Министр просвещения Сергей Кравцов о работе школ в условиях эпидемии

Эпидемия коронавируса накрыла Россию весной, под конец учебного года. Школы получили приказ перейти на дистанционную работу, что вызвало неудовольствие и родителей, и учителей. Масла в огонь подлили заявления о том, что ЕГЭ все-таки пройдет этим летом. Министр просвещения Сергей Кравцов в интервью корреспонденту “Ъ” Александру Черных рассказал, почему принял решение о переводе школ на «удаленку», хотя прекрасно сознавал неизбежность технических проблем. Глава министерства пояснил также, почему в условиях эпидемии можно досрочно закончить учебный год, но никак нельзя отменить ЕГЭ.

— Вы возглавляете министерство, чьи решения во время эпидемии затронули практически каждую семью. И многие из них сейчас критикуются. Люди говорят про поспешность перехода на дистанционное образование. Жалуются на зависающие электронные сервисы, нехватку гаджетов, особенно если и родители вынуждены удаленно работать. Говорят, что обещанная «дистанционка» зачастую выглядит так: «Прочитайте учебник, пришлите домашнее задание». А вы как сами считаете, министерство справилось с ситуацией?

— Давайте я откровенно скажу: еще в начале года невозможно было представить, что в марте все школьники России будут вынуждены резко перейти на домашнее обучение. Никто не мог предположить, что во всем мире и у нас будут закрывать города, что жители целых регионов будут жить в режиме самоизоляции. Невозможно было представить и то, что некоторые из моих коллег по министерству окажутся в реанимации.

Но когда стало очевидно, что эпидемия реальна, мы сразу начали разрабатывать возможные, даже самые пессимистичные сценарии развития событий. И для нас не стоял вопрос, что должно быть главным. Мы исходили из того, что ключевая задача — обеспечить здоровье детей, учителей, родителей, дедушек и бабушек. Все остальное отошло на второй план.

Такая позиция может показаться спорной, я понимаю.

Но учебный год можно наверстать, экзамены пересдать, а жизнь и здоровье никто не вернет.

Мы в первый раз столкнулись с подобной угрозой и не знали, как будет развиваться ситуация. Да этого и сейчас никто еще точно не знает. Вот почему было принято решение о переходе на домашнее обучение с использованием, где это возможно, элементов современных дистанционных технологий. Я сознательно принял на себя ответственность за это решение.

Конечно, не все школы и не все учителя были к этому готовы. Для многих семей это оказалось шоком. Вы думаете, я этого не знаю? Моя дочь точно так же мучилась с онлайн-платформами, которые всякий раз зависали из-за перегрузки. Проблем с учебой возникло много. Но зато у нас, слава богу, пока нет случаев тяжелой вирусной болезни среди школьников. Это непростое решение значительно сократило риски заражения детей, учителей и их семей.

— Хорошо, но, раз уж было принято решение об удаленной учебе, неужели нельзя было заранее подготовиться к техническим проблемам?

— Как вы себе это представляете? Конечно, мы не до конца понимали, какие у нас и у наших школ есть возможности по дистанционной учебе. Никто не видел всю картину целиком. Да, в России уже давно велась работа по развитию информационных технологий, по их внедрению в школьный образовательный процесс. У нас есть образовательные порталы, платформы, электронные дневники, в крупных городах этим никого не удивишь. Но все эти ресурсы ну никак нельзя было назвать неотъемлемой частью учебы. И понятно почему. Все делалось и внедрялось постепенно, чтобы и учителя, и школьники, и родители адаптировались и привыкли. Да и необходимости не было переводить учебный процесс полностью в интернет. Зачем в обычное время заменять реальную среднюю школу какими-то онлайн-курсами? Но тут школы пришлось в буквальном смысле закрыть, и в течение нескольких дней пересадить всю страну из-за парт, если так можно выразиться, на электронные площадки. Конечно, это получилось далеко не сразу и не везде.

— Проще говоря, все зависло.

— Да, к таким резким нагрузкам никто не был готов. Но давайте честно: не только ведь у нас были проблемы. И Skype, и Zoom в первые дни тоже зависали. Даже YouTube и Netflix были вынуждены принять меры, чтобы справиться с нагрузкой на трафик. Российские образовательные порталы не стали исключением. Резкое повышение спроса, безусловно, отразилось на дистанционном обучении, даже в продвинутой Москве.

