Парижане заедают страх
Францию открывают заново
Второй этап выхода из карантина, который начался вчера во Франции, страна отпраздновала за столиками заработавших кафе и на траве открывшихся парков. Скрывая лицо под маской, за этим следил специальный корреспондент “Ъ” Алексей Тарханов.
Бабушка в платочке робко выходит на улицу. Не наша чертановская бабушка, а бабушка из седьмого округа. Она в платочке Hermes и вообще не столько «бабушка», grand-mere, сколько vieille dame, «пожилая дама». Но она так же осторожно, как наши бабушки, принюхивается к воздуху свободы через белую медицинскую маску.
При мне она объясняла мяснику, что ей нужны четыре антрекота и бутылка бургонского: «На сегодня, потому что приедут дети и внуки — им теперь можно».
Второй этап карантина освободил тех, кому за 65, от домашнего ареста. Дома престарелых Ehpad — нормальный итог французской одинокой гордой жизни — в дни карантина превратились в тюрьму без права посещения и даже прощания. Теперь к пожилому человеку можно прийти хоть вдесятером — и детям, и внукам, и племянникам.
Уже с выходных открылись городские сады, куда — на правах хозяйки города — пригласила парижан мэр Анна Идальго. Она старательно позировала перед камерами: в конце месяца ей идти на выборы, поэтому она была повсюду.
То, как добрая фея, отпирала ворота парков, то, как добродетельная христианка, вместе с архиепископом Мишелем Опети открывала доступ к площади перед собором Нотр-Дам, откуда наконец-то убрали строительные бытовки. Подойти к знаменитому порталу все равно пока нельзя — остается забор, но пространство нормальной жизни расширило свои границы.
На парижском вокзале Сен-Лазар, прославленном Моне и Мане, уже нет контроля при входе, не надо запасаться справками для поездок на 101-й километр.
Государственная компания железных дорог SNCF обещает в ближайшие дни вывести на линию все составы, единственное ограничение: путешествовать придется в маске.
Страна снова приблизилась к Парижу, океан, море и горы оказались на расстоянии нескольких часов в скором поезде.
Но главная новость дня: открылись рестораны. Сам президент Эмманюэль Макрон поздравил французов с этим событием: «Открытие кафе, отелей и ресторанов означает возвращение счастливых дней!»
Впрочем, счастливые дни не так-то легко вернуть. Страна, как та старушка под маской, неуверенно всматривается в жизнь «снаружи».
Психологические травмы от мягкого карантина оказались страшно болезненными. Несколько месяцев французам внушали, что улица опасна, что выходить на нее можно лишь в скафандре. Париж был безлюден, прекрасен и страшен. Меж тем город всегда был общей гостиной: здесь за столиками не только ели, но и пили, назначали свидания, вели дела, писали статьи. Во Франции улица — это и столовая, и театр одновременно. Страх перед улицей необходимо как можно скорее преодолеть — это вопрос и психологический, и экономический.
В отличие от всей метрополии, Парижский регион остается в «оранжевой» зоне — пускать посетителей внутрь заведений хозяева еще не могут.
Разрешена посадка на террасах. Значит, город будет превращен в большую террасу: Анна Идальго пообещала отдать под столики любое свободное место, ограничить проезжую часть или вовсе закрывать улицы по вечерам.
Звездные шефы просят разрешения у комиссии Michelin на первых порах забыть про звезды и снизить планку, предлагая более простые блюда.
Инспекторы думают, решение зреет. Хозяева пытаются получить страховку или уговорить владельцев помещений снизить аренду. Недавно парижский суд заставил страховую компанию Axa заплатить €45 тыс. владельцу ресторана в 17-м округе в возмещение карантинных потерь. У рестораторов своя правда, у страховщиков — своя: они намерены оспорить решение, опасаясь лавины исков, но все понимают, как важно вернуть рестораны на французские улицы, облысевшие за карантин.
В соседний ресторан Cantine du Troquet я заявился за десять минут до открытия и увидел команду поваров и официантов у главного входа. Настроение — приподнятое, ну как когда-то на субботнике. «Вам с собой? — спросил меня шеф Кристиан Этшебест, который вчера сам принимал парад. И искренне обрадовался, когда я попросился за столик.
— Только придется минут десять подождать.
— Три месяца ждали, десять минут подождем.
Столики стоят на улице, на солнце под тридцать градусов, перед входом — стойка с автоматом для дезинфицирующего геля. Кто хочет — приходит в маске, кто хочет — без. Соседи справа курят сигары. В мирное время на них бы уже зафыркали разнообразные vieille dame, но сейчас дама у меня за спиной говорит супругу: «Дорогой, дыши глубже». Видимо, она поверила утверждениям о том, что к курильщикам вирус не цепляется, и хочет, чтобы спутник жизни вдохнул живительного никотина.
Сосед слева обсуждает с официанткой начало обеда: «Бокал шампанского... Нет, графинчик красного... Или нет. Знаете что? Виски. Тройную порцию, и льда не надо».
Люди садятся за столики с радостью, но так же неуверенно, как мы когда-то, будучи советскими туристами. Официанты тоже как будто учатся заново, но полны желания и оптимизма. Машина наконец-то заработала, Париж вернулся за стол! Рестораторы, уже изрядно пострадавшие, ожидают не прибыли, а скорее уменьшения убытков. Посадочных мест на террасах втрое меньше, затраты те же, цены не задерешь. Но все-таки это праздник. Если раньше вас заедал карантин, теперь вы его заедаете.