Почему репарации проводились явочным порядком

26 июня 1945 года Государственный комитет обороны (ГКО, ГОКО) принял рекордное количество — 73 — совершенно секретных постановлений. Все они были подготовлены Особым комитетом ГКО, в задачу которого входила организация изъятия и отправки в СССР германского оборудования, транспортных средств, сырья и готовой продукции. Вывоз высокотехнологичных производств должен был не только компенсировать потери, нанесенные советской промышленности войной, но и поднять ее на новый качественный уровень. Однако при выполнении этой задачи возникли как вполне ожидаемые, так и совершенно неожиданные сложности.

«На бесконечность рассчитывать здесь не следует»

16 августа 1945 года главноначальствующий Советской военной администрацией в Германии (СВАГ) маршал Г. К. Жуков, выступая на совещании руководителей управлений СВАГ, говорил:

«В области экономического порядка в Германии первый и важный вопрос, за который нужно сейчас же взяться и выполнить его в кратчайший срок, не затягивая выполнения этого вопроса,— это покрыть издержки войны для нашей страны вывозом из Германии всех военных трофеев и тех репарационных платежей, которые обязана Германия уплатить. Что мы должны вывезти из западной части Германии (10–15%) и с Советской зоны (так в стенограмме.— "История") — вам известно. Надо исходить из того, что мы гости здесь не вечные, мы не будем постоянно в Германии жить, поэтому на бесконечность рассчитывать здесь не следует. Нам нужно быстрее вывезти все, что нужно вывезти».

Планы компенсации понесенных СССР в ходе войны потерь и полного экономического обезвреживания Германии начали разрабатывать в Москве летом 1943 года. Выдвигались самые разнообразные предложения о способах получения репараций, включая репарации трудом — отправку на работы в Советский Союз 5 млн немцев на срок не менее десяти лет. Однако союзники по антигитлеровской коалиции в большинстве случаев считали советские оценки ущерба от войны преувеличенными, а размеры запрашиваемых компенсаций — чрезмерными. А потому советское руководство, не прекращая переговоров, сочло возможным прибегнуть к получению репараций явочным порядком.

Осенью 1944 года началась подготовка к преобразованию Трофейного комитета при ГКО в новый орган, решение о создании которого было принято 25 февраля 1945 года. Председателем Особого комитета ГКО был назначен секретарь ЦК ВКП(б), член ГКО Г. М. Маленков, а его заместителем — член ГКО, замнаркома обороны и председатель правления Госбанка СССР генерал армии Н. А. Булганин. В состав Особого комитета вошли член ГКО, председатель Госплана при Совмине СССР Н. А. Вознесенский, замнаркома обороны, начальник тыла Красной армии генерал армии А. В. Хрулев и начальник Главного трофейного управления Красной армии генерал-лейтенант Ф. И. Вахитов.

На 1-й Украинский фронт, все три Белорусских фронта и во входящие в их состав армии были назначены уполномоченные Особого комитета. В его подчинение передавались и постоянные комиссии по сбору трофеев на всех четырех фронтах.

Главной задачей Особого комитета, как указывалось в постановлении ГКО о его создании, были «выявление и учет подлежащих вывозу в СССР с территории Германии, а также с территории Польши оборудования, железнодорожных рельсов, паровозов, вагонов, пароходов и др. видов транспортных средств, сырья, готовой продукции».

Окончательные решения об отправке всего обнаруженного по предложениям Особого комитета принимал ГКО. Но для выполнения этих решений новому органу предоставлялись широкие полномочия. Особый комитет контролировал выполнение постановлений ГКО и на их основе издавал распоряжения, обязательные «к выполнению для наркоматов и ведомств, по вопросам выявления, учета, вывоза и доставки материальных ценностей, подлежащих вывозу в СССР».

Помимо этого по предписанию Особого комитета руководители и специалисты ведомств направлялись для выполнения его заданий.

Казалось бы, появилась четкая схема действий: военные находят промышленные, складские или транспортные объекты, специалисты оценивают их ценность, Особый комитет определяет, для какой отрасли и где они необходимы в СССР, ГКО принимает решение, и в Советский Союз отправляются демонтированные заводы, высококачественное оборудование, сырье и т. д.

Однако скорость, с которой должны были пройти «явочные репарации», исключала возможность составления точного, продуманного и согласованного со всеми наркоматами и ведомствами плана демонтажа и вывоза. К тому же, как это обычно и бывало, дело осложняли противоречивые ведомственные и личные интересы.