У нас очень масштабная система образования. Только школьников 16,5 млн., более 1 млн учителей и свыше 40 тыс. школ. Было очевидно, что накладок не избежать. Но с первым вызовом, как мне кажется, министерство справилось.

— Что вы делали, чтобы улучшить ситуацию?

— Запустили горячую линию, чтобы любой преподаватель мог позвонить и получить совет. Создали методический центр, где лучшие методисты и учителя стали помогать коллегам в этой непредвиденной ситуации. Мы проводили и продолжаем проводить селекторы с регионами, обзвонили все муниципалитеты, собрали информацию по каждой школе об их возможностях по дистанционному обучению. Кстати, использовали для этого инфраструктуру ЕГЭ. Многие раньше спрашивали, зачем эти пункты сдачи экзаменов, зачем камеры, зачем обеспечивать связь, зачем такие траты… Опробованные технологии теперь пригодились для контактов с региональными управлениями образования, а когда было надо — напрямую со школами.

В итоге мы в первую же неделю, увидев состояние дел, разработали три типа рекомендаций: как проводить обучение там, где высокая скорость интернета, где средняя и где его вообще нет. Инструкции для учителей, для школьников, для родителей.

Сначала, если помните, дети находились дома, а учителя в школах…

— Да, мы писали об этом. Учителя были недовольны — они не понимали, зачем им в условиях эпидемии выходить из дома, ехать в пустую школу и оттуда учить детей. Зачем надо было вести уроки из пустых классов? Неужели нельзя было оставить учителей дома?

— Я понимаю эмоции, правда. Но это сыграло свою очень важную роль. Во-первых, то, что учителя остались в классах, помогло установить коммуникацию с ними через директоров школ. И наши сигналы, наши рекомендации быстрее доходили до адресатов. Опять же не у всех учителей дома есть быстрый интернет, а в школах как-никак есть связь, да и техника.

Во-вторых, нам было очень важно сохранить контакт учителей с учениками. Находясь в школе, они тоже могли удержать ситуацию под контролем на переходном этапе. Продолжили общаться с детьми, учить их, дали им привыкнуть к «дистанционке». В итоге педагогам удалось подготовить детей к новой ситуации, когда учителя тоже стали вынуждены начать работать из дома. И это не стало для них таким шоком, каким могло бы быть, если бы сразу все ушли на «удаленку». Я очень благодарен учителям, тем, кто принял этот вызов. Они все включились и приложили все усилия, чтобы не потерять своих учеников. Это дорогого стоит.

— Вот только многим ученикам оказалось сложно учиться из дома. Не у всех семей есть техника — ноутбуки, смартфоны. А если несколько детей? А если дома еще и родители, которые используют ноутбук для работы? Что в такой ситуации делать?

— Действительно, такая проблема есть. Мы занимаемся ее решением. Но надо понимать, как непросто обеспечить все семьи тем, в чем они нуждаются для учебы. Это в любом случае госзакупки, торги, целая история. Просто даже из-за законодательства все это невозможно сделать быстро.

Я здесь хочу выразить благодарность Агентству стратегических инициатив, партии «Единая Россия», региональным властям, которые вместе с нами запустили проект «Помоги учиться дома». Через него семьи, которые не могут позволить купить планшет или ноутбук, получают их.

— И вы хотите сказать, что всем получится так помочь?

— Всем, думаю, не получится. Но самым нуждающимся — да. Уже получилось: сегодня почти 50 тыс. единиц техники уже передано ученикам, это очень много. И мы, как министерство, продолжаем помогать школам и педагогам с содержательной частью — даем методики, объясняем, как лучше выстроить работу в этих экстраординарных условиях.

— Но в итоге вы все равно предложили регионам возможность досрочно закончить учебный год. Вообще, даже интересно, как все повернулось. Ваша предшественница Ольга Васильева постоянно говорила о важности «единого образовательного пространства». Чтобы от Владивостока до Калининграда процесс школьного образования был максимально унифицирован. Ее за это многие критиковали, кстати. И в итоге в 2020 году мы видим такое децентрализованное образовательное пространство, какого никогда, наверное, не было.

— Давайте я так отвечу. Когда образовательный процесс все же пошел, пусть и в новой форме, мы убедились, что наши школы живут, действительно, очень по-разному. В одних — четверти, в других — триместры; одни на пятидневке, другие на шестидневке. Большое разнообразие программ, несовпадение времени каникул. Я ни в коем случае не хочу сейчас давать оценки, хорошо это или плохо, речь о другом. Очень сложно в такой экстренной ситуации подобрать решения по завершению учебного года, которые подходят всем учебным программам, всем школам, всем регионам.

