Кого рискуют признать «лицом, контролирующим должника»

После внесения в Закон о банкротстве изменений, вступивших в силу в конце июля 2017 года, понятие субсидиарной ответственности приобрело известность за пределами юридического сообщества — не в последнюю очередь потому, что круг потенциальных ответчиков в таких спорах заметно расширился. О том, кто рискует попасть в их число, и о свежих судебных прецедентах “Ъ” рассказал советник практики РГП по разрешению споров Александр Лазарев.

От судов ждут границ

Согласно статистике Федресурса, за последние четыре года количество удовлетворенных заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности выросло вчетверо, но с практической стороны само понятие поменялось незначительно, оставаясь способом компенсации не исполненных в ходе банкротства обязательств должника за счет имущества контролирующих должника лиц (КДЛ). В то же время изменения позволили расширить круг потенциальных КДЛ и упростить процедуру доказывания оснований ответственности.

Перед классическими инструментами деликтной ответственности субсидиарная ответственность при банкротстве имеет ряд преимуществ: отсутствие необходимости доказывать размер причиненного вреда и причинно-следственную связь между действиями КДЛ и причинением вреда конкретному кредитору, а также ряд презумпций, по которым лицо может быть отнесено к КДЛ. Это порождает соблазн обратиться с заявлением о субсидиарной ответственности к лицам, чье влияние на деятельность должника сложно доказать и простой деликтный иск к которым, вероятнее всего, провалился бы.

Именно поэтому от судебной практики ждут выработки границ, выход за которые создавал бы дополнительные риски для любого лица.

В прежней редакции Закона о банкротстве субсидиарной ответственности была посвящена лишь одна ст. 10, прямо не описывавшая презумпций контроля и говорившая о презумпциях наступления самой субсидиарной ответственности. Это не исключало случаев привлечения к ответственности лиц, контролировавших дела должника лишь фактически, как, например, в судебных актах о привлечении бывшего сенатора, банкира и бенефициара Межпромбанка Сергея Пугачева к субсидиарной ответственности. Однако массового характера такие прецеденты не носили.

Новая редакция Закона о банкротстве приводит ряд презумпций контроля непосредственно в тексте п. 4 ст. 61.10, по умолчанию относя к КДЛ членов органов управления, ликвидаторов, прямых или косвенных участников должника и даже любых лиц, которые извлекали «выгоду из незаконного или недобросовестного поведения руководителей должника». Более того, новая редакция допускает признание КДЛ любого лица «по иным основаниям» помимо описанных в пространных презумпциях.

Постановление Пленума Верховного суда РФ от 21 декабря 2017 года №53 (далее — Постановление №53) и письмо ФНС России от 16 августа 2017 года №СА-4–18/16148@ (далее — письмо ФНС) расширили перечень потенциальных КДЛ до лиц, получивших существенный актив должника по сделке или извлекших преимущества из перераспределения дохода группы лиц, объединенных общим интересом.

Ответственность бенефициаров и аффилированных лиц

Среди лиц, предсказуемо входящих в группу риска быть признанными КДЛ, в первую очередь следует выделить конечных бенефициаров должника.

2018 год запомнился делом о банкротстве ООО «Дальняя степь», в котором к субсидиарной ответственности было помимо прочего привлечено ООО «Эйч-эс-би-си Банк (РР)» — по большому счету ввиду его подчинения единому бенефициару с иностранной компанией, которая являлась косвенным владельцем должника, а также проведения сомнительных для суда трансакций должника по счетам в банке. Занятую судами позицию критиковали, предрекая, что она открывает дорогу привлечению к ответственности любых лиц, которых можно при желании связать с должником «едиными экономическими интересами».

Дальше судебная практика развивалась без столь громких прецедентов, но с последовательным развитием механизмов срыва «корпоративной вуали». Верховный суд РФ в Обзоре судебной практики №2 за 2018 год указал, что для признания лица конечным бенефициаром достаточно совокупности косвенных доказательств, поскольку приведение непосредственных доказательств контроля зачастую невозможно, если «конечный бенефициар… не заинтересован в раскрытии своего статуса контролирующего лица». Более того, после предоставления «убедительных» косвенных доказательств бремя доказывания отсутствия контроля над действиями должника перекладывается на самого бенефициара.

Так, например, в деле о банкротстве ООО «Промышленная группа "Ладога"» Верховный суд РФ усмотрел основания для ответственности в том, что гражданин позиционировал себя как бенефициар группы компаний, в которую входил должник, контролировал компании, которым принадлежали активы должника, а также имел право распоряжаться его денежными средствами. Совокупности этих факторов оказалось достаточно, чтобы переложить бремя доказывания отсутствия оснований для ответственности на бенефициара.