«Можно собрать еще 3–4 тысячи вагонов»

Воспользоваться широкими полномочиями, предоставленными Особому комитету, в числе первых решил возглавлявший руководство Украинской ССР Н. С. Хрущев. Однако, поскольку его просьба была направлена еще до официального утверждения постановления о создании комитета, а ее содержание не вполне соответствовало профилю нового органа, Н. А. Булганин 24 февраля 1945 года доложил о ней зампредседателя ГКО и зампредседателя Совнаркома СССР В. М. Молотову.

«Председатель СНК УССР тов. ХРУЩЕВ Н. С.,— писал Булганин,— обратился с просьбой разрешить организацию сбора и ремонта неисправных трофейных автомашин и мотоциклов, брошенных войсками на дорогах и полях сражений, для использования в народном хозяйстве Украины.

Тов. ХРУЩЕВ наметил собрать на 1 Украинском и 1 Белорусском фронтах по 2000 грузовых машин, по 500 легковых машин и по 200 мотоциклов».

Булганин сообщал Молотову, что просьбу Хрущева поддерживают и он сам, и командующие фронтами — маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и И. С. Конев.

Первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко действовал намного хитроумнее украинского коллеги, который, по сути, проторил путь для выполнения неформальных просьб. Пономаренко обратился в Особый комитет месяцем позже, 24 марта 1945 года, когда члены этого органа уже освоились с новыми функциями. Но главное, его запрос был составлен так, что отказать было просто невозможно.

«Просим Вас,— писал он Маленкову,— разрешить нам направить к уполномоченным ГОКО на 1-й, 2-й и 3-й Белорусские фронты группы уполномоченных Совнаркома БССР по 5 человек каждая для розыска и предъявления к реэвакуации вывезенного немцами из Советской Белоруссии промышленного и сельскохозяйственного оборудования, культурных и других материальных ценностей».

В том же документе был и еще один весомый аргумент, подкрепляющий просьбу Пономаренко:

«Эти группы смогут ознакомиться с предприятиями различных отраслей промышленности на территории Германии и подготовить необходимые сведения для составления заявок и предложений ЦК КП(б) Белоруссии и Совнаркома БССР в Особый Комитет на перевоз предприятий и оборудования, необходимых для восстановления и развития народного хозяйства Белоруссии».

Перспектива сделать ввоз более планомерным, безусловно, выглядела привлекательно. Но после официальной отправки в войска большой группы искателей ценностей из Белоруссии того же могли потребовать руководители других союзных республик и областей — как пострадавших во время боев, так и нуждающихся в развитии. Поэтому формально Пономаренко отказали в создании белорусских трофейных групп. Но на деле представители республики отправились в войска. И 19 апреля 1945 года белорусский руководитель писал Маленкову:

«В пределах 2-го и 3-го Белорусских фронтов собрано и подвезено к станциям с участием наших людей более 1000 вагонов сельскохозяйственного инвентаря, и можно собрать еще 3–4 тысячи вагонов».

И это было далеко не все собранное и отправленное домой белорусскими товарищами.

Вдохновленные их примером руководители регионов начали отправлять в Особый комитет запросы на различное имущество из Германии. К примеру, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) А. А. Кузнецов 2 июня 1945 года направил в Особый комитет запрос, в котором говорилось:

«Развитие города Ленинграда, как одного из крупнейших промышленных и культурных центров страны, требует высококачественной телефонной связи.

В настоящее время город располагает двумя системами телефонных станций: ручная станция на общую емкость 50 000 номеров и АТС емкостью 40 000 номеров.

Оборудование ручной телефонной станции находится в эксплуатации с 1903 года, вследствие давности его установки устарело и значительно износилось».

В Особом комитете и Наркомате связи изучили все варианты помощи Ленинграду и доложили Г. М. Маленкову о самом оптимальном варианте:

«Все оборудование с демонтируемых автоматических телефонных станций в г. Берлине полностью направляется в г. Ленинград для реорганизации городской телефонной связи».

В Особом комитете столь же благожелательно относились и к запросам руководства Москвы и Московской области. В берлинском метро, например, демонтировали часть электрооборудования тяговых подстанций, которое было необходимо для строившейся тогда четвертой очереди Московского метрополитена.

