«Эти тихие смерти, сопутствующие ковиду, будут на нашей совести»
Почему россияне, нуждающиеся в социальных услугах на дому, могут стать жертвами пандемии
Во многих российских регионах из-за пандемии сократили социальные услуги на дому, и одинокие пожилые люди и граждане с инвалидностью лишились необходимой им помощи. По мнению экспертов, это приведет к росту смертности. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова поговорила с соцработниками, представителями НКО и бизнеса, а также специалистами из Италии и Израиля и выяснила, как можно и как нельзя помогать людям, нуждающимся в надомной социальной помощи от государства.
«Тем, кто маломобилен и не может себя обслуживать, остается тихо умирать»
20 марта 2020 года из-за пандемии Департамент соцзащиты Москвы изменил график посещения соцработниками граждан на дому и частоту оказываемых им социальных услуг. По новым правилам, действующим до конца пандемии, количество таких услуг, как покупка и доставка продуктов на дом, сократилось с двух до одного раза в неделю, доставка хозтоваров — с четырех до двух раз в месяц, вынос мусора или уборка — с четырех до двух раз в месяц.
«Многие люди возмущаются, они не привыкли покупать сразу на неделю хлеб, молоко, сметану, они хотят свежие продукты,— говорит соцработник Наталья, пожелавшая сохранить свою фамилию в тайне.— По новым нормативам я могу доставить человеку раз в неделю до 7 кг продуктов, а если это семья из двух человек, то до 10 кг. Все это я должна загрузить в свою машину, потом выгрузить и поднять в квартиру. У большинства соцработников нет личного автотранспорта, они перемещают такие тяжести с помощью хозяйственной тележки. Но во многих пятиэтажках нет лифтов, так что тащить на себе этот груз не каждому по силам. В итоге мы часто привозим людям продукты по-прежнему — два раза в неделю, но за второй раз нам никто не платит». «Если вынос мусора два раза в месяц, то, значит, человек должен сидеть с мусорными мешками в квартире? — продолжает Наталья.— Конечно, соцработники выносят, несмотря на эти правила. Я привезла человеку продукты,— ну что, я не вынесу ему мусор? Вынесу, но бесплатно».
Следует отметить, что в распоряжении Департамента соцзащиты города Москвы от 20 марта говорится о сокращении количества услуг «по согласованию с получателем социальных услуг» (ПСУ). Соцработник Наталья утверждает, что «многие ПСУ категорически не согласны, но по факту их мнение не имеет значения». Также в распоряжении департамента соцработникам запрещается оказывать услугу «наблюдение за состоянием здоровья» — то есть соцработник не может измерить температуру или давление пожилому человеку. «Понятно, для чего эти ограничения — чтобы меньше людей заразилось,— рассуждает Наталья.— Но у нас есть люди, которым просто нельзя урезать такую помощь — они могут не выжить».
По словам московского соцработника, оптимизация системы социальной защиты, начатая в 2015 году, привела к тому, что теперь полноценную помощь на дому многим гражданам оказывать практически невозможно.
С 2015 года, когда вступил в силу закон о соцобслуживании (ФЗ №442), оплата труда соцработника зависит от количества оказанных им услуг. Все услуги, оказанные ПСУ, соцработники сначала записывают себе в тетрадь, потом составляют отчеты и сдают их в бухгалтерию, где им начисляют зарплату.
На каждую услугу отводится определенное время. Например, на уборку квартиры — полчаса. «Что можно сделать за полчаса? — спрашивает Наталья.— Ну мусор вынести и пол подмести. А ведь надо мыть пол, протирать ручки, выключатели, особенно сейчас, когда кругом инфекция. Но это все ты уже сделаешь бесплатно. Мы же привыкаем к этим людям, не можем их бросить». На покупку продуктов и доставку их к клиенту на дом отводится 45 минут. На визит к врачу — 1 час, на оформление пенсии — 45 минут. «Понимаете, чтобы оформить пенсию, надо несколько раз сбегать в Пенсионный фонд,— говорит соцработник,— а чтобы к врачу записать, отвезти и выждать очередь — гораздо больше чем один час. Не у всех пожилых есть гаджеты, не всех можно записать онлайн. Дозвониться в поликлиники тоже не быстро, и это мое личное время. Если у твоего подопечного, например, онкология или другое тяжелое заболевание, требующее разных обследований, ты с ним можешь просидеть в очереди к онкологу и на процедуры весь вечер, а государство посчитает, что отработан лишь час».
Так что соцработники оказывают услуги, которые отнимают у них время и силы, но не оплачиваются, и, по словам Натальи, многие ее коллеги «выдохлись».
«У нас в центре несколько отделений соцобслуживания на дому, в каждом 12–14 соцработников, которые ходили по домам,— говорит она.— У каждого соцработника было примерно по 20–25 постоянных клиентов. Сейчас, в разгар пандемии, три соцработника болеют, двое уволились, одна в отпуске. И у каждого оставшегося соцработника теперь — в среднем по 30 человек. К нам добавились и те люди, которые звонят на горячую линию правительства Москвы,— они не находятся на соцобслуживании, но они одинокие, пожилые или больные или просто не могут из-за самоизоляции выйти из дома, и мы обязаны доставить им продукты и лекарства. Нагрузка выросла в несколько раз, мы с ног валимся от усталости».
По словам собеседницы “Ъ”, у соцзащиты на дому много подопечных, которые с трудом передвигаются по квартире или ездят на коляске, или вообще могут только лежать — например, с поврежденным позвоночником, в постинсультном состоянии, с переломом шейки бедра. «Этим людям необходим качественный уход,— объясняет Наталья,— не все хотят в дом престарелых. В свое время при каждом центре соцобслуживания были социально-медицинские отделения, там работали медсестры и патронажные сестры, они ходили к тяжелым, обрабатывали даже пролежни и трофические язвы. После оптимизации у нас в соцзащите были закрыты такие отделения — они дорогие.
У нас иногда появляются клиенты, которые лежат и к которым надо ходить по два раза в день — кормить, мыть, убирать в доме, стирать. Но их стараются отправить в дома престарелых. Если человек упирается и знает свои права, ему, конечно, сделают программу соцобслуживания, но для соцработников это будет огромная проблема.
Если у соцработника 30 ПСУ в день, то он к этой бабушке, конечно, приползет, но делать уже ничего не сможет.
