Как Владимир Путин искал виновных в утечке нефтепродуктов

3 июня президент России Владимир Путин провел совещание, посвященное разливу дизельного топлива в Красноярском крае на широте вечной мерзлоты. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников признает, что за два месяца эпидемии никто не видел президента России таким раздраженным, как в эти 20 минут, и пытается понять, почему информацию об аварии старались не замечать или просто скрывали не один день.

Совещание, посвященное Красноярскому краю, не анонсировалось, в отличие от совещания о ситуации в легкой промышленности, которое прошло за полчаса до него и готовилось несколько дней и даже репетировалось (в виде генерального прогона — по понятным причинам без участия главного героя) еще на прошлой неделе.

Содержанием совещания стала реальная драма в Красноярском крае. В режиме онлайн она активно освещалась в красноярских соцсетях, но мало кто предполагал, что тема вдруг взлетит на такой уровень. Но она взлетела.

Первым докладывал глава МЧС Евгений Зиничев. Тон его был сначала спокойным, а доклад едва ли не будничным:

— 29 мая, по предварительной информации, из-за проседания свай фундамента произошла разгерметизация резервуаров (с дизельным топливом.— А. К.). Произошел разлив на технологическую дорогу с последующим возгоранием. Одновременно произошла утечка топлива в акватории рек Далдыкан и Амбарная, к счастью, водозаборов на них нет. В подразделения МЧС информация о происшествии… О чрезвычайной ситуации,— поправился Евгений Зиничев, и это была существенная поправка,— информация поступила по линии ЕДДС (единой дежурной диспетчерской службы.— “Ъ”) только 31 мая.

Между тем это была уже скандальная информация. Так или иначе получалось, что предприятие, на территории которого произошел разлив огромного количества топлива, больше двух суток скрывало эту информацию.

— Все это время предприятие пыталось собственными силами локализовать последствия разлива,— другими словами сформулировал эту мысль Евгений Зиничев.— В тот же день (31 мая.— А. К.) информация была доведена до губернатора Красноярского края, было проведено заседание комиссии по чрезвычайным ситуациям. 1 июня в аэропорт города Норильска прибыло спасательное формирование ФГБУ «Морская спасательная служба», это Минтранс России, с восемью тоннами груза…

То есть нельзя сказать, что МЧС само по себе разворачивалось на месте чрезвычайно, быстро сообразно ситуации.

— Это боновые заграждения,— продолжил министр,— а также две тонны сорбента…

Минтранс реагировал, судя по всему, скорей и даже отчаянней: у подчиненных Евгения Дитриха и оказались средства, способные хоть как-то воздействовать на ситуацию. Очевидно при этом, впрочем, что без МЧС они бы не оказались в Красноярске.

— Вертолетом «Норильск Авиа» были доставлены в устье реки Амбарная,— докладывал господин Зиничев.— На месте ЧС (Евгений Зиничев уже обозначил случившееся как чрезвычайную ситуацию, и у этого определения есть много административных и юридических значений и последствий. На самом деле режим ЧС тому, что случилось, мог задать только президент страны.— А. К.) работает оперативная группа МЧС России. На сегодняшний день принимаются меры по локализации разлива, поставлены боновые заграждения, организованы работы по сбору нефтепродуктов, загрязненной воды и почвы. Создана группировка сил с привлечением профессиональных аварийно-спасательных формирований. Также спланированы мероприятия по ее наращиванию.

Теперь могло показаться, что все даже идет своим чередом — рутинная работа по ликвидации последствий аварии.

Между тем возникал вопрос: если все стало известно даже 31 мая, то сегодня ведь уже 3 июня. И что?

Пока что МЧС спланировало мероприятия. И да, работают подразделения Минтранса.

Кроме того, сообщил министр, для решения вопросов по переброске личного состава непосредственно работает вертолет Ми-8 МЧС России. То есть четыре дня там работает один вертолет МЧС.