Но когда просьбы исходили от руководителей менее значимых регионов, их рассмотрение проходило совсем по-другому. 23 мая 1945 года секретарь Краснодарского крайкома ВКП(б) П. И. Селезнев просил Г. М. Маленкова помочь восстановлению пищевой промышленности края поставками оборудования, транспорта и материалов из Германии. Селезневу ответили, что нужно подождать:

«Выделено в 1945 г. из числа трофейного оборудования 6 молочно-маслодельных-сыродельных заводов, оборудование которых по количеству и мощности обеспечит восстановление молочно-маслодельно-сыродельной промышленности края…

Потребность в остальном оборудовании для восстановления предприятий мясомолочной промышленности края учтена и по мере возможности будет удовлетворена за счет поступления трофейного оборудования».

А руководству одного из уральских городов, которое жаловалось на отсутствие общественного транспорта и просило демонтировать и перевезти к ним трамвайное хозяйство из какого-нибудь аналогичного по размерам немецкого города, попросту отказали.

«Рассмотреть и решить в положительном смысле»

Естественно, были и просители, которым Особый комитет никогда и ни в чем не отказывал. 14 марта 1945 года комендант Кремля генерал-лейтенант Н. К. Спиридонов писал Г. М. Маленкову:

«Ввиду большого количества заявок на установку Правительственных телефонов в период Отечественной войны станция была расширена до емкости 2350 номеров за счет старого оборудования.

В настоящее время часть оборудования Правительственной АТС изношена и требует замены, а всевозрастающий спрос в правительственной связи диктует необходимость расширения АТС.

В связи с вышеизложенным прощу Вашего распоряжения на отгрузку в адрес Москва, Кремль двух автоматических телефонных станций емкостью по 500 номеров каждая, с аппаратами и запасными частями к ним, находящихся в гг. Бирбаум и Швибус, в районе действия 1-го Белорусского фронта».

Вскоре было принято решение ГКО, и затребованные АТС доставили в Москву.

23 апреля 1945 года Особый комитет получил заявку 6-го управления Наркомата госбезопасности СССР, занимавшегося охраной первых лиц государства. Его начальник комиссар госбезопасности 3-го ранга Н. С. Власик просил отправить в Германию группу из трех офицеров — специалистов по радиооборудованию, электро- и сантехническому оборудованию и ширпотребу. Поскольку все понимали, для кого будет заготавливаться трофейное имущество, согласие на поездку было дано незамедлительно.

Но самое видное место среди тех, кому не могли отказать, занимал нарком внутренних дел СССР генеральный комиссар госбезопасности Л. П. Берия. Ведь он был заместителем председателя ГКО, а многие из его запросов делались по прямому указанию И. В. Сталина. 20 апреля 1945 года Берия писал Маленкову:

«На НКВД СССР возложено приведение в порядок Крымских дворцов — Воронцовского и Ливадийского и обеспечение их готовности в ближайшее время.

Указанные дворцы нуждаются в большом количестве инвентаря, посуды и разном хозобиходе, а также в производстве ремонтно-восстановительных работ.

В связи с тем что получить сейчас для дворцов качественные паркет, посуду, зеркальное стекло, бронзовую арматуру и санитарно-техническое оборудование невозможно, прошу разрешить НКВД СССР командировать 5 человек на территорию Восточной Пруссии, Померании и Немецкой Силезии для отбора инвентаря, паркета, посуды, зеркального стекла, линолеума, бронзовой арматуры, отделочных и санитарно-технических материалов, ванн, скобяных изделий, врачебных кабинетов и другого имущества, необходимого для восстановления и оборудования дворцов».

Особый комитет, конечно же, оформил необходимые разрешения. Но со временем запросов от Берии становилось все больше и больше. Он просил и получал для подведомственных организаций уголь из Силезии, стройматериалы, автомобили. Его подчиненные из входившего в состав НКВД СССР Главного управления шоссейных дорог вывозили все дорожно-строительные машины, которые находили. Однако особое внимание Берия уделял оснащению мест заключения производствами — от кустарных деревообделочных и механических мастерских до небольших кожевенных, мебельных, бетонных и лесопильных заводов. Причем записки ставшего в мае 1945 года маршалом Советского Союза Берии главе Особого комитета Маленкову временами стали выглядеть почти как приказы. 23 мая 1945 года, например, маршал писал:

«Прошу Вас рассмотреть и решить в положительном смысле вопрос о передаче предприятиям и хозяйствам НКВД СССР оборудования и материалов с предприятий Померании».

А далее следовал очередной обширный список намеченных к вывозу производств.