В праздники и в выходные соцработники не работают — есть дежурный, но он физически не успеет сходить ко всем. А человека все равно надо кормить — хоть выходные, хоть праздники. Наше руководство пыталось перевести кого-то из соцработников в режим патронажного ухода — работать "два через два", включая выходные, и ходить вот к таким "тяжелым" людям. Но никто не захотел так работать. Рассматривался вариант, что наймут медсестер, а кого-то из соцработников уволят. Но пока все остается как было».
Из-за пандемии некоторые граждане не могут получить своевременную медпомощь: по словам Натальи, иногда она не может дозвониться в поликлинику, чтобы вызвать врача, и едет туда, чтобы оформить вызов в регистратуре. «Врачи и медсестры болеют, в поликлинике не хватает даже терапевтов, не то что узких специалистов,— рассказывает соцработник.— Думаю, состояние многих пожилых ухудшится.
Есть такое мнение, что, в отличие от Италии, где старики живут по 100 лет и где выхаживают даже очень тяжелых, наши слабенькие все давно умерли, а остались крепыши, которые за жизнь цепляются.
Но наши крепыши тоже будут слабеть, им потребуется больше медицинской и социальной помощи, многие уже самостоятельно не выйдут из дома».
2 мая правительство Москвы пообещало выплатить столичным соцработникам, оказывающим социальные услуги на дому, надбавки по 25 тыс. рублей в месяц, начиная с 26 марта. Однако о восстановлении частоты надомных социальных услуг речь пока не идет.Аналитик благотворительного фонда «Старость в радость» Елена Иванова говорит, что в период пандемии многие регионы сокращают социальные услуги по уходу за гражданами, и это чревато ростом смертности среди пожилых и инвалидов.
«С началом пандемии стало больше людей, нуждающихся в помощи,— объясняет эксперт.— Те, кто раньше ее не просил, теперь оказались запертыми дома и вынуждены были за ней обратиться. Нагрузка на соцслужбы выросла в части доставки продуктов и лекарств, но уходовую часть помощи во многих регионах сократили, опасаясь распространения инфекции. И это катастрофа. Тем, кто маломобилен и не может себя обслуживать, остается тихо умирать, потому что они лишились ухода на дому. Им раньше хоть кто-то чуть-чуть помогал. А сейчас их просто заперли, и сказали: "Еду волонтеры принесут к двери, а дальше вы сами"».
«Нельзя лишать человека права быть чистым и сытым»
Директор благотворительного фонда «Старость в радость» Елизавета Олескина говорит, что многие регионы и до пандемии оказывали социальные услуги в недостаточном для выживания граждан объеме. «У нас две большие проблемы,— считает она.— Первая: многие регионы уменьшили количество часов ухода, сосредоточившись на доставке продуктов и лекарств, и мы должны понять, что такое сокращение помощи убьет людей и без ковида.
Сама идея изоляции направлена на благо, но есть люди, которые не могут жить без человеческой помощи. Какой смысл приносить продукты или класть сумку с лекарствами под дверь, если человек не может встать с кровати и открыть эту дверь? Если он сам себе не приготовит еду или не вспомнит, как и когда ему пить таблетки?
А вторая проблема — во многих регионах этих услуг по уходу и сопровождению никогда и не было. Как 10 лет назад приходили соцработники с колбасой два раза в неделю домой к получателям услуг, так и сейчас приходят. Хотя мы много лет пытаемся добиться того, чтобы соцработники перестали ассоциироваться только с доставкой еды. Есть категория людей, которые нуждаются в большей помощи и уходе, чем доставка продуктов».
Многие регионы не имеют дополнительных денег на соцзащиту, поясняют в фонде, а поскольку в федеральном перечне социальных услуг не указана их частота, то регионы устанавливают ее по собственному усмотрению. «Поэтому в половине регионов помощь человеку в приеме пищи оказывается два раза в неделю, а помощь в мытье — по стандарту услуги — раз месяц,— говорит Олескина.— Но мы же понимаем, человеку нужно есть и мыться каждый день. И, если он нуждается в том, чтобы ему помогли встать с кровати, он должен иметь возможность вставать с такой поддержкой несколько раз в день. Если человек может упасть во время мытья, значит, он должен получать помощь в мытье не раз в месяц, а каждый день. А еще у него есть душа, и ему хочется быть востребованным и занятым — то есть важны социализация, занятость, досуг». По мнению эксперта, нынешняя система оказания надомных услуг во многих регионах — лишь видимость и профанация, потому что «если у региона нет возможности оказывать такую помощь каждый день, значит, помощи на дому для таких людей там нет в принципе».
При пандемии нагрузка на соцзащиту возрастает, поэтому чиновники перераспределяют силы соцработников так, чтобы они доставляли продукты и лекарства большему числу граждан. При этом инвалиды и пожилые, нуждающиеся в уходе и не получающие его, пополняют ряды жертв пандемии.
В фонде «Старость в радость» убеждены, что сокращать часы надомного ухода соцзащите нельзя. К такому выводу пришли и в регионах, участвующих в пилотном проекте Минтруда по системе долговременного ухода (СДУ). «Мы в рамках СДУ уже третий год выстраиваем с пилотными регионами такую систему, при которой человек, зависимый от посторонней помощи, мог бы сам выбрать, где ему находиться — в учреждении или дома,— и получать те услуги, которые именно ему нужны. Уже есть регионы, которые выстроили у себя полноценную ежедневную помощь на дому — например, в Волгограде более 1,5 тыс. самых слабых пожилых людей и инвалидов ежедневно получают по четыре часа ухода и сопровождения. И Волгоград не сократил эти услуги из-за пандемии. Если бы они решили эти часы сократить или перекинуть их на доставку продуктов, то вот эти полторы тысячи человек лишились бы шанса пережить пандемию».
По словам директора фонда «Старость в радость», все 18 пилотных регионов, работающих в рамках СДУ, «стараются не сокращать надомный уход, потому что понимают: нельзя лишать человека права быть чистым и сытым».
«Мордовия, у которой госдолг в несколько раз превышает бюджет, не сократила ни одному человеку часы ухода — более того, с тех получателей услуг, кому требуется более четырех часов ухода в день и которые раньше эти дополнительные часы оплачивали самостоятельно по социальным тарифам, сейчас регион денег не берет»,— рассказывает Олескина.
