекции в Европе на данный момент я с трудом представляю себе, что CAS сможет рассмотреть наш вопрос в середине лета, как это планируется сейчас, хотя не исключено, что они используют какие-то дистанционные технологии с использованием удаленной связи.

Ситуация критическая. В то же время я по-прежнему считаю, что в наших руках прекратить весь этот ужас. Но для этого следует вести оперативно работу по расследованиям, по всем вопросам и требованиям, выдвинутым WADA, основываясь на принципах прозрачности, интеграции, честности и сотрудничества. Так, как действовала РУСАДА, когда выполняла «дорожную карту» WADA по возвращению своего соответствия. Тогда мы вернем полноценный статус. Если все требования WADA будут выполнены раньше, документы об этом могут быть поданы в комитет по соответствию WADA, который при наличии достаточных оснований, при положительном решении направит свои рекомендации о сокращении срока в исполком WADA.

— В октябре 2019 года на антидопинговой конференции Play the Game в Колорадо-Спрингс вы заявили, что изменения в электронной базе данных Московской лаборатории перед ее передачей вносились для того, чтобы не повредить репутации известных спортсменов, которые сейчас занимают высокие посты. У вас по-прежнему нет ответа на вопрос, кому конкретно это было выгодно?

— Нет. Но подавляющее большинство российских спортсменов не имели отношения к изменениям базы данных, и в этом никак не заинтересованы, о чем, собственно, я и говорил в Колорадо-Спрингс. Внесение изменений следует считать настоящей диверсией, ведь было известно, что WADA уже располагало двумя вариантами базы данных, вывезенными его информаторами, которым требовалось доказать свою ценность. При этом в третьем варианте, переданном российскими спортивными властями, последние изменения датируются январем 2019 года, непосредственно перед передачей базы. Таким образом, у следователей WADA, кроме самого факта фиксации изменений в базе, были основания для фокусирования внимания при сопоставлении различных баз. Тем самым внимание расследования было дополнительно сфокусировано на тех данных, которые были изменены или удалены. При этом хотел бы уточнить, что руководитель отдела расследований WADA Гюнтер Янгер — чрезвычайно сильный специалист в области кибербезопасности, да и команда у него соответствующая. Более того, еще 1 июля 2019 года стало известно о том, что она усилена новыми международными экспертами в области кибербезопасности.

Эти изменения в базе данных Московской лаборатории странные, противоречивые. Более того, они ударили по доказательной базе Следственного комитета Российской федерации, поскольку база данных была одним из материалов уголовного дела против прежнего руководства Московской лаборатории и ее сотрудников. Поэтому Следственный комитет не мог быть заинтересован в изменении базы, в противном случае он ухудшал бы позиции по своим же уголовным делам. Также — и я говорил об этом — действующее поколение российских спортсменов и тех специалистов, которые в своей работе руководствуются принципами честного спорта, не виновато в том, что произошло. Как и говорил о непричастности к этим изменениям группы чиновников из нашей спортивной власти, с которыми мы сотрудничали и сотрудничаем и которые оказывают нам содействие и руководствуются принципами честного спорта.

Подчеркну, что пакеты документов по поводу изменений в базе данных Московской лаборатории мы получили одновременно с министром спорта Павлом Колобковым. Замечаний было очень много, и вопросы в связи с этим возникали достаточно существенные, и от тех доводов, их убедительности, которые будут представлены в CAS, зависит итог рассмотрения данного дела. Нам эти доводы не известны.

— Насколько серьезное давление в связи со своей позицией вы ощущали со стороны прежнего руководства Министерства спорта?

— Я испытываю большое уважение к Павлу Колобкову как к выдающемуся спортсмену, однако по некоторым вопросам у меня имелись с ним серьезные разногласия. В то же время РУСАДА активно сотрудничало с его заместителями, другими сотрудниками министерства. Да и вообще упаси бог считать РУСАДА какой-то оппозицией. Мы просто бьемся за ту сферу ответственности, которая нам передана, и будем руководствоваться этим и дальше.

— Доводы критиков вашей позиции основаны на том, что допинговое дело является частью внешнеполитической кампании против России. Что вы можете сказать в ответ?

— Я разочарую этих людей. С 2016 года по настоящий момент в различных странах произошло 17 допинговых кризисов, в том числе в Китае, США, Франции, Португалии, Румынии, Кении. Были проблемы у стокгольмской лаборатории, которая вообще считалась неприкасаемой. Некоторые из этих кризисов еще не завершены, однако большинство из них продолжались от шести месяцев до года. А мы на пятый год своего кризиса, который начался еще с дисквалификации Всероссийской федерации легкой атлетики, теперь получаем продолжение еще на четыре года. Допинговые кризисы прошли практически по большинству ведущих спортивных держав мира, но в большей их части они прошли достаточно быстро, а вот у нас допинговый кризис задержался. И нам с этим нужно очень серьезно работать всем вместе. И здесь я надеюсь на взаимодействие с новым руководством российского спорта на всех уровнях. Ведь достижения в спорте являются проекцией достижений страны. А Россия — это великая держава, с великой спортивной историей. И этому нужно соответствовать.