Неукоснительно выполнялись и запросы, связанные с новейшими для того времени видами вооружений — реактивными самолетами, ракетной и радиолокационной техникой, атомным оружием, а также с перспективными научными разработками. К примеру, 23 июня 1945 года академик АН СССР П. Л. Капица просил Г. М. Маленкова решить вопрос о скорейшей доставке из Берлина в Москву оборудования для его работы. Однако руководители Главного управления гражданского воздушного флота не понимали, зачем кроме научного оборудования перебрасывать по воздуху и какое-то сантехническое. Их сопротивление сломили с помощью дополнительного постановления ГКО и председателю Особого комитета докладывали:

«Начальник Главного управления по кислороду при СНК СССР академик Капица просит передать оборудование и материалы 2-х лабораторий фирмы "Телефункен" г. Берлин и организовать транспортировку данного оборудования самолетами.

Просьба академика Капица удовлетворена…

Главкислороду при СНК СССР передано оборудование завода фирмы "Даймлер-Бенц" и 2-х лабораторий фирмы "Телефункен". Оборудование и материалы лабораторий транспортированы самолетами».

«Придется шифровкой доложить»

Тем временем положение с вывозом фабрик и заводов для отраслей, не входивших в список самых приоритетных и не имевших суперавторитетных руководителей, складывалось не самым благоприятным образом. ГКО требовал, чтобы высокотехнологичные производства вывозились целиком, со всем оборудованием, подсобными мастерскими, складами и т. д. А в СССР для них подготавливались площадки, здания и восстанавливался полный цикл их работы.

Однако те, кто брался за выполнение такого задания, очень сильно рисковали. При остром дефиците стройматериалов и техники лишь немногие директора могли вовремя подготовить цеха для приема оборудования. Немало проблем было и с запуском полного цикла производства, особенно при отсутствии сырья и комплектующих с требуемыми по технологии изготовления параметрами. А невыполнение ответственного задания партии и правительства могло иметь самые печальные последствия.

Гораздо спокойнее и выгоднее было демонтировать и вывезти только особо ценные станки, заводские электростанции и прочее полезное имущество. И именно по этому пути пошло немало направленных в Германию руководителей советской промышленности, которые к тому же использовали все связи и возможности, чтобы получать самое ценное оборудование. А демонтажникам из отраслей, нуждавшихся в производствах полного цикла, оставалось только ругаться и жаловаться в Москву. Так, представитель Наркомата боеприпасов СССР Завьялов 26 марта 1945 года писал о том, как принимает решения глава подчиненной Особому комитету постоянной комиссии на 1-м Украинском фронте М. З. Сабуров:

«Тов. Сабуров питает большую симпатию Наркомтяжмашу, что видно из следующего:

1. По заводу "Обер Хюттен Сталь унд Прессверке" — решение понимают так, что НКБ может получать только операционные станки, которые изготовлены специально для производства боеприпасов, а все универсальное оборудование, приспособленное для производства боеприпасов, подлежит передаче НКТМ. Ни о какой цепочке не хотели разговаривать, а т. Сабуров заявил, что передается не производство боеприпасов, а только специальные снарядные станки...

Пришлось крепко поругаться с Зам. Наркома Тяжмаша т. Гальпериным, его представителем т. Красниковым.

Со скандалом пришлось пригласить т. Сабурова на все наши заводы и на месте доказывать абсурдность толкования решений ГОКО, т. к. нам нужна цепочка, а не отдельные станки, которых не так много. После категорического протеста и заявлений, что придется шифровкой доложить товарищам Маленкову и Ванникову (нарком боеприпасов.— "История") о неправильном толковании Постановлений ГОКО, только тогда т. Сабуров согласился».

О том, как в реальности выполнялись постановления ГКО о вывозе того или иного завода, сообщали и другие представители наркоматов в Германии. Получив разрешение на вывоз конкретного предприятия, руководители демонтажа отправляли бойких ребят на грузовиках обследовать окрестные фабрики и заводы. Все ценное немедленно изымалось, паковалось и отправлялось под видом оборудования с разрешенного к вывозу завода в СССР. Тем, кому предписывалось демонтировать уже «ощипанные» производства, оставалось только кусать локти.

Возникший беспорядок усиливали и отдельные ведомства, действовавшие без всякого постановления ГКО. 17 мая 1945 года нарком Военно-морского флота адмирал флота Н. Г. Кузнецов писал Г. М. Маленкову:

«По донесению Командующего Краснознаменным Балтийским Флотом адмирала тов. ТРИБУЦ, в районе Пайзе (около порта Пиллау) находится мощная электростанция, которая питает электроэнергией гг. Кенигсберг и Пиллау.