Поэтому мы решили так: если регионы видят, что школам сложно обеспечить полноценное дистанционное обучение, то они могут завершить учебный год в 1–8-х классах досрочно, перенеся часть материала на следующий учебный год. Повезло, что у нас четвертая четверть традиционно в массе своей — повторение пройденного материала. Да, там тоже дается что-то новое, но не так много, как в начале года.

Одни регионы воспользовались этим предложением, другие посчитали, что и так справятся. Им действительно лучше видно.

— Хорошо, а что со старшей школой? Прежде всего 9-й и 11-й классы, где должны были пройти ОГЭ и ЕГЭ.

— Мы очень надеемся, что экзамены пройдут. Пусть позже, но пройдут.

— Их нельзя отменить? Многие педагоги, эксперты предлагают в этом году не проводить ЕГЭ, а зачислять выпускников в вузы на основании школьных оценок. Например, через среднее арифметическое баллов за четверти. Вы думали о таком варианте?

— Мы все варианты обсуждали, разумеется. Но давайте по порядку, сначала про девятые классы. Тут ситуация чуть полегче, ОГЭ все-таки не влияет прямо на поступление в вуз. Поэтому мы с Рособрнадзором решили сократить количество экзаменов. Обычно девятиклассники сдают два обязательных предмета и два по выбору. В этом году мы оставим только обязательные — русский язык и математику. Когда-то, кстати, так и было.

Регионы и тут получат больше свободы. Во-первых, они сами примут решение о конкретных датах сдачи ОГЭ, в зависимости от эпидемиологической ситуации. Во-вторых, возможно, что регион захочет снизить минимальную оценку, необходимую для получения зачета. У нас ведь какая схема по ОГЭ: федеральный уровень рекомендует, какую оценку считать достаточной, а регион устанавливает и утверждает планку. Обычно не приветствовалось, если они занижали шкалу по отношению к федеральной. Сейчас мы будем относиться к этому помягче, в виде исключения.

Что касается ЕГЭ, призывы отменить госэкзамен не выдерживают критики. Это предложение легко озвучить, но крайне проблематично реализовать.

— Почему?

— Во-первых, несправедливо зачислять в вузы только на основании аттестата.

Я уже говорил, что у нас очень разные школы. И пятерка в одной школе — это четверка или даже тройка в другой. Ну это ведь правда, давайте не будем делать вид, что этого нет. Пятерку по физике в профильной физматшколе и пятерку по тому же предмету в обычной школе учителя ставят за совершенно разный усвоенный объем знаний. И если всех внезапно уравнять, разве это честно? Мы просто обидим одних ребят и сломаем жизнь другим.

Некоторые выпускники поверят, что их школьные отметки позволяют им легко учиться в МГУ, но просто не потянут нагрузки и будут отчислены после первой же сессии. Вот для чего ребятам всегда нужна внешняя независимая проверка их знаний. Не для того, чтобы их «завалить», а чтобы они точно понимали свои способности и возможности.

И второй аргумент, тоже очевидный. Если мы сейчас из-за эпидемии отменим вступительные экзамены, то большинство школьников подаст документы в 10–15 ведущих университетов. Хорошо, пусть даже в двадцать. Но это значит, что все остальные вузы, по сути, останутся без подготовленных абитуриентов, будущих студентов. У нас будут целые регионы без первокурсников. Вот и весь результат отмены ЕГЭ.

И наконец, как быть с возможностью подать документы в пять вузов? Мы что, лишим выпускников этого права?

Нет, мы сделаем все, чтобы ЕГЭ состоялся, когда это будет безопасно для ребят и учителей. Мы уже отодвинули сроки экзамена и сделаем это еще раз, если будет надо. Решение по датам примем после майских праздников.

— Когда вы возглавляли Рособрнадзор и отвечали за проведение ЕГЭ, то всегда говорили, что самое важное — обеспечить равные условия для выпускников. Мне кажется, что сейчас этого уже не получится сделать. В одних школах учеников смогут хорошо подготовить даже дистанционно, а в других «удаленка» налажена хуже. Где-то нормальный интернет, у кого-то нет. Про технику мы уже говорили. И как тут быть?

