Бойся, я с тобой
Любовь — не подарок
Когда любят — не отпускают?
Она была хорошая, он — плохой. Она обожала его, жалела, помогала, подарила ему шерстяной свитер на 23-е, подкармливала пирожками — золотая девочка! А он только позволял себя любить, гад такой. Пирожки ел, свитер носил, целовался пару раз, но даже в кино Маришку не пригласил. Потребитель. Эмоциональный вампир. Так мы тогда считали.
«Ну да, нравилась мне поначалу ее внешность,— оправдывался сокурсник, когда мы пытались его пристыдить,— но дальше — никак. Понимаете? Не зажглось, не мой человек. Так ведь бывает, в чем я виноват?.. Нет-нет, я ничего не обещал, хотел перевести все в дружбу. А она начала за мной бегать. Я ж не просил этот свитер, отказывался, а она в слезы... Пришлось ей духи на 8 Марта купить, чтоб все по справедливости. Что вы еще от меня хотите?» Я тогда впервые задумалась: действительно, что мы от него хотим? Чтобы он как-нибудь заставил себя втюриться в эту Маришку? Или чтоб из вежливости продолжал ее обнадеживать? А зачем? Она вон и так после этих «Chanel Chance» обрадовалась, как ненормальная: «Девочки, кажется, у Димки зарождаются ко мне серьезные чувства!» и только усилила романтический напор. Бедный парень.
А летом он попал в аварию. Решил заработать, перегонял машину то ли на Урал, то ли с Урала, уснул за рулем где-то на трассе — и привет, провинциальная больница! Маришка назанимала денег, помчалась к нему: «К кому душа лежит, к тому и ноги несут». Сняла комнату, с утра и до позднего вечера отдавала себя в полное Димкино распоряжение. «Я ему нужна,— гордо отчитывалась нам.— Он же сам ни в туалет не может сходить, ни помыться. Я единственная, кто с ним рядом». Медперсонал ее не гонял — Маришка за всей палатой ухаживала, полы мыла, лекарства разносила. Пациенты ее обожали. А Димка возненавидел окончательно.
«Не бойся, я с тобой»,— уговаривала Маришка, когда он рычал от злости. А он злился, точно знаю, потому что нам в Москву шли регулярные доклады: «Он гордый очень, кричит: "Уходи! Оставь меня", а я ему тихо отвечаю: "Когда любят — не отпускают"». Крепко она его держала, а лежачему куда деваться? Да и деды в палате все были за Маришку, осуждали Димкину грубость, объясняли, что он идиот, своего счастья не понимает, что такую святую девушку он больше нигде не найдет и лучше бы ему на ней жениться. Деды чуть не аплодировали, когда Маришка входила утром: «Здравствуйте, мальчики! Я вам сегодня принесла салат "Невеста". Он так называется потому что очень нежный: картошечка, яйца, плавленый сырок...»
Димку увезли родители в Воронеж. Маришка напрашивалась с ними и почти успешно: «Я так его папе понравилась, он мне руки целовал, благодарил за сына, за то, что была с ним, пока они деньги за разбитую машины искали», но Димка взвыл. Уперся: «С ней не поеду», и переубедить его не получилось. Все, даже собственные родственники, считали его козлом. Неблагодарным, неспособным разглядеть настоящую любовь.
К осени Димка торопливо женился на какой-то воронежской девушке, приехал на учебу уже с кольцом. Так и носил его потом несколько лет, не снимая даже после развода, как оберег от Маришки. Если его сейчас спросить о той истории, он вздрагивает: «Ой, что вспоминать!» Зато Маришка вспоминает охотно. Уж сколько лет прошло, а она до сих пор в подробностях готова каждому рассказать, как любила в юности, как всю себя отдала, спасла, выходила своего жениха, а он, встав на ноги, тут же сыграл свадьбу с другой: «Вот она, мужская сущность!»