По имеющимся данным, Наркомат Электростанций Союза ССР имеет намерение вывезти оборудование этой электростанции.

Ходатайствую не разоружать электростанцию в районе Пайзе или, в крайнем случае, оставить две турбины по 25 000 киловатт для снабжения электроэнергией г. Пиллау, являющегося основной базой ВМФ в южной части Балтийского моря, и заводов в г. Кенигсберг, производящих ремонт кораблей флота».

Но эта часть Восточной Пруссии по планам советского руководства должна была войти в состав СССР, и о демонтаже там электростанции не могло быть и речи. Так что Наркомату электростанций пришлось изменить свои планы.

Ситуация осложнялась еще и тем, что приближалась новая встреча союзников в верхах, на которой мог возникнуть вопрос о размерах и правомочности советских «явочных репараций». И до ее начала, намеченного на середину июля 1945 года, требовалось демонтировать и вывезти как можно больше предприятий. Поэтому Особый комитет подготовил, а ГКО утвердил 26 июня 1945 года рекордное количество — 73 — постановлений о демонтаже объектов в Германии.

Однако причина возникновения настоящего полномасштабного хаоса была не только в этой спешке.

«Санкционировал незаконные действия»

14 августа 1945 года прокурор СССР действительный государственный советник юстиции К. П. Горшенин докладывал В. М. Молотову и Г. М. Маленкову:

«За последнее время Прокуратурой Союза ССР расследованы факты незаконного приобретения трофейного имущества работниками некоторых наркоматов, находившимися в служебных командировках по демонтажу оборудования на предприятиях оккупированной части Германии.

Так, расследованы злоупотребления отдельных работников Наркомцветмета, Наркомхимпрома, Наркомуголь, Наркомтяжмаш и других.

Следствием установлено, что, находясь в Германии, работники названных наркоматов собирали имущество в оставленных немцами домах, а также получали бесплатно в складах военных комендатур.

Присвоенное таким путем трофейное имущество направлялось в г. Москву на автомашинах и в вагонах с оборудованием».

В докладе Горшенина приводились и конкретные примеры:

«Бывший зам. наркома цветной металлургии Рагинский С. А., находившийся в командировке в Германии, санкционировал незаконные действия подчиненных ему по службе лиц и сам получал ценные вещи в военных комендатурах и брал в пустующих домах немцев.

Согласно оценке, произведенной Мосгорфинуправлением, изъятое трофейное имущество у работников Наркомцветмета оценивается в сумме 620 тыс. рублей по твердым ценам.

В том числе у Рагинского изъято имущество на сумму 150 тыс. рублей».

(Для сравнения – среднемесячная зарплата рабочих и служащих в 1945 году, по данным ЦСУ СССР, 442 руб.)

Но это была запоздалая реакция на то, что было хорошо всем известно. После того как первые вернувшиеся из Германии трофейщики и демонтажники привезли в страдающую хроническим товарным дефицитом страну велосипеды, радиоприемники, часы, сервизы, ковры, одежду, у немалого числа руководящих работников всех уровней началась настоящая «репарационная лихорадка». Выдумывались благовидные и совершенно фантастические поводы для выезда в Германию, Австрию и Венгрию, где якобы нужно было что-то разыскать и вывезти в СССР.

Особый комитет тратил массу времени на рассмотрение и отклонение подобных просьб. Отказывали в направлении дополнительных трофейщиков в Германию даже Наркомату госбезопасности СССР. А замнаркома иностранных дел СССР С. А. Лозовскому, предлагавшему отправить в Германию специалистов для поиска советских и относящихся к России и СССР архивных документов, ответили, что «Особым комитетом этот вопрос рассмотрен не будет».

Но, несмотря на это, количество гражданских специалистов, получивших форму и офицерские погоны и командированных в побежденные страны, не уменьшалось. А основная проблема заключалась в том, что почти все они, чтобы подтвердить успешность и важность своей миссии, отправляли какие-либо грузы в СССР.

23 августа 1945 года начальник Главпромстроя НКВД СССР генерал-майор инженерно-технический службы А. Н. Комаровский после поездки в Германию докладывал Г. М. Маленкову о том, что кроме действительно нужных предприятий массово демонтируются малоценные и устаревшие. Вывозить их незачем и некуда — помещения в СССР для них не готовы. И все перевалочные базы переполнены подобным оборудованием.