— Это понятная обеспокоенность. Но давайте посмотрим на ситуацию по-другому. Сейчас у выпускников появилось больше времени, чтобы подготовиться к ЕГЭ. Это уже очень значительное подспорье. Обычно как: закончилась учеба, и практически сразу начинаются экзамены. Теперь у ребят есть время что-то подтянуть, что-то проработать. А мы делаем все возможное, чтобы им в этом помочь.

Нам удалось запустить мультиплатформенный проект, который объединил в себе ресурсы телевизионных операторов, ТВ-каналов и издательств учебной литературы. Сегодня на всю страну от Калининграда до Владивостока вещает образовательный телеканал «Моя школа в online» телеоператора «Триколор», а это самая большая в стране абонентская сеть. Он показывает уроки, записанные ведущими педагогами страны, сфокусированные на школьной программе четвертой четверти. Ежедневно с 9 до 12 утра такие уроки будут в эфире «Общественного телевидения России» — телеканала из первого мультиплекса с 99-процентным охватом аудитории в стране. Эти материалы может использовать любой школьник вне зависимости от того, где он живет и какой у него интернет. Все телеуроки содержат QR-коды с переходом на «Российскую электронную школу». Она, кстати уже не виснет, как раньше. Также в поддержку школьников работает сайт cifra.school с полным комплектом бесплатных учебных материалов, заданий и уроков по ключевым школьным предметам. Поэтому у выпускников точно есть возможность подготовиться к ЕГЭ.

И я очень прошу наших выпускников распорядиться этим вынужденным перерывом с пользой.

Я уверен, что тогда они смогут получить даже более высокий балл, чем рассчитывали в начале года.

Вы, кстати, ничего не спросили про ВПР, всероссийские проверочные работы, которые школьники должны были написать в конце года.

— Это какие классы?

— С четвертого по восьмой и еще десятый. Так вот, мы перенесли ВПР — проведем их в начале следующего учебного года. Это покажет, как повлияли на школьников дистанционное обучение или досрочное окончание занятий. Кажется, мы первые в мире подошли к такой идее «поствирусной» проверки знаний школьников. Во всяком случае, я пока о таком не слышал.

Я знаю, что многие родители сейчас переживают, боятся, что их дети отстанут от программы и, возможно, станут в будущем учиться хуже. Поэтому мы сделаем срез знаний учеников и увидим, насколько они усвоили материалы нашей неспокойной весны. Видя и понимая возникшие пробелы, учителя при необходимости смогут скорректировать программу, повторить пройденное. Всю эту работу министерство будет координировать.

— А работы успеют так быстро проанализировать, чтобы дать рекомендации?

— Мы планируем, что всероссийские проверочные работы пройдут в первые две недели следующего учебного года. За пару недель мы все проанализируем и уже в октябре начнем работу, чтобы выравнять уровень знаний, помочь отставшим. Это будет наш главный приоритет осенью — и министерства, и Рособрнадзора.

Подчеркну, мы не ставим целью оценивать школы по результатам ВПР. Результаты школьников не повлекут никаких административных решений в отношении школ. Нам действительно очень важно, чтобы показатели ребят были реальными. Это самим школьникам нужно, их родителям и учителям.

— Есть еще одна больная тема — Всероссийская олимпиада школьников. Ее последний этап нельзя провести из-за вируса, и теперь все финалисты автоматически считаются призерами, а значит, имеют право на льготы при поступлении. Ассоциация «Глобальные университеты» уже заявила, что это может помешать тем, кто поступает на общих основаниях. По словам ректоров, в ряде вузов есть риск, что «олимпиадники» займут все бюджетные места на самых популярных направлениях. Что вы об этом думаете?

— Да, с учетом ситуации в этом году мы не проводим заключительный этап Всероссийской олимпиады школьников. Но мы решили не перечеркивать труд и старания 11-классников, которые успешно дошли до заключительного этапа и уже показали уровень своих знаний. Их решено признать призерами олимпиады. Это непростое решение увеличило число ребят, получающих льготу при поступлении, но всего-то примерно на 200 человек по сравнению с прошлым годом. 200 человек на всю страну. Решение мы уже обсудили с ректорским сообществом. Они с нашими доводами и принятым решением в принципе согласились.

— Мы не знаем, когда закончится эпидемия, но вы наверняка уже сделали какие-то общие выводы из всей этой ситуации. Что в российском образовании нуждается в корректировке?