Практика управления российскими компаниями через офшоры не ликвидирует риски привлечения к субсидиарной ответственности. Еще в 2013 году ВАС РФ высказался, что на офшорную организацию возможно возложить бремя доказывания своей невиновности в спорах о защите прав третьих лиц и требовать от нее раскрытия сведений о том, кто за ней стоит.

В практике постепенно складываются механизмы доказывания контроля даже в ситуации владения должником через иностранные лица. Так, например, в деле о банкротстве ООО «Истерн-Бурение» факт бенефициарного владения был доказан установленным в других делах наличием у гражданина «экономической заинтересованности и аффилированности» с иностранным участником должника (выражавшейся в выдаче займа) и аффилированностью с должником и другими участниками группы компаний, в которую он входил.

В банкротстве ЗАО «Ойл Продакшн» против гражданина при доказывании бенефициарного владения через цепочку компаний использовались его показания о владении бизнесом в иностранном суде, материалы иностранного уголовного дела, сведения о группе лиц, представленные должником в ФАС РФ, и кредитное досье аффилированного с должником лица.

Риски неформальной связи

Согласно п. 2.2 письма ФНС, признание статуса КДЛ возможно в силу любых неформальных личных отношений, длительной совместной службы, совместного обучения и т. п. Разъяснение не нашло широкого применения на практике, но заставляет задуматься о том, что контролировать должника могут, например, бывшие или текущие родственники, участники или директор должника при семейной модели ведения бизнеса.

В деле о банкротстве ООО «Русшина-Тюмень» к субсидиарной ответственности по долгам наряду с единственным участником данной компании и его родственниками привлекли его бывшую супругу. Ответчица ссылалась на то, что она не является ни участником, ни руководителем должника и никак не могла влиять на его деятельность, а сам брак с единственным участником был расторгнут за три года до признания должника банкротом. Однако суды усмотрели факт ее контроля над должником в сохранении с бывшим супругом доверительных отношений, родстве с участниками контрагентов должника и совершении сделок с его активами. При этом апелляция отметила, что расторжение брака «не исключает продолжение совместного проживания и ведения бизнеса с учетом наличия интересов в пользу совместных детей».

Следует помнить, что обязательства по субсидиарной ответственности могут перейти к наследникам КДЛ. Так, например, в банкротстве ООО «Амурский продукт» требования о привлечении к субсидиарной ответственности за действия погибшего в ДТП отца были предъявлены к детям. Суды последовательно отказывались удовлетворять эти требования, говоря, что субсидиарная ответственность неразрывно связана с личностью КДЛ, но Верховный суд РФ высказал противоположную позицию и подчеркнул, что соответствующие долги наследодателя в пределах наследственной массы переходят к наследникам.

Риски третьих лиц

В число ответчиков по заявлению о субсидиарной ответственности могут попасть и лица, чья способность влиять на хозяйственные процессы в компании на первый взгляд крайне сомнительна. Традиционно к данной «группе риска» причисляли бухгалтеров, а также лиц с правом представлять должника по доверенности. Сегодня практика ищет ответ на вопрос, подлежит ли субсидиарной ответственности лицо, которое не имеет ни корпоративной (даже косвенно), ни трудовой связи с должником.

Установленная п. 7 Постановления №53 презумпция того, что КДЛ может быть любое лицо, получившее существенный актив должника про невыгодной для последнего сделке, способно открыть дорогу практике привлечения к субсидиарной ответственности любого контрагента должника.

В качестве примера можно привести позицию судов по делу о банкротстве ЗАО «ФСК "Гарант"», в котором КДЛ были признаны помимо прочего контрагенты должника ООО «СХП "Колхоз «Родина»"», безвозмездно получавшее от должника строительные материалы, и ООО «СХП "Колхоз «Правда»"», имевшее перед должником долг в размере 3 млн руб., образовавшийся, как установил суд, без оснований.

Подводя итог, хочется отметить, что судебная практика пока не породила большого количества актов, которые могли бы свидетельствовать об абсолютизации рисков привлечения к ответственности широкого круга лиц. Одновременно с этим наиболее поздние прецеденты заставляют считаться с трудно прогнозируемыми рисками ответственности и искать способы защиты от возможных злоупотреблений, вызванных намерением недобросовестно использовать факты общих экономических интересов, деловых или даже личных отношений с должником или его