Еще резче высказывался в письме в Особый комитет ГКО военный комендант города Лейпцига генерал-лейтенант Н. И. Труфанов:

«а) Транспорт, имеющийся в нашем распоряжении, не справляется с вывозом уже демонтированного оборудования — оборудование лежит у погрузочных станций или на месте демонтажа (Дрезден).

б) Много оборудования стоит на железнодорожных путях и перевалочных базах, загружая и подвижной состав, и площадки. Оборудование портится и в лучшем случае представляет сохранный, но мертвый груз.

в) Спешка с демонтажем и с вывозкой иногда приводит к плохим результатам — оборудование перепутывается, плохо осваивается».

Именно поэтому маршал Жуков призывал подчиненных быстрее вывезти все, что можно. Но ни главноначальствующий СВАГ, ни комендант Лейпцига не представляли, что происходит с грузами, прибывшими в СССР.

«Завезено 5637, используется лишь 1688»

«В июне м-це с. г.,— докладывал 27 августа 1945 года Г. М. Маленкову прокурор СССР Горшенин,— Зам. Народного Комиссара Вооружения СССР т. МИРЗАХАНОВ сообщил в Прокуратуру Союза ССР о незаконном изъятии представителями Ленинградского Исполкома и Управления Октябрьской жел. дороги трофейного оборудования, поступившего в адрес завода №7 НКВ».

Прокуратура провела проверку и установила, что руководители Ленинграда запросили в Совнаркоме СССР разрешение на передачу городским службам с предприятий союзного подчинения станков и другого оборудования. Но еще до принятия решения начали действовать самостоятельно.

«Не ожидая решения Правительства,— писал Горшенин,— Секретарь Ленинградского Обкома ВКП(б) т. КУЗНЕЦОВ в мае м-це дал указание о передаче части прибывающего трофейного оборудования предприятиям городского хозяйства. Основываясь на этом, Секретарь Ленинградского Горкома ВКП(б) т. КАПУСТИН созвал совещание директоров предприятий и объявил им, что от прибывающих на заводы транспортов с оборудованием будут отцепляться по два вагона от каждого транспорта.

Для изъятия оборудования были выделены специальные уполномоченные, которые получили соответствующие удостоверения Горкома ВКП(б) и Управления Октябрьской жел. дороги».

В общей сложности, как установила проверка, за три недели было изъято шесть вагонов. Но дело было не в количестве. Отцеплять вагоны стали от эшелонов, отправленных из Германии уполномоченными Наркомата вооружений, руководство которого категорически настаивало на вывозе немецких оружейных заводов в полном комплекте, с сохранением всей технологической цепочки.

«При изъятии оборудования путем отцепки вагонов от транспортов,— констатировал прокурор СССР,— было допущено нарушение комплектности оборудования».

Все незаконно отобранное было передано заводу трамвайно-троллейбусного управления Ленсовета, где, как указывал Горшенин, использовалось нерационально. Ленинградские руководители, оправдываясь, утверждали, что получили согласие директора завода №7 на изъятие вагонов, но это категорически опровергали нарком вооружений Д. Ф. Устинов и прокуратура СССР.

История с изъятием трофейного оборудования закончилась тогда для А. А. Кузнецова и его соратников вполне благополучно. Они лишь дали указания подчиненным не забирать больше ничего без разрешения наркоматов и заводов. Но их неоднократно повторявшееся самоуправство стало четыре года спустя отправной точкой «ленинградского дела», закончившегося для них крайне печально.

Итог сумбурного демонтажа, вывоза и распределения оборудования из побежденных стран был вполне закономерным. 1 июня 1946 года первый секретарь Московского областного и городского комитета ВКП(б) Г. М. Попов писал зампредседателя Совета министров СССР Берии о положении с использованием ввезенного оборудования в столице, где ситуация была отнюдь не самой худшей:

«МК ВКП(б) проверил использование трофейного оборудования на предприятиях г. Москвы. В результате проверки было установлено, что на предприятия г. Москвы завезено 45 336 единиц трофейного оборудования. Однако значительное количество его не используется. Так, например, на предприятия авиационной промышленности поступило 11 700 единиц различного оборудования, используется только 8763, на предприятия автомобильной промышленности завезено 8574, используется 7081, на предприятия электропромышленности завезено 5637, используется лишь 1688…

В ряде случаев вследствие небрежного хранения оборудование приходит в негодное состояние».

Евгений Жирнов