— Давайте зайдем немного с другой стороны. Вы знаете, я в последнее время часто слышу одну фразу: «Мы поняли ценность школы. Хотим в школу». Об этом говорят и дети, и родители. Сейчас очень хороший момент задуматься о том, в чем ценность школы как образовательного и социального института. Ведь ситуация всегда была привычной для родителей: ребенок ушел в школу, за ним приглядят, можно заняться своими делами.

А сегодня, когда ребенок все время дома, с ним надо постоянно заниматься, и не только уроками, кстати. Все поняли, что, оказывается, быть учителем совсем непросто. Многие ведь об этом даже не задумывались.

Несомненно, вирус показал нам ценность школы, этой важнейшей составляющей нашей жизни. И я еще раз убедился: что бы там ни говорили, что бы ни писали, но дистанционное образование, помогая обучению, не может полностью заменить живых уроков в школе, общения детей друг с другом и с учителем. Может быть, я консерватор, но вот такой главный вывод сделал из пандемии. И как министр, и как отец.

Конечно, мы форсируем развитие дистанционных образовательных сервисов. Мы очень благодарны всем компаниям, которые в это нелегкое время открыли для бесплатного доступа свои образовательные платформы и программы. Не буду их перечислять, чтобы кого-то не забыть и не обидеть. Это очень важный и нужный обществу шаг. Но надо признать, что не все представленные программные платформы одинаково качественны. Где-то мы заметили содержательные изъяны. Этим надо заниматься.

Мы сегодня вместе с Минкомсвязью разрабатываем новый проект «Цифровая образовательная среда». В том числе с использованием соцсети «ВКонтакте», популярной у школьников и студентов. Там будет отдельный сегмент «ВК-Образование» с верифицированными учебниками, качественными лекциями и видеоуроками.

— «Одобрено Министерством просвещения»?

— Да, по сути. Кроме того, проект будут поддерживать технологии дистанционного образования. Условно — отечественный аналог Zoom специально для школ. Защищенный и устойчивый к хакерским атакам. Будем использовать его не только в случае чрезвычайных ситуаций, но и в обычном образовательном процессе.

Например, ученик заболел и не может пойти в школу. Сейчас он просто сидит дома, в лучшем случае читает учебники. А с помощью этой платформы он сможет подключиться к классу, наблюдать за уроком, выполнять задания. Сможет задать вопрос учителю, если что-то непонятно, получить ответ.

Или, предположим, школа по каким-то причинам не может найти учителя физики. С помощью «Цифровой образовательной среды» им учитель из другого города сможет читать физику, пока школа не найдет собственного педагога. Очевидно, это потребует установки каких-то камер в классах, улучшения ситуации с интернетом в школах.

В общем, вот такой подход: информационные технологии должны помогать решать те проблемы, которые объективно есть в системе образования. Много говорили все последние годы об открытой и доступной образовательной среде. Что ж, ее время пришло.

— Недавно министр Сергей Лавров в интервью “Ъ” рассказал, что МИД сотрудничает с вами по проблеме российских школьников, оказавшихся в США в разгар пандемии. Что сейчас с ними происходит?

— Да, это из ряда вон выходящая ситуация. Выяснилось, что у нас более 70 детей застряли в другом государстве. Когда ситуация с вирусом возникла, были списки туристов, но об этих детях, которые находились в США в частном порядке по неким зарубежным образовательным программам, вообще никто ничего не знал. Дело в том, что если ребенок едет за границу от школы, по программе обмена например, то этим занимается сама школа. И министерству об этих поездках никто не сообщает. К сожалению, вот к каким результатам это привело. Когда началась эпидемия, зарубежные организаторы наших детей просто бросили.

Мы сделали вывод из этой ситуации — понятно, что она не должна повториться. Принято решение, что все программы, которые реализуются школами с зарубежными партнерами, должны быть известны Министерству просвещения. Мы должны знать, где находятся наши дети и по каким образовательным программам они туда поехали. Чтобы в случае нештатной ситуации Россия смогла вовремя отреагировать и помочь.

— Какие именно программы вы имеете в виду? Нужно ли будет родителям согласовывать поездки детей в языковые лагеря, например?