По ее мнению, после окончания режима самоизоляции многие уже не смогут выйти из дома на своих ногах: «Мы получим огромное число граждан, у которых нарастут психические проблемы, ухудшится физическое состояние. Наши зарубежные коллеги рассказывают, что после жесткого карантина начинается этап реабилитации — и он очень сложный. Все те люди, кто три месяца в карантине, не выйдут радостно на солнышко, их нужно будет долго, полноценно, качественно восстанавливать. Им нужно будет достаточное количество соцработников, психологов, медиков. А у нас рук не хватало и до пандемии, а теперь ситуация катастрофическая. Эти тихие смерти, сопутствующие ковиду, которые мы никогда не посчитаем, будут на нашей совести».
Эксперт предлагает увеличивать штат соцработников, обучать их для надомного ухода, вводить надбавки тем, кто работает на дому во время эпидемий, а также разработать единые федеральные стандарты, чтобы услуги по уходу и сопровождению ни один регион не мог урезать.
«Нужно сделать так, чтобы стандарты оказания надомной помощи и стандарты нагрузок на соцработников были едиными для всей страны,— убеждена Елизавета Олескина.— Во многих крупных городах соцработник сегодня за день обходит с продуктами до 30 человек, он даже "здравствуйте" не успевает им сказать. По нашим пилотным регионам мы знаем, что одному соцработнику можно поручить не более двух получателей услуг, которым требуется по четыре часа помощи в день. А если у соцработника 30 человек на участке, среди которых двое тяжелых, он никому не сможет оказать полноценную помощь. Если на федеральном уровне не появится единых подходов, то эту задачу не решить. Люди, оставшиеся без помощи на дому, оказались в слепой зоне, они не видны ни государству, ни обществу, и это самая легкая добыча вируса, но про них забыли».
«Оказалось, что НКО — это ресурс для соцзащиты»
На помощь соцработникам приходят волонтеры, которые доставляют продукты и лекарства нуждающимся, гуляют с их собаками и таким образом разгружают систему соцзащиты. Например, в московской городской программе «Социальный волонтер» участвует 1,5 тыс. добровольцев.
Но волонтеры не могут решить все проблемы надомной помощи, считают в благотворительном фонде «Старость в радость». «Хорошо, что есть волонтеры,— говорит Елизавета Олескина,— но они не могут ухаживать за больным человеком. Для того чтобы разносить продукты, нужна минимальная квалификация. Для того чтобы работать с ослабленным человеком, нуждающимся в уходе, нужно предварительное обучение».
Разгрузить соцзащиту могли бы НКО. Например, в Костроме министерство соцзащиты, не имея возможности нанять дополнительных соцработников, заключило договоры с двумя местными НКО, которые вывели своих помощников по уходу к пожилым и больным людям домой.
НКО входят в региональный реестр поставщиков социальных услуг и получают от региона оплату за их оказание. А в Нижнем Новгороде НКО находят людей, нуждающихся в социальной помощи, но не заявляющих о себе. «У нас в соцзащите заявительный принцип получения услуг,— рассказывает директор Нижегородской региональной благотворительной общественной организации "Забота" Наталья Симонова.— Заявился — получил, не заявился — о тебе никто не знает. Люди не всегда знают о своих правах и возможностях, не знают, куда можно обратиться. Мы недавно выявили семью, где бедствует мама с девятью детьми — ей и в голову не приходило, что можно попросить о помощи».
В конце марта по инициативе благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко и альянса «Серебряный возраст» была создана сетевая коалиция «Забота рядом», в которую могли вступать региональные некоммерческие организации. Нижегородская «Забота» стала территориальным ресурсным центром коалиции в регионе, она координирует работу нескольких НКО, работающих с пожилыми людьми, а также волонтерских организаций.
«С начала пандемии у нас была задача — выявить граждан, которые нуждаются в помощи, но о которых не знает соцзащита,— говорит заместитель директора "Заботы" Анна Миронова.— В этом очень помогли первичные организации инвалидов, которые обзванивали граждан и сообщали нам данные. Выявили семью — мама лежит парализованная, у дочери тоже инвалидность, еле ходит. Мы связались с соцзащитой, чтобы их взяли на учет, и передали заявку на помощь в нижегородский волонтерский штаб "Мы вместе". Мы нашли около 40 одиноких пожилых людей, у которых из-за хронических болезней много денег уходит на лекарства,— им не на что жить, они не знают, к кому обратиться за помощью. Если пенсия 10 тыс. рублей, и надо оплатить услуги ЖКХ и лекарства, то на еду уже ничего не остается. Мы через наших спонсоров покупаем продуктовые наборы и доставляем им».
Некоторым гражданам остро требуется психологическая помощь, рассказывают в «Заботе». У пожилой женщины, болеющей коронавирусной инфекцией, умер муж. На похороны супругу не пустили. Ее по телефону поддерживал психолог — по словам Мироновой, пожилым людям часто требуется беседа с психологом, особенно во время пандемии, но такие услуги государство не предоставляет. Еще одна «выявленная» одинокая женщина рассказала, что три года назад сын подарил ей смартфон.
После смерти сына женщина решила освоить гаджет, чтобы подарок не лежал напрасно. «Она не могла справиться сама и просто кричала нам в отчаянии в трубку, чтобы мы ей помогли,— рассказывает Миронова.— Мы отправили волонтера, который ей помог».
«Нам, как НКО, оказалось проще выявить нуждающихся, чем государству,— говорит Симонова.— Мы работаем через местные сообщества, наша технология работы более эффективная. Когда люди начали понимать, что мы выживем благодаря помощи друг другу, то они стали звонить в НКО, рассказывать о своих одиноких соседях, знакомых. Оказалось, что НКО — это ресурс для соцзащиты и в выявлении граждан, и в помощи им».
За два месяца усилиями НКО и волонтеров в Нижегородской области удалось выявить 100 человек, остро нуждающихся в помощи. О них не знала ни соцзащита, ни местные органы власти.
«Сначала нам в соцзащите говорили, что они знают всех, кому нужна помощь,— рассказывает Анна Миронова.— А теперь благодарят за помощь».
На самом деле нуждающихся в социальных надомных услугах граждан, по подсчетам фонда «Старость в радость», примерно в полтора раза больше, чем тех, кто сегодня эти услуги получает,— напомним, что сегодня в стране около 2 млн получателей соцуслуг на дому.
