Шеф-редактор “Ъ FM” Дарья Корнеева — о том, почему Россия не может повторить германский опыт борьбы с пандемией

Когда происходит любой кризис, особое значение приобретает коммуникация между властью и обществом. Только находясь во взаимодействии, доверяя друг другу и осознавая сложность задачи, государство и граждане способны преодолеть кризис. Если взаимосвязи нет, то начинается одностороннее движение без навигатора, куда кривая выведет, а дальше — тупик.

Анализируя, как борются с пандемией в западных странах, я обратила внимание прежде всего на германский опыт. Известный немецкий эпидемиолог профессор Института Роберта Коха, вплотную занимающегося проблемой COVID-19, Гельмут Хан объяснил, почему стране удалось достичь успехов в борьбе с коронавирусом. Ученый не стал сыпать терминами и цифрами и вдаваться в рассуждения о «коронавирусном плато».

Гельмут Хан неожиданно заговорил совсем о другом — о том, что в борьбе с пандемией ключевым фактором успеха стало доверие граждан власти.

Немецкое общество твердо верит в то, что избранная демократическим путем власть действует в его интересах. Или по крайней мере пытается так действовать, даже когда она допускает ошибки и не все у нее получается. Такую власть могут критиковать, но избравшее ее большинство ей доверяет — и в мирное время, и тем более в период кризиса.

Вырабатывая свою стратегию борьбы с пандемией, власти Германии имели перед глазами пример Италии, которая упустила время, и продемонстрировали решимость не допустить повторения печального опыта южной Европы.

В самом начале пандемии канцлер Ангела Меркель выступила с экстренным обращением к нации — такого не было уже полтора десятилетия. Она не стала апеллировать к истории воинских побед древних германцев, успокаивать и вселять надежду, не обещала быстро победить коронавирусную заразу. Она изначально четко обозначила правила игры и линию поведения власти: все решения будут приниматься только на основе рекомендаций вирусологов и ученых. Общество будет сразу узнавать о каждом шаге правительства и получать разъяснения о его мотивах, ибо в демократическом обществе по-иному быть не может.

Открытая коммуникация между обществом, учеными и властями как в центре, так и на местах стала решающим фактором успешного преодоления Германией острой фазы коронавирусного кризиса.

Не удивительно, что, несмотря на все звучавшие ранее заявления о закате эпохи «непотопляемой Меркель», уровень доверия канцлеру достиг 72%.

Сравнивая германский опыт борьбы с пандемией с российским опытом, нельзя не признать: нам так и не удалось выстроить решающую для победы над вирусом коммуникацию, в которой по идее должны быть одинаково заинтересованы и власть, и общество. Поскольку пандемия — это общий вызов и вирус, как показала практика, может настичь любого: от обычного гражданина до премьер-министра.

Сопоставление с немецким опытом выявляет просто-таки разительные отличия: мы слишком долго раскачивались, хотя времени на раскачку не было, и приступили к решительным карантинным действиям лишь в конце марта. Поначалу вообще создавалось впечатление, что стратегия борьбы с пандемией формируется с колес и не понятно, кто за что отвечает. Не удивительно, что возникли часто дублирующие друг друга штабы по борьбе с коронавирусом.

Коммуникация власти и общества в такой ситуации становилась довольно хаотичной и бессистемной. По-иному быть не могло.

Сегодня оперативный штаб по борьбе с коронавирусом в ежедневном режиме обновляет статистику по новым заболевшим, но к этим официальным цифрам у общества есть вопросы. Кроме того, едва ли эти данные могут в полной мере объяснить логику принятия решений чиновников. К примеру, по какой причине в Москве нельзя гулять или заниматься спортом, если речь идет не о закрытых помещениях, какую опасность несет бег по набережной и как в борьбе с коронавирусом помогают цифровые пропуска для всех жителей столицы — ноу-хау московской мэрии. До этого, кстати, не додумались не только в Берлине, но и вообще ни в одной другой столице мира. Помогло?

Когда у общества возникают множащиеся вопросы, а убедительных ответов нет, ситуация неопределенности нарастает, а сбой в коммуникации усиливается.

Вначале после призывов властей остаться дома москвичи отправились на пикники и шашлыки, церковные службы в храмах в различных регионах продолжались. В ответ свой недостаточный авторитет у общества власть решила компенсировать запретами и штрафами.

Есть вопросы и к экспертному сообществу. Его главным спикером стал доктор Александр Мясников, который поначалу вообще утверждал, что коронавирусная инфекция не опаснее ОРВИ. Господин Мясников неоднократно выступал с громкими противоречивыми заявлениями, например «о русском чуде» — экстремально низкой смертности в России от коронавируса. Помимо его заявлений на аудиторию обрушивались прогнозы относительно возможных сроков выхода из пандемии, все больше отличавшиеся друг от друга. К их созданию в эфире телеканалов охотно подключились вездесущие «эксперты по широкому кругу вопросов».

Порой не могли договориться между собой даже ученые и вирусологи: один призывал носить маски, а другой, ссылаясь на Всемирную организацию здравоохранения, называл маски бесполезными.

В Германии все было по-другому. Там функцию главного источника экспертной информации взяло на себя самое авторитетное и квалифицированное профильное учреждение — Институт Роберта Коха. Его представители с самого начала эпидемии проводили единую линию, не «путались в показаниях» и потому заслужили доверие в обществе.

Немецкий опыт коммуникации государства и общества мог бы стать примером для российских федеральных и региональных властей. Тем более что ученые не исключают вторую волну пандемии. Однако от этого позитивного примера, от немецкого порядка всегда можно традиционно отмахнуться: что русскому хорошо, то немцу смерть. И наоборот. Возможно, поэтому Россия выбирает свой путь, свое «русское чудо».

Даже коронавирусное.