— Если семья куда-то хочет отправить ребенка на каникулы, это их решение и личная ответственность. Разумеется, об этом не нужно ставить в известность министерство. Речь именно о школьных программах. Подчеркну, я говорю исключительно об уведомительном характере. Пока речь идет только о том, чтобы сообщать нам, какие дети, куда и когда едут, какая программа, кто ответственный.

— Пока?

— Пока вот так. Пока мы еще разбираемся, что вообще произошло в данном конкретном случае, что это была за программа, почему школа о детях так долго не сообщала. Если обнаружится какая-то еще системная проблема, мы ее тоже отразим в этой процедуре.

— В пятницу президент Владимир Путин подписал закон, пересматривающий механизмы полномочий субъектов, он затрагивает и вопросы образования. Если я правильно понимаю, теперь федеральное Министерство просвещения согласовывает назначение региональных профильных министров. А они, в свою очередь, согласовывают кандидатуры начальников муниципальных органов управления образования. Для чего выстраивать такую вертикаль? Получается, что у регионов будет меньше свободы в принятии решений?

— Не совсем так. Нормы, которые там содержатся, по крайне мере в части образования, призваны, скорее, помочь регионам, в каких-то местах снизить административную нагрузку. И самое главное, укрепить единое образовательное пространство, о котором мы с вами уже говорили.

С января мы вели большую аналитическую работу, смотрели, как функционирует система образования в регионах. Запустили первый открытый публичный диалог с органами местного самоуправления, с людьми на местах о тех вещах, которые их действительно беспокоят. Школьные программы, обеспечение школ питанием, вопросы поддержки учителей, включая оплату труда и льготы, и многое другое. Оказалось, что все эти важные темы в определенной степени разбалансированы, подходы к ним сильно разнятся. Что, конечно, является раздражителем и для педагогов, и для родителей.

Вот конкретный пример: поступает жалоба, что у ребенка нет поблизости качественных кружков дополнительного образования…

— И чтобы это исправить, нужен сигнал с самого верха, вмешательство федерального министерства?

— Вот когда мы начинаем детально разбираться в ситуации, то выясняется, что это следствие системной проблемы. Оказывается, регион недостаточно активно включался в заявки на федеральные программы, в те же нацпроекты. Хотя все возможности для этого у него были. Чтобы исключить такие вещи в будущем, чтобы создать нормальную коммуникацию, закон выстраивает понятный управленческий механизм. В частности, через согласование кандидатур: мы — регионам, далее регионы — муниципалитетам. Получается, что мы сохраняем свободу субъектов в части их полномочий и реализации инициатив. Но при этом через новые механизмы взаимодействия и контроля сможем повысить планку качества образовательной среды на всей территории страны.

— Сейчас очень серьезно обсуждается вопрос о передаче педагогических вузов в ведение Министерства просвещения. Зачем они вам?

— Такая идея обсуждалась давно, ее Ольга Юрьевна Васильева предлагала, когда только произошло разделение прежнего министерства (весной 2018 года.— “Ъ”). И я считаю, что ее предложение было вполне логичным. У нас многие ведомства имеют свои отраслевые вузы, где готовятся кадры, критически важные для отрасли: Минздрав, Минобороны, Минюст… Так вот, для Министерства просвещения такую функцию выполняют педагогические вузы. Их выпускники идут к нам в школы, они учат детей, и вполне логично, чтобы и подготовкой педагогов в таком случае занималось Министерство просвещения. Тогда за качество школьного образования будет отвечать одно ведомство.

— Я правильно понял, что вы недовольны качеством подготовки учителей?

— Мне кажется, что подготовку учителей можно улучшить. И мы в министерстве понимаем, как это сделать.

— Чего, на ваш взгляд, сейчас не хватает в педагогических вузах?

— Я сам выпускник педагогического вуза. И на своем примере могу сказать: очень важна практика. Педвузы сейчас оторваны от будущей профессии. Наша задача — максимально приблизить их к реальной жизни, к тем задачам и проблемам, которые мы видим в школьном образовании.

Надо максимально усилить воспитательную, педагогическую компоненту. Кто-то может хорошо знать физику, но при этом не уметь работать с детьми. А ведь это важно для профессии. Мы хотим, чтобы у каждого педвуза были свои школы, где студенты смогут проходить практику. Наши вузы обязательно должны участвовать в региональных программах развития, заниматься повышением квалификации учителей, в том числе своих выпускников. Мы максимально поддержим педвузы по всем позициям нацпроекта «Образование». Для нас они станут важнейшим приоритетом, а не балластом.