Речь идет о пожилых и одиноких людях с деменцией и другими ментальными нарушениями, молодых и пожилых маломобильных гражданах, семьях с детьми-инвалидами.
По словам Мироновой, из 100 человек, выявленных в Нижегородской области при помощи НКО, примерно 20% нуждаются в ежедневном уходе на дому. «Информацию о них мы передаем в соцзащиту, где уже решают, брать ли этих граждан на сопровождение. В большинстве случаев таким людям нужны медико-социальные услуги, и в зависимости от их доходов им за такие услуги приходится доплачивать,— объясняет она.— Из-за этого люди часто отказываются от услуг».
Необходимость доплачивать за социальные услуги появилась в 2015 году, напоминает Елизавета Олескина: по федеральному закону №442 «Об основах социального обслуживания граждан в Российской Федерации», гражданин, получающий пенсию или другой доход, в 1,5 раза превышающий размер прожиточного минимума, должен доплачивать за социальные услуги. «В каждом регионе свой прожиточный минимум, в некоторых это 8 тыс. рублей, и если ты получаешь пенсию 12 тыс. 100 рублей, то социальные услуги для тебя будут уже платными,— рассказывает эксперт.— Плата не может превышать половину разницы между совокупным доходом гражданина и полуторакратным прожиточным минимумом, то есть иногда для пожилого человека такая плата может быть совсем небольшой. Но психологически это очень сильно действует — получается, надо платить за то, чтобы хлеб принесли».
В каждом субъекте федерации утверждается собственный перечень социальных услуг, которые являются обязательными и бесплатными. В некоторых регионах в такой перечень входит, например, растопка печи один раз в неделю, помощь в мытье один раз в месяц, помощь в кормлении два раза в месяц. Если же человеку требуется больше услуг, они могут быть только платными — даже для тех пожилых людей, чья пенсия едва дотягивает до прожиточного минимума.
По словам Олескиной, к таким «дополнительным» услугам в регионах могут быть отнесены жизненно важные — ежедневная растопка печи, помощь в приеме пищи или смене белья. И многие от таких услуг вынуждены отказываться. Поэтому в стране старики до сих пор замерзают зимой в своих избах. «Это особенно бьет по пожилым людям,— говорит эксперт.
— Вот смотрит бабушка, что ей надо заплатить 50 рублей соцработнику за то, чтобы помыться, 100 рублей за то, чтобы ей суп сварили, 50 рублей за прогулку — и отказывается от этого всего. Она оставляет только оплату ЖКХ и доставку продуктов, потому что самостоятельно это сделать уже не может.
У многих людей дикая обида за то, что они всю жизнь пахали, ни копейки себе не взяли, а теперь с них берут эти 50 рублей. Для них это идеологически неприемлемо, они не могут никак понять, что у нас рыночная экономика. И я не понимаю, кому пришла в голову эта идея платных услуг — никакой экономической подоплеки под ними нет, сами услуги стоят гораздо дороже, а система берет эту символическую копейку и отбивает у людей желание получать помощь. А потом люди попадают в больницы, где им лечат пролежни, спасают их жизни. Зато "сэкономили".Я абсолютно уверена, что жизненно важные услуги — это тот самый витальный минимум услуг, который не может оказываться за деньги. Либо это соцзащита и помощь, либо экономика и коммерческое предприятие. Очень надеюсь, что с новой командой Минтруда мы сможем добиться изменений, и плату за такие услуги отменят».
«Бизнес может обслуживать больше граждан, мы можем разгрузить соцзащиту»
На рынке социальных услуг помимо государственных организаций и НКО есть и коммерческие фирмы, которые входят в реестр поставщиков социальных услуг. Помощники по уходу и сиделки компании Senior Group работают не только с частными клиентами, но и с «государственными». Они посещают на дому более 1,5 тыс. получателей социальных услуг в Москве, 150 человек в Петербурге, 50 в Казани. За это компания получает возмещение от государства.На обслуживании у компании — маломобильные граждане, которым необходимо четыре и больше часов надомного обслуживания в день.
«В Москве граждане, с которыми мы работаем в рамках договора с департаментом соцзащиты, делятся на три группы,— рассказывает гендиректор Senior Group Алексей Сиднев.— Треть — это очень тяжелые клиенты, которым требуется много часов специализированного ухода. Это могут быть самые хрупкие люди, которые, например, имеют дементные расстройства. К ним мы приходим три раза в день. Еще треть — требующие серьезного ухода, но умеющие, например, вставать с кровати, дойти до туалета. Они могут какие-то вещи делать самостоятельно, но им нужен рядом помощник. К ним мы приходим каждый день, один или два раза. И еще треть — это люди, которые могут даже выходить на улицу, но они не могут пройти дальше скамейки у подъезда, то есть там нужен минимальный уход. К ним мы приходим от четырех до семи раз в неделю». Сиделки не только приносят таким клиентам продукты и лекарства — это не основная часть их работы — они помогают им мыться, проводят санитарно-гигиенические манипуляции, выводят на прогулку, делают уборку в доме. Государство оплачивает услуги компании по следующим тарифам: в Москве час работы помощника по уходу стоит 315 рублей, в Санкт-Петербурге — 400 рублей, в Казани — 270 рублей. При этом в Москве 75% услуг компании — уход за клиентом внутри дома, а 25% — вне дома (магазин, аптека, помощь с оформлением документов, посещение поликлиник). В Питере и Казани 95% услуг оказываются внутри дома, так как в этих городах практически все клиенты Senior Group — тяжелые.
«Нам как бизнесу важно работать с такими клиентами,— говорит Сиднев.— Есть нормативы, сколько времени можно тратить на прием ванной, на гигиенические процедуры, на прием пищи,— и когда услуг много, можно что-то заработать. Вообще в этой сфере маржинальность низкая, и чтобы не быть убыточным, надо хорошо продумать логистику. Если нужно поехать за продуктами, мы можем отправить одного человека в магазин, который соберет заказы с пятерых и привезет им всем. Если помощник по уходу работает в одном или двух домах микрорайона, то ей не нужно тратить время на дорогу. Наконец, наши сотрудники выходят на работу и в выходные, и в праздники, они могут работать больше восьми часов в день, в отличие от государственных соцработников». Он отмечает, что заработные платы городским соцработникам увеличивались с 2015 года в соответствии с указами президента РФ, а тариф для НКО и бизнеса так и остался на уровне 2015-го, так что сегодня городские соцработники обходятся государству дороже, чем частные.