— Для локализации последствий разлива требуется проведение значительного объема работ по сбору нефтепродуктов в акваториях рек и на прилегающих землях,— добавил Евгений Зиничев.— В настоящее время собрано 100 тонн нефтепродуктов и загрязненного грунта. И конечно, остро стоит вопрос их утилизации.

Владимир Путин попросил высказаться Светлану Радионову, главу Росприроднадзора. Она рассказала, что уже 29 мая сотрудники Росприроднадзора начали рейдовые мероприятия, «произведен осмотр места происшествия и начат осмотр водных объектов. 03.05-го,— продолжила она, имея в виду, видимо, все-таки 03.06-е,— осуществлен выезд на место…»

А вот тут уже был вопрос к Светлане Радионовой. Во-первых, получалось, что федеральные органы, то есть Росприроднадзор, знали о случившемся уже 29 мая. А другие федеральные службы, то есть МЧС, узнали, как сообщил Евгений Зиничев, только 31 мая.

При этом у Светланы Радионовой тоже куда-то делись сразу как минимум три дня: 29 мая узнали и начали рейдовые мероприятия, а 3-го «осуществлен выезд на место». То есть выдвигались дольше трех суток.

— Превышение ПДК в десятки тысяч раз,— продолжила она.— Общая протяженность водных объектов от места загрязнения до боновых ограждений сейчас порядка 20 км, Росприроднадзором оценивается излив и попадание на грунт порядка 6 тыс. тонн нефтепродуктов и порядка 15 тыс. тонн — попадание в водные объекты... Определяется круг виновных лиц… Ведется расчет ущерба… При этом нефтепродуктами заполнены почти все притоки указанных рек…

Тем не менее даже по сравнению с информацией министра МЧС сообщение Росприроднадзора выглядело более драматичным.

Губернатор Красноярского края Александр Усс выглядел человеком нервничающим. Хотелось думать, что за дело.

— Как сказал Евгений Николаевич (Зиничев.— А. К.), власти Красноярского края отреагировали на эту ситуацию только в воскресенье, 31-го числа, в 9:45, тогда как реально происшествие зафиксировано 29-го, то есть за два дня до того. Считаю необходимым объяснить почему.

Да, сейчас это было самое интересное.

— 29.05 в 8:45 московского (времени. — А. К.) поступил сигнал о том, что на территории Надеждинского металлургического комбината произошло загорание легкового автомобиля на площади 350 кв. м.

Трудно было себе представить, как может автомобиль, тем более легковой, гореть на площади 350 кв. м. Очевидно, он должен был с чем-нибудь соприкоснуться.

И в самом деле, по информации “Ъ”, 29 мая уже в 12:41 по московскому времени агентство РБК сообщило, что «в Норильске автомобиль врезался в резервуар с дизельным топливом на территории ТЭЦ-3, авария привела к разгерметизации хранилища и к пожару. Об этом РБК сообщили пресс-службе ГУ МЧС по Красноярскому краю» (информация была неточной, но слово «разгерметизация» было употреблено верно и к месту.— А. К.).

То есть в МЧС об этом знали все-таки сразу. И даже дали информацию в информагентство.

Впрочем, тогда, видимо, еще не были понятны масштабы случившегося.

Но все-таки знали. И не стоило все же говорить, что информация в МЧС поступила только 31 мая (по линии единой дежурной диспетчерской службы, как сообщил Евгений Зиничев).

— Этот пожар,— продолжил губернатор,— был быстро локализован. На второй день, то есть в субботу, поступила уточненная информация о том, что возможна разгерметизация соответствующей емкости.

Вот эта информация губернатора президенту уже не соответствовала действительности: даже РБК на основании сообщения пресс-службы ГУ МЧС по Красноярскому краю сообщило, что разгерметизация случилась, уже в полдень 29 мая.

