Григорий Константинопольский экранизировал пьесу Александра Островского

На интернет-платформе Premier вышел фильм Григория Константинопольского «Гроза» по мотивам классической пьесы Александра Островского. Почти не меняя знаменитые монологи, режиссер перенес действие пьесы середины XIX века в современную Россию — это оказалось совсем не трудно.

Мария Лащева

Режиссер Григорий Константинопольский, руководствуясь грустным афоризмом Столыпина «за 10 лет в России меняется все, а за 200 — ничего», не долго мудрствовал с поиском натуры. «Волжский город Калинов» снимается в сегодняшнем Ярославле; колокольный звон, старая пристань с ржавыми катерами и песни Любови Успенской как могут «подпевают» классической русской трагедии. Грубый самодур — мэр Дикой (Алексей Макаров) чувствует себя в городе единоличным хозяином, под его крылом процветают неизменные спутники российской бюрократии —кумовство и коррупция. Владелица ресторана Кабаниха (Виктория Толстоганова) — гротескная «сильная женщина», подавляющая все живое, до чего может дотянуться ее властная рука, блюдущая нелепейшие традиции, которые заменяют ей материнские чувства, движения души и человеческие порывы. Виктория Толстоганова рассказывает, что режиссер во время съемок просил ее представить, будто «внутри у нее — палка». Действительно, неестественно прямая фигура Кабанихи и ее жесткий взгляд символизируют несгибаемую веру в собственную правоту и безупречность образа жизни и мыслей. Ничто не способно ее поколебать — ни явное несчастье сына, ни бесконечное отдаление дочери, ни даже бездыханное тело затравленной Катерины (Любовь Аксенова): «Полно, о ней плакать-то — грех». Мертвая улыбка Кабанихи резюмирует свою правоту над побежденной невесткой: «Ну что, сынок, куда воля-то ведет! Говорила тебе, а ты не слушал…»

Образ странницы Феклуши (Мария Шалаева) — у Константинопольского она победительница «Битвы экстрасенсов», любимейшего народом фейк-телешоу — концентрирует в себе не вытравленное за 150 лет дикое суеверие, парадоксально сросшееся с современными медиаприемами. Чем нелепее чушь, которую вещает Феклуша, тем она более медийна — вокруг концентрируются телекамеры, микрофоны, толпы довольных слушателей. Нью-Феклуша эксплуатирует любимую тему популистов, живописуя ужасы «про заграницу», «где люди с песьими головами»; в финале она и вовсе, под жадные щелканья фотоаппаратов, заходится радостным лаем. Единственный персонаж, который кардинально переработан режиссером,— безумная барыня Островского. В фильме она — городская депутатка Александра Барыня (Алиса Хазанова): старается быть «в тренде», с удовольствием соглашаясь делать селфи с избирателями. Каждое ее появление на публике пестрит набором патриотическо-благочестивых штампов. То, что в пьесе было монологом воспаленного сознания, в современности легко превращается в лозунг для избирательной кампании: «Ешь, молись, почитай старших» — естественно сливаясь с реалиями безумного мира, становясь привычным, надписью на билборде.

Главный герой у Константинопольского, несомненно, Кулигин, которого блистательно сыграл Иван Макаревич. Не изобретатель, но — музыкант, рэпер, общественный активист; с плакатом «Женщина — не вещь! Она не продается» он выходит на одиночный пикет, чтобы тут же быть скрученным бдительными стражами закона. Местные проститутки со страхом и презрением смотрят на непрошенного защитника. Неуместный, ненужный городу и жителям со своими идеями, он оборачивает монологи Островского в агрессивный рэп, мечтая изменить мир с помощью музыки. Перпетуум-мобиле, идеей которого живет Кулигин XIX века, трансформируется у Константинопольского в одноименный музыкальный трек, который в конце фильма исполняет Кулигин — Макаревич для единственных своих благодарных слушателей — инопланетян.

Критик Добролюбов, как известно, в программной статье «Луч света в темном царстве» провозгласил самоубийство Катерины смелым вызовом, протестом, «доведенным до конца», видя в нем «надежду и рождение нового общества». Он был уверен — миру самодуров-кабановых приходит конец, зреют новые всходы, и все в этом духе. Кажется, общество 1859 года не напрасно живет надеждами — впереди Россию ждет десятилетие важнейших либеральных реформ.

Константинопольский на том же материале показывает противоположное, словно подтверждая закольцованность времени, взаимообращение прошлого и настоящего. Гибель Катерины — это конец, поражение, фиаско. На этой земле делать больше нечего; всходы, которых так долго ждали, не взойдут никогда.

Это понятно зеленым человечкам — самым неожиданным свидетелям трагедии в нынешнем городке Калинове. Им лишь остается отрясти прах с ног своих, а последнего героя нашего времени — Кулигина — Макаревича — забрать с собой.

Говоря о замысле «старой трагедии на новый лад», Григорий Константинопольский не претендует на особенное открытие: похожие «переносы классики» у нас случаются довольно часто. Режиссер признается, что никакой особенной сложности в адаптации «Грозы» Островского к реалиям сегодняшней России он не видел: «Я просто взял и написал так, чтобы это выглядело интересно и узнаваемо, прежде всего для современного зрителя. Я представил для начала этих людей — действующих лиц пьесы, живущих сегодня — и спросил себя: кем бы они могли быть?» Появление инопланетян в таком, казалось бы, насквозь реалистичном, пропитанном слезами поколений сюжете, как ни странно, вполне оправдано: должно же в конце концов тут хоть что-то измениться, правда?.. «Идея с инопланетянами родилась на постпродакшене,— говорит режиссер.— Когда я уже сделал монтаж, то понял, что мне нужен какой-то отстраненный взгляд со стороны. Я не нашел ничего лучшего, чем "пригласить" в классическую пьесу инопланетян. Именно они, случайно попав на Землю, стали невольными свидетелями трагедии. Их глазами мы и наблюдаем происходящее». Однако Константинопольский предостерегает от социальных или политических выводов, которые приписывали когда-то Островскому в связи с «Грозой», точно так же, как и теперь. «Честно говоря, я вообще не думаю, что Островский возлагал какие-то надежды на общество,— признается режиссер "Огоньку".— Классик просто писал о характерах, моделировал, создавал ситуации, драматические перипетии… Ему была по-человечески интересна героиня, ему был интересен Кулигин, Кабаниха — но именно в качестве персонажей. Я могу лишь сделать предположение, что он представлял себя Катериной и, собственно говоря, проживал за нее всю эту кошмарную историю. Не столько даже кошмарную, но тоскливую и мрачную. И чувственную».