По словам Сиднева, сиделки проходят обучение, сдают экзамены, и впоследствии такой специалист востребован на рынке услуг: «Найти, обучить и удержать сиделку сложно, поэтому мы не хотим, чтобы наши обученные сиделки занимались доставкой продуктов или лекарств, они обучены именно серьезному патронажному уходу».
По закону пожилые люди, а также граждане с инвалидностью, нуждающиеся в социальных услугах, могут получать их как в государственных центрах соцобслуживания, так и у НКО или бизнеса. Если гражданин выразил желание получать услуги в какой-то негосударственной организации, и эта организация входит в региональный реестр поставщиков социальных услуг, то препятствий для их совместной работы быть не должно. На практике все не так, говорит Сиднев: региональные власти не хотят делить рынок соцслуг между соцзащитой и частниками. «Для галочки фирме дадут какое-то количество людей на обслуживание — все-таки она входит в реестр и как ей отказать? — объясняет бизнесмен.— Но это капля в море. Бизнес и НКО могут обслуживать больше граждан, мы можем разгрузить соцзащиту, но чиновники неохотно впускают нас в эту сферу».
В отличие от государственных соцслужб Seniour Group не сократило количество часов обслуживания во время пандемии. «Нашим клиентам нельзя сокращать часы, они тяжелые и погибнут без ухода,— говорит Сиднев.— Мы просто используем средства индивидуальной защиты. У каждого нашего клиента дома есть упаковка защитных экранов, которые делают наши волонтеры. Когда приходит помощник по уходу, он надевает экран, одноразовые маску, перчатку, халат. Все это помогает».
Если бы государство повысило тарифы на социальное обслуживание, а чиновники пустили бы в эту сферу НКО и бизнес, то на рынке соцуслуг было бы больше конкуренции, убежден Алексей Сиднев. Тогда пожилым и больным не пришлось бы выбирать между интернатом и домом, одиноким старикам замерзать в деревенских избах, а людям, потерявшим возможность себя обслуживать,— ждать, когда наступит понедельник, и соцработник придет их покормить и помыть.
«Мы провели наших стариков по тонкому льду»
Поговорить с гериатрической медсестрой и супервизором отдела гериатрии по сестринскому уходу Южного округа Министерства здравоохранения Израиля Клаудией Консон оказалось непросто — она руководит гериатрической помощью на юге Израиля и с начала пандемии фактически живет на работе. «Я все время в штабе»,— написала она мне в мессенджер. Мы договорились увидеться в Zoom утром в пятницу — Клаудия уже находилась в штабе по противодействию коронавирусной инфекции в городе Беэр-Шева. «Дисциплина и медицина — мой девиз»,— пошутила она. Этот штаб был создан в марте по указанию мэра города, в него вошли представители всех ведомств — от соцзащиты до армии. Моя собеседница представляет здесь Минздрав. «Такой межведомственный штаб оказался очень эффективным,— говорит Консон,— все встречаются минимум раз в неделю, обсуждают, кто и как может помочь в решении проблем. Это сняло напряжение у городского руководства, потому что поначалу никто не понимал, где, например, получать СИЗы и антисептические гели, кто ответственный за доставку, как поддержать пожилых, запертых дома?»
Вопросов было много. В Израиле 95% пожилых людей обслуживаются на дому, а не в учреждениях. Надомная форма — это не только уход за пожилыми людьми в их квартирах в обычных жилых домах, но и социальные услуги в домах ассистированного проживания. Это жилые корпуса на 100–200 человек, где один пожилой человек или супружеская пара живет в отдельной квартире, а обслуживание этой квартиры осуществляет управляющая компания, у которой есть свой штат работников.
За такое обслуживание пожилой человек платит из своей пенсии или других накоплений, а если у него нет денег и работающих близких, то за него платит государство. Ассистированное проживание в Израиле очень популярно среди пожилых — ведь в таких домах есть возможность не просто жить в отдельной квартире, но и пользоваться общими зонами досуга — бассейном, студией рисования, библиотекой. Тем, кому нужна помощь соцработников или помощников по уходу, эта помощь оказывается государством в соответствии с их индивидуальной программой получения социальных услуг — она составляется в ведомстве соцзащиты на каждого нуждающегося пожилого человека. При этом социальные услуги бесплатны только для тех, чьи доходы не превышают прожиточный минимум. Остальные платят.
Размер пособия по обеспечению прожиточного минимума в Израиле в 2020 году для одиноких граждан — $400-626 (в зависимости от возраста). Для граждан, имеющих детей или супругов, пособие выше.
Надомной услугой также считается помощь пожилым людям, живущим в хостелах,— это недорогое социальное жилье. «У меня в хостеле живут мама и свекровь,— рассказывает Клаудия Консон.— Они иммигрировали уже в пожилом возрасте, поэтому пенсия у них минимальная». По ее словам, это обычный дом со всеми удобствами — ее мама и свекровь живут в отдельной квартире, куда к ним приходят соцработник и помощник по уходу. У пожилых женщин есть работающие дети, которые платят за социальные услуги.
Еще одна форма проживания пожилых в Израиле — социальные деревни малоэтажной застройки. Часто такие «деревни» являются частью городов, но в них нет высотных зданий, и живут там только пожилые люди. С начала пандемии Минздрав стал разрабатывать для каждой формы проживания пожилых граждан отдельную программу защиты от COVID-19.
Первая неделя была самой трудной, вспоминает Консон: «Пока мы обдумывали механизмы защиты, было решено, что пожилые люди никуда не выходят из своего жилья, а родственники и дети к ним не приходят. Это стандартная рекомендация при пандемии во многих странах, но следовать ей нужно было осторожно.
Представляете себе, что такое для еврейской бабушки — когда к ней никто не приходит? Ни дети, ни внуки, ни все эти прекрасные приезжие девушки-сиделки. Одна пожилая женщина у нас в Беэр-Шеве написала предсмертное письмо о том, что она не может так жить, и умерла.