— Однако,— продолжил Александр Усс,— по сообщению спасательной службы комбината, экологического ущерба на прилегающей территории нет, коль скоро при обследовании местности не выявлено загрязнения акватории реки Амбарная, а также отсутствует характерный запах дизельного топлива. И только после появления тревожащей информации в социальных сетях, настойчивых вопросов соответствующим должностным лицам утром в воскресенье была выяснена реальная картина происшествия.

По понятным причинам все, кто принимал участие в этом совещании, очень хотели остаться вообще-то совсем ни при чем в присутствии президента. И, наоборот, людьми, делающими все возможное, чтобы исправить ситуацию.

Но так не получалось. Вот что сообщил “Ъ” Сергей Дяченко, операционный директор «Норникеля»:

«Норильско-Таймырская энергетическая компания (АО "НТЭК", входит в группу "Норильский никель".— А. К.) направила в правоохранительные органы копии официальных сообщений об инциденте, произошедшем 29 мая, на ТЭЦ-3 Норильска.

• Сообщение об утечке дизтоплива поступило 29 мая в 12:55 от диспетчера, в 12:57 оно было подтверждено специалистами ТЭЦ. И в 13:08 оперативная информация была передана в ОДУ Сибири (Объединенное диспетчерское управление энергосистемы Сибири, Кемерово).
• 13:10. Оперативная информация передана в единую дежурную диспетчерскую службу (ЕДДС, управление по делам ГО и ЧС администрации Норильска).
• 13:20. Оперативная информация передана в САЦ Минэнерго (ситуационно-аналитический центр Минэнерго, Москва).
• 13:49. Оперативная информация передана в САЦ СО ЕЭС (ситуационно-аналитический центр "Системного оператора", Москва).
• 14:59. Направлена форма 2ЧС в единую дежурную диспетчерскую службу (ЕДДС).
• 16:41. Направлена форма 3ЧС в единую дежурную диспетчерскую службу (ЕДДС).
• 17:05. Направлена форма 4ЧС в единую дежурную диспетчерскую службу (ЕДДС).
• 18:40. Направлен приказ НТЭК о введении ЧС.

Впоследствии АО "НТЭК" на регулярной основе отправляло информацию о ЧС и принятых мерах в адрес уполномоченных организаций».

В общем, все об утечке дизтоплива знали все. МЧС, Росприроднадзор, администрация Красноярского края. И было известно, что никакая машина не врезалась в цистерну, и что цистерна лопнула сама (действительно, судя по всему, из-за «растепления вечной мерзлоты» и вдруг задвигавшихся в ней свай), и что топливо пролилось на дорогу, по которой ехала машина, в результате и загоревшаяся… Все это знали. И к 16 часам московского (времени.— “Ъ”) было известно, что из цистерны вылилось именно 21 тыс. тонн дизельного топлива (то есть именно эта одна цистерна).

Губернатор мог теперь же сказать обо всем этом. Мог в крайнем случае признать, что его не проинформировали должным образом его собственные подчиненные. Но он действовал сейчас иначе:

— Информация была доложена (31 мая, когда и так все было давно известно.— А. К.) в Национальный центр управления кризисными ситуациями и нашим федеральным коллегам. Мною был объявлен муниципальный характер чрезвычайной ситуации, точнее межмуниципальный… По моему поручению на место вылетел вице-премьер Красноярского края… Проведена радиоразведка, оценка сил и средств… Что касается фактической ситуации, которая там сегодня развивается… В общем-то силы там имеются, около 300 человек, наибольший эффект дает, конечно, морская спасательная служба города Мурманска (это то, что пришло по линии Минтранса.— А. К.), однако ликвидация последствий в короткие сроки, а именно за 14 дней, как заявлен этот срок, является делом достаточно проблематичным… Главная проблема связана с утилизацией нефтепродуктов, которые при помощи помп могут откачиваться из акватории реки… Это порядка 20 км бездорожья… Сама река является несудоходной… Поэтому единственный вариант, который предлагается,— сжигание в соответствующих емкостях… Опыта такого у нас нет, и поэтому прогнозировать, что это произойдет успешно и в рамках 14 дней, я, к сожалению, не могу. Доклад закончен!