— Ситуация с российской легкой атлетикой выглядит чрезвычайно запущенной. 24 марта состоялась ваша встреча с новым президентом ВФЛА Евгением Юрченко. Вы видите реальные перспективы восстановления этой организации в World Athletics?

— Вокруг восстановления легкой атлетики сплотились все здоровые силы. Признаюсь, меня вдохновил пример сотрудничества РУСАДА с ОКР, с Министерством спорта, с другими заинтересованными лицами в работе рабочей группы после лишения аккредитации ВФЛА. Были приняты рекомендации РУСАДА по критериям отбора кандидатов на руководящие посты в центральном аппарате ВФЛА. Очень важно понимать, что с применением допинга надо бороться не формально, а фактически, бескомпромиссно и реально. И требуются не рапорты, которые показывают наличие работы, а реальные действия.

Моя личная встреча с новым президентом ВФЛА Евгением Юрченко показала общность позиций по обсужденным вопросам. Мы договорились о взаимодействии и подтвердили намерения по взаимодействию в борьбе за нашу легкую атлетику, а борьба эта будет нелегкой и бескомпромиссной. В рабочую группу ВФЛА войду я и мой зам Маргарита Пахноцкая.

В российской легкой атлетике очень много проблем, это отдельное большое направление нашей работы. Взять хотя бы бесконечную историю с пожизненно дисквалифицированными тренерами, которые втягивали в зону своего влияния спортсменов высокого уровня вплоть до спортсменов национальной сборной. Отмечу, кстати, что РУСАДА первым из национальных антидопинговых агентств вынесло решение по запрещенному сотрудничеству и добилось положительного решения по данному делу.

— Насколько тяжелыми будут последствия нынешнего антидопингового кризиса для России в ближайшей перспективе?

— Двух таких допинговых кризисов — а я имею в виду кризис в легкой атлетике и кризис в целом в спорте, в связи с изменением баз данных,— кроме России, не переживала еще ни одна страна. Но я смотрю вперед с оптимизмом. Мы сможем все это преодолеть. Я вижу позитивные изменения и верю в них. Для нас характерно дойти до края и, как птица Феникс, восхитить всех, восхитить своими переменами и достижениями. Россия никогда не станет озером Стикс. У нас огромный потенциал возрождения, у нас великолепные поколения спортсменов. За них нам и нужно бороться. Из этого и следует исходить, рассуждая о возможных последствиях, путях по движению вперед и выводу нашего спорта из затянувшегося допингового кризиса. Ближайшие перспективы будут крайне непростыми. К сожалению, оснований для того, чтобы рассчитывать на благоприятный исход слушаний в CAS по делу об изменениях базы Московской лаборатории, не много.

Но надежда умирает последней. Однако полагаться на случай не стоит и нужно вести системную работу по определению эффективных путей вывода спортивной юрисдикции из этого кризиса, из которого не выйти без выполнения требований WADA. При выполнении требований, определенных решениями исполкома WADA, основанных на рекомендациях комитета WADA по соответствию, закрепленных впоследствии CAS, после проведения необходимых расследований, после проведения системных изменений по итогам расследований у нас будут все основания обратиться в комитет по соответствию WADA, чтобы он рассмотрел данный вопрос. И при наличии достаточных оснований, которые будут объективно определяться выполнением перечня требований WADA и проведенными реальными изменениями, комитет после принятия своего положительного решения далее будет рекомендовать исполкому WADA сократить или вообще досрочно отменить санкции в отношении России.

Скорость выхода из допингового кризиса крайне важна для нас, особенно сейчас, в условиях коронавирусной пандемии, которая, кроме того что сама по себе является тяжелейшим ударом по спорту, но и сдвинула Олимпиаду в Токио на следующий год и таким образом ввела третью Олимпиаду в потенциальный четырехлетний период. И нам нужно сделать все, чтобы выйти из этого круга и сократить четырехлетний период до минимально возможного. Вы спросите меня: возможно ли это? Отвечу: да, исключительно в случае совместных действий всех заинтересованных сторон. Пример — взаимодействие РУСАДА, ОКР и Минспорта по сохранению членства ВФЛА в World Athletics. Наш общий и главный актив — это спортсмены. И для всех руководителей спортивной отрасли нет ничего важнее, чем сохранить его.

Важно отметить, что новая РУСАДА — относительно молодая организация. И начиная серьезно меняться в 2017 году, мы находились в более трудной ситуации, чем находилась в то же самое время российская спортивная организация, погруженная в допинговый кризис. Но мы достигли разных результатов за тот же период. Этим путем реальных перемен внутри РУСАДА должна идти и наша спортивная организация, наше спортивное движение. Тем более, за долгие годы развития спортивного движения Россией были выстроены устойчивые отношения и с Международным олимпийским комитетом, и с международным спортивным движением, которые опираются на наших многочисленных выдающихся спортсменов и на уважаемых спортивных деятелей. На их авторитет может опереться и наша спортивная организация при проведении перемен, но перемен реальных. Поэтому при ответственном и правильном подходе ситуацию, уверен, еще не только можно, но и нужно исправить.

У нас нет другого пути, у нас нет других поколений спортсменов, за их настоящее и будущее мы и должны объединять наши усилия в борьбе с допингом.

Интервью подготовили Алексей Доспехов и Евгений Федяков