Еще один мужчина позвонил в полицию со словами: «Меня все бросили, я совсем один». Полиция к нему приехала, поговорила, он был очень подавлен. И мы поняли, что если будем так себя вести, то наши старички умрут не от ковида, а от одиночества и страха. И поэтому пришлось менять директивы в ручном режиме».
В течение первой недели израильского карантина протоколы Минздрава по работе с пожилыми гражданами менялись по несколько раз в сутки — и в итоге были выработаны правила, которые, по словам Консон, помогли выстроить систему эффективной защиты.
«Первым делом мы провели санитарно-просветительскую работу,— рассказывает моя собеседница,— потому что самое главное при пандемии — убедить людей, что вирус существует, и он опасен. Для этого нам нужно было научиться коммуницировать со всеми старичками. Многие пользуются только кнопочными телефонами, а есть семьи, живущие в бедуинских палатках, так что наши большие электронные программы для этого не годились. Многие пожилые люди в Израиле говорят только на одном языке — русском, арабском, испанском, эфиопском. У нас и многие помощники по уходу также не владеют ивритом — для общения с бабушками и дедушками им достаточно одного, общего, языка. Поэтому мы напечатали брошюры на всех языках, представленных в Израиле, и их очень быстро получили пожилые люди и помощники по уходу по всей стране. Мы объяснили, что такое новый коронавирус и почему наши соцработники или помощники по уходу теперь будут приходить домой к гражданам в средствах защиты. Это было важно, потому что пожилые люди могут испугаться и не пустить человека в маске. Мы объяснили, как нужно надевать и снимать маску и перчатки, чтобы не заразиться. Какие другие меры предосторожности необходимо соблюдать. А также — что важно следовать всем инструкциям, разработанным Минздравом».
По словам Клаудии Консон, поначалу многие помощники по уходу отказывались даже выходить на работу — у многих дома дети и пожилые родители, и они боялись принести инфекцию домой. Пандемия выявила пробелы в образовании сотрудников социальной сферы — во время учебы у них не было курса по инфекционным заболеваниям, и они начали паниковать. «Например, одна девушка, помощник по уходу, говорила: "Я не пойду работать, у меня трое детей и мама старая",— вспоминает Консон.— И что, мы будем ей грозить тюрьмой? Нет, конечно. Мы проводили беседы, объясняли, что вирусы существуют миллионы лет, и если правильно мыть руки, носить средства защиты и следовать указаниям Минздрава, то не заболеешь. Но теперь мы точно знаем, что все это нужно включать в образовательные программы».
Для каждой формы проживания пожилых граждан были разработаны свои алгоритмы защиты: например, персоналу, работающему в домах ассистированного проживания, было запрещено работать где-то еще. Ковид-положительный пациент мог остаться в своей квартире, только если у него не было симптомов ОРВИ, с симптомами забирали в больницу. «Дома ассистированного проживания строились в 1980-е годы и строились они хорошо, так что в каждой квартире есть 20-метровая комната, кухня и санузел, что позволяет изолировать человека от других,— поясняет эксперт.— Поэтому в больницу мы забирали, не потому что человек мог кого-то заразить, а потому что COVID-19 развивается стремительно и мы можем потерять этого пациента. Важно, чтобы он вовремя оказался возле аппарата ИВЛ. Даже если его не удастся спасти, его смерть не будет мучительной — он не задохнется». За два месяца она отправила своих пожилых пациентов в больницы Тель-Авива, Нетании и Иерусалима, потому что в Беэр-Шеве только одна многопрофильная больница, и в ней необходимо было сохранить места для экстренных случаев.
Если клиент болен, но не имеет симптомов, фирма, обслуживающая дом ассистированного проживания, собирает этический совет, на котором решается, как ему будут оказывать услуги. «Если этому пациенту нужно только приносить продукты, а остальное он делает сам, то фирма найдет способ доставить ему продукты,— говорит Клаудия Консон.— Если же человеку нужна помощь в купании, кормлении, то мы закрепляем за ним одного помощника по уходу, который ходит только к нему и больше никуда.
Этот сотрудник приходит в полной защитной амуниции, делает свою работу и уходит домой. Для него разрабатывается индивидуальный эпидемиологический маршрут, он не может от него отклоняться, не может заходить к другим пожилым людям.
Он приходит домой, протирает обувь раствором хлора, снимает одежду, стирает ее в машинке на режиме выше 65 градусов, моется сам,— и только после этого он может выйти куда-то по своим делам. Таким образом, если даже он заразится от пациента, мы знаем, какой него был маршрут, какие были контакты».
Заболевших пожилых людей, живущих отдельно от семей и не имеющих серьезных симптомов, взяли на эпидемиологический патронаж районные поликлиники — за эту услугу они получали доплату из больничных касс (неточный аналог российской системы ОМС). «Всем заболевшим одиноким пожилым людям поликлиники выдавали тревожный чемоданчик, в котором есть пульсоксиметр, термометр и блокнот для записей,— перечисляет Клаудия Консон.— Человек должен был измерять температуру и сатурацию и записывать это в дневник. Из поликлиники ему звонили три раза в день, чтобы уточнять его состояние. И всем этим людям объяснили, что им необходимо соблюдать питьевой режим и что, если у них появляется першение в горле, потеря обоняния, снижение сатурации до 93, нужно немедленно звонить в колл-центр».
Чтобы все помощники по уходу и соцработники могли работать, Министерство социальной защиты и Ведомство национального страхования обеспечили их средствами защиты по распоряжению Минздрава. В марте они должны были покупать СИЗы самостоятельно, а государство возмещало расходы по чекам, а с апреля всех сотрудников соцзащиты СИЗами стало снабжать государство. Примечательно, что сотрудников домов ассистированного проживания, которые управляются бизнесом, СИЗами тоже обеспечивал не бизнес, а государство. «Предприниматели, которые платят зарплату этим людям, не получили никаких дотаций от государства, чтобы мы могли на законных основаниях потребовать от них обеспечить СИЗами весь персонал,— объясняет Консон.— Это социальный бизнес, там нет лишних денег. У этого бизнесмена есть банк зарплаты на три месяца, и если он оттуда возьмет деньги на СИЗы, ему нечем будет заплатить зарплату кому-то из сотрудников». Минздрав также купил в эти дома бесконтактные термометры, а Министерство обороны выделило по одному бойцу в каждое здание, чтобы он измерял температуру всем входящим и выходящим.