В голосе Александра Усса слышалось даже какое-то странное торжество.

— Он че?.. Доклад-то… Это… И закончил! — оторопел Владимир Путин.— А чего делать-то?! Вы же губернатор!

Александр Усс, видимо, не подрассчитал степени своей собственной публичной удовлетворенности тем фактом, что раз он поздно узнал, то и отвечать ни за что не должен и не намерен. И доклад закончен. Да, это был вызов.

— Секундочку,— сказал господин Путин.— А кто собственник этого резервуара, из которого топливо вылилось?

— Да…— вздохнул Александр Усс.— Норильский комбинат, НТЭК… Это дочернее предприятие Норильско-Таймырской энергетической компании...

— У нас как раз Липин Сергей Валерьевич…— еще больше оживился господин Путин.— Это как раз руководитель этой компании?

— Да, руководитель этого подразделения! — голос Александра Усса вновь сделался уверенным.

— Сергей Валерьевич! — обратился президент к господину Липину.— Почему органы власти узнали об этом только через два дня? Мы чего, будем узнавать о чрезвычайных ситуациях из социальных сетей?! У вас там все в порядке со здоровьем?!

То есть Владимир Путин и так-то с сомнением всегда относился к существованию этих сетей, а тут еще и получалось, что они заменяли те источники информации, которым можно и нужно было действительно доверять.

То есть расстройство его по этому поводу было двойным.

—…Произошла разгерметизация резервуара №5…— докладывал теперь господин Липин.— В результате аварии был введен в действие план ликвидации аварийных розливов нефти на объекте. В соответствии с планом были произведены необходимые оповещения (о которых сообщил мне господин Дяченко.— А. К.). План ликвидации розлива не подразумевал попадания топлива в водные объекты…

Эти люди тоже были, как говорится, хороши: их план не подразумевал разлива. Но потом, уже утром, они убедились, что действительность превзошла ожидания:

— Нами было обнаружено пятно нефтепродуктов в 100 тыс. кв. м,— рассказал он.— Владимир Владимирович, работают профессионалы!

Вот в этом были самые большие сомнения.

— 14 дней — прогнозируемый срок ликвидации ситуации… На самом деле местность труднодоступная, остается только транспорт вездеходный и вертолет. Поэтому, к сожалению, термическая утилизация — это единственный возможный способ максимально быстро закончить ликвидацию.

То есть сжечь все дотла.

Но для Владимира Путина даже не это было главным сейчас:

— Сергей Валерьевич, почему не сообщили сразу о том, что происходит?! — недоумевал он.— Раньше бы подключились!..

— Владимир Владимирович,— уже взмолился господин Липин,— руководствовались утвержденным планом ликвидации… Отправили сообщение в ЕДДС Сибири…

— А вот губернатор говорит, что узнали только через два дня…— запутался президент.— И министр… Зиничев тоже докладывал о том, что и МЧС не было осведомлено о том, что происходит.

Сергей Липин помолчал. Ему надо было решиться, прежде чем произнести следующие слова:

— Владимир Владимирович, информация в соответствии с планом была передана…

— Передана?..— совсем уже нехорошо переспросил господин Путин.— Ну хорошо, мне придется попросить соответствующие контролирующие органы… правоохранительные… разобраться, что там от кого было передано, куда передано и какова была реакция всех, кто должен в соответствии с соответствующими инструкциями действовать как полагается.

То есть ему еще предстоит увидеть весь этот хронометраж.

Владимир Путин дал слово главе Минприроды Дмитрию Кобылкину.

— Ситуация очень тяжелая,— сообщил министр.— Я не представляю себе, как сжигать сейчас в Арктической зоне Российской Федерации такое количество топлива.

Именно как министр природных ресурсов и экологии он не мог и не должен был себе это даже представить.

— Честно говоря, у меня сомнения не то что даже в 14 днях, а в самой ликвидации. Надо постараться максимально все-таки извлечь топливо, смешать его с соответствующими химическими реагентами и в случае, когда будет уже совсем тяжко, чего-то сжечь. Но такой костер на такой площади такого количества… Владимир Владимирович, это будет большая проблема.

Дмитрий Кобылкин выглядел тут, в этой честной компании, пока, честно говоря, самым честным человеком.

— Кто эффективно может эту задачу решить, по вашему мнению? — спросил его президент.

— Ну вот силами самой компании решить это будет сложно,— произнес министр после долгого раздумья.— Такого опыта, такого масштаба не было у них…

— Я спрашиваю, не кому трудно, а кто может решить,— переспросил господин Путин.

— Я думаю, только МЧС наше,— сказал министр.— И с подключением, может, где-то военных.

На мой-то взгляд, наконец прозвучали ключевые слова. Здесь должны были начать действовать военные.

— Мелкая река, не подойти баржой,— продолжал Дмитрий Кобылкин.— Выкачать в сторону тундры, не имея емкостей, то есть практически на грунт… Это тоже весьма проблематично… А, скорее всего, откачка сейчас идет именно на грунт…

— Там наверняка грунт весь пропитан…— с каким-то отвращением произнес президент.

К грунту, к топливу, да ко всему вот этому…

— И еще на грунт дальше будут выгружать…— еще больше поморщился он.

Министр энергетики Александр Новак сказал, что готов поговорить с нефтяными компаниями, которые сталкивались с чем-то подобным. Это все, чем он мог помочь.

— Я сегодня же…— сообщил он.

— Прямо сейчас,— попросил его господин Путин.

Что-то все-таки не давало ему покоя, и в какой-то момент он повернулся к нечужому для него министру МЧС:

— Евгений Николаевич, вот Сергей Валерьевич Липин говорит, что вовремя всех проинформировали. Вы мне докладывали, что узнали об этом только 31-го.

— Сегодня мы первичную информацию собрали,— сказал Евгений Зиничев.— Только 31-го числа информация у нас появилась. По Москве… У нас время… Все зафиксировано… Поэтому здесь сложно будет как-то… опровергать.

Но, видимо, увы, возможно.

— МЧС об этом узнал 31-го,— с поразительной настойчивостью повторил он.

Очевидно, что именно так ему и доложили. Иначе он не был так уверен во всем этом.

— Сергей Валерьевич,— кивнул президент,— вынужден буду дать поручение правоохранительным органам дать правовую оценку всем действиям должностных лиц.

А я думал о том, как же все ни черта не изменилось за десятилетия. И что информацию о реальных последствиях Чернобыльской катастрофы (слава богу, тут масштаб хоть не тот) тоже скрывали, пока могли, надеясь, что обойдется как-нибудь. И тоже потом искали и искали крайних.

Жаль, что тогда не было социальных сетей. Хорошо, что теперь они есть.

— Первое, что нужно сделать: нужно признать ситуацию ЧС федерального характера,— предложил Евгений Зиничев.

Предложение прозвучало на шестой день после аварии.

— А что касается предложения Дмитрия Николаевича (Кобылкина.— А. К.) возложить на МЧС, то мы понимаем, что на это понадобятся очень серьезные ресурсы… И я думаю, что на правительственной комиссии, которую мы проведем, решение, конечно, будет найдено… Я имею в виду утилизацию продуктов.

— Я с вашим объявлением ЧС согласен,— сказал наконец президент.— Прошу вас как можно скорее организовать работу, связанную с предотвращением дальнейших негативных влияний на окружающую среду… Сколько потребуется времени, чтобы вы смогли доложить мне свои предложения?

— Я думаю, что это завтра будет,— кивнул Евгений Зиничев.

Это было тоже честно. Но почему же завтра?

— Хорошо. Послезавтра мне доложите,— согласился президент.

Но почему же послезавтра?!

Андрей Колесников