Эпидемиологические правила для помощников по уходу были также перечислены в брошюрах Минздрава. Следуя этим правилам, сиделка приносит с собой запечатанный комплект СИЗ (маска, шапочка, перчатки, бахилы), в который переодевается либо возле своей машины, либо в вестибюле дома, либо непосредственно при входе в квартиру пожилого человека. Верхнюю одежду она снимает и надевает специальную куртку, в которой будет работать с пожилым человеком. При входе в квартиру должен лежать коврик, пропитанный раствором хлора (такой раствор можно купить в любом хозяйственном магазине) — сиделка протирает обувь об этот коврик, входя в дом и выходя из него. Таким раствором рекомендовано мыть и пол в квартирах. «Мы рекомендовали людям не надевать на работу дорогую, качественную одежду, потому что ее после каждого визита необходимо постирать,— говорит моя собеседница.— Мы также объяснили, что антисептический гель не отменяет мытье рук. Вирус убивает щелочь, поэтому вымыть руки — это первая задача сиделки в доме». Поскольку многие помощники по уходу должны кормить и мыть своих клиентов и не могут работать на расстоянии от них, Минздрав закупил для них защитные экраны из тонкого прозрачного пластика — они закрывают лицо как будто щитом. «Эти меры сработали,— резюмирует Консон.— У нас не заболел ни один помощник по уходу. Я тоже работала с больными COVID-19 — не на дому, а в учреждениях — я здорова, и мой персонал здоров».
Пожилые люди, живущие со своими семьями, оказались в более сложной ситуации. Во многих семьях вместе живут три поколения, и в таких условиях изолировать пожилого человека от детей и молодых взрослых довольно сложно.
Клаудия Консон говорит, что правильная планировка израильских домов помогла и на этот раз: «Начиная где-то с 1980-х годов при строительстве жилья в нашем городе закладывалось по два санузла в квартирах. Так сложилось, что в спальне родителей всегда есть душевая с санузлом, и есть общий санузел для детей и остальных членов семьи. Так вот, многие семьи решили отдать эти спальни с санузлом своим пожилым родственникам, и этот блок внутри квартиры стал как бы изолятором, туда никто не заходил, кроме помощника по уходу. А в тех домах, где нет второго санузла, мы объяснили в брошюрах, что после каждого пользования санузлом нужно обрабатывать хлором унитаз и раковину».
Сегодня, по ее словам, среди пожилых, живущих дома в городе Беэр-Шева, заболевших единицы.
В «мирное» время многие пожилые люди помимо получения услуг по уходу на дому могли посещать центры дневного пребывания, где с ними занимались и общались,— сейчас эти центры не работают. Чтобы скрасить старикам одиночество, Минобороны отправило с ними общаться своих солдат. «Соцработники обзванивают своих клиентов, но они плохо слышат, и по телефону общение не удается,— объясняет Клаудия Консон.— А солдаты стучат в дверь, говорят, кто они такие, и просят пожилого человека выглянуть в окно. И так они общаются — бабушка на балконе, солдат внизу. Пожилым людям это очень приятно».
По улицам Беэр-Шевы ездит «машина радости» с аудиосистемой — песни на разных языках тоже привлекают пожилых людей к окнам и скрашивают их одиночество. Популярны здесь и старые советские песни — в Израиле очень много выходцев из СССР.
В Беэр-Шеве более 3 тыс. пожилых людей живет в домах ассистированного проживания, хостелах и домах престарелых. Более 7 тыс. человек обслуживаются на дому. «Мы провели наших старичков по тонкому льду»,— говорит Клаудия Консон. Важными достижениями она считает как «адекватные эпидемиологические меры по защите пожилых граждан», так и сохранение в полном объеме социальных программ ухода за пожилыми людьми. «Если человеку нужна сиделка — он получает эту услугу столько раз в неделю, сколько это предусмотрено его индивидуальной программой получения услуг — хоть два раза в неделю, хоть 24 часа каждый день с личным помощником по уходу,— говорит эксперт.— Мы поняли, как важно выполнять программы по уходу в полном объеме, и больше таких ошибок, как в начале пандемии, не совершим».
«Я не знаю ни одного случая, когда человек дома остался бы без помощи»
Физиотерапевт Анна Нефедова работает в итальянском регионе Эмилия-Романья — она приходит на дом к пожилым и молодым людям, нуждающимся в реабилитации после инсультов, тяжелых неврологических заболеваний, автомобильных аварий. У нее частная практика, доход зависит от того, сколько у нее клиентов. В начале пандемии Анна осталась без клиентов — люди испугались и отменили все встречи. Но через три недели ей позвонили семьи двух пожилых людей и попросили работать с ними. Одна ее клиентка перенесла инсульт и все время лежала: «Если с ней не заниматься, появятся пролежни, они инфицируются, и она умрет»,— говорит Нефедова. По ее словам, сейчас эта женщина уже садится в кровати. Другой клиентке 94 года, у нее болезнь Альцгеймера, она самостоятельно ходит, но родственники опасались, что снижение активности приведет к тому, что она сляжет.
«В Италии центры Альцгеймера очень хорошие, это, как правило, частные организации, работающие с государством,— рассказывает физиотерапевт.— В обычное время таких бабушек отводят туда на день, как в детский сад. Там их кормят, с ними занимаются.
Вот у "моей" бабушки была сиделка на 24 часа, она с ней жила, а днем, пять раз в неделю, отводила ее в этот центр Альцгеймера на восемь часов, а сама занималась своими делами». Когда началась пандемия, центры Альцгеймера закрылись первыми, потому что именно в учреждениях был большой риск заражения. Родственники 94-летней Лучаны предложили сиделке дополнительные деньги, чтобы она находилась с ней все 24 часа, но та отказалась. Тогда семья наняла другую сиделку на те восемь часов, которые раньше Лучана проводила в центре Альцгеймера. «Конкретно у этой семьи нет финансовых проблем,— говорит Анна Нефедова,— поэтому они все делали на свои деньги, но есть не такие состоятельные семьи, и там сиделок смогли нанять на государственные деньги».
В Италии каждый гражданин, нуждающийся в постороннем уходе и реабилитации, может получать эти услуги несколькими способами, объясняет Нефедова: «У нас в регионе есть многопрофильные центры по уходу, это негосударственные организации, которые оказывают помощь нуждающимся людям в соответствии с их индивидуальной программой помощи и получают за это возмещение от государства. В этих центрах работают санитары, которые помогают с гигиеной, а также физиотерапевты, реабилитологи, психологи, аниматоры, эрготерапевты. Самый важный персонал там, конечно, санитары — для лежачего больного умелый санитар важнее других специалистов, ведь он обучен правильно мыть и поворачивать больного, а еще знаком с основами физиотерапии, логопедии, то есть владеет небольшим объемом знаний в разных сферах помощи.
Эти центры являются частью государственной системы, оказываемые ими услуги оплачивает государство. Семья может отказаться от такого сервиса и получать вместо него ежемесячную выплату от государства, она рассчитывается из стоимости тех услуг, которые нуждающемуся человеку рекомендованы в его программе. На эти деньги семья может нанять нужного частного специалиста или сиделку. И наконец, можно взять на своей работе отпуск по уходу, например, за пожилой мамой — отпуск этот дается на длительный срок, на год или два, и все это время человек получает зарплату на работе, но других денег не получает».
По словам собеседницы “Ъ”, во время пандемии государство изменило работу центров по уходу — им разрешили оказывать услуги не более 15 пациентам в день и только в жизненно важных случаях: «Если раньше сотрудники таких центров могли вести прием как в самом центре, так и на дому, в домах престарелых, то теперь им нужно было выбрать что-то одно, чтобы сократить контакты.
Всем в Италии сокращали рабочие часы, так что и эта сфера пострадала. Но всему есть объяснения — было важно не распространить вирус и при этом оказывать помощь тем, кому она необходима. В целом люди, которые пользовались этим государственным сервисом, стали испытывать сложности».
Граждане, которые лишились возможности получать услуги центров по уходу, стали нанимать частных специалистов — физиотерапевтов, сиделок — за свои деньги, а государство впоследствии по стандартной схеме компенсировало им расходы. Те семьи, у которых не было «экстренных» денег на платных специалистов, могли обратиться за помощью в муниципалитет. «В Италии граждане заполняют декларацию о доходах и расходах и еще могут высчитать коэффициент благосостояния, который позволяет получать услуги бесплатно или за доплату. Эти данные есть в муниципалитете. И если тебе нужна помощь, то на разных уровнях есть фонды, которые в трудной ситуации подключаются,— рассказывает Анна Нефедова.— У нас в городе такую финансовую помощь можно было получить в муниципалитете, в церковных организациях.
Если у тебя дома больной человек, которого ты сам не умеешь правильно перевернуть, помыть и покормить, тебе помогут обязательно. Я не знаю ни одного случая, когда человек дома остался бы без помощи».
Муниципальные власти в Италии несут прямую ответственность за все социальные ЧП на своей территории, поясняет моя собеседница. Когда в разгар пандемии в итальянском городе Солето в Апулии персонал дома престарелых отказался выходить на работу, а пожилые жители этого учреждения на два дня остались без ухода,— кормить их отправился мэр города. При таком подходе местным властям проще поддержать семью финансово, чем потом получить обвинения в том, что пожилой человек умер без ухода.
Во время пандемии существенно вырос спрос на сиделок — в Италии ими чаще всего работают женщины из Албании, Молдавии, Украины. В обычное время сиделка может посещать нескольких пожилых, а также делать уборку в других домах. «Во время пандемии ходить на уборки запретили, у сиделок освободилось время, и каждая из них могла взять еще одного-двух пожилых людей,— говорит Нефедова.— Это тоже стало выходом из положения».
Цены на услуги сиделки разные — от €5 до €20 в час. Все сиделки, которые официально начинают работать с пожилым человеком в Италии, должны пройти курс бесплатного государственного обучения.
«Есть, конечно, нелегальные сиделки, но очень сложно выполнять такую работу, если ты не прошел этот курс — ты не выдержишь конкуренции»,— считает Анна Нефедова. Обучающие курсы проходят не только сиделки, работающие с пожилыми, но также индивидуальные ассистенты, которые оказывают помощь на дому детям и взрослым с нарушениями развития. «За детьми, которым требуется медицинский уход, закреплены сразу и медсестра из поликлиники, и ассистент, который проходит базовый курс по уходу,— поясняет Нефедова.— Такой курс может пройти и родитель, если он решил ухаживать за ребенком и получать от государства за это зарплату. И это хороший базовый курс, после которого сиделка или ассистент умеют ухаживать за больным почти на уровне профессионального физиотерапевта. От карантинных мер семьи с такими "тяжелыми" детьми не пострадали, вся помощь оказывается им в прежнем объеме».
До пандемии Нефедова подрабатывала в реабилитационном центре, где оказывались услуги спортсменам, людям, желающим похудеть, женщинам после родов. В центре с утра до вечера работало пять специалистов. В марте их осталось двое, и работы стало вдвое меньше, потому что этот сервис не расценивается как жизненно важный, и государство ввело ограничения на такие услуги. Работа ведется так, чтобы между клиентами был перерыв 30 минут, во время которого нужно продезинфицировать помещение, поясняет Нефедова. Только 28 апреля власти разрешили этому центру работать в прежнем объеме. Сотрудники центра, оставшиеся без работы на два месяца, пошли работать волонтерами в благотворительные организации, рассказывает моя собеседница: «Они ходили в те семьи, у кого как раз нет денег на уход за пожилыми. В нашем маленьком городе есть физиотерапевт — она лучшая в своем деле, деньги ей не нужны, у нее все есть, и она как волонтер местной ассоциации помощи ходила во время пандемии к тем, кто не мог оплачивать частных специалистов. В этих местных ассоциациях работают только профессионалы — врачи, медсестры, у них даже есть скорая помощь. Все они работают в свободное время бесплатно. Это распространенная практика в Италии».
С начала мая карантинные меры в регионах Италии постепенно отменяются, а государство уже пообещало гражданам субсидии в размере €500 на семью — для отдыха на внутренних курортах. «Италия — социальное государство,— говорит Анна Нефедова, имея в виду, что помощь в стране оказывается не только пожилым или больным, но и тем, кто может нуждаться в ней ситуативно.— Сейчас важно поддержать людей, которые провели два месяца в изоляции, им надо укреплять иммунитет. И туристической отрасли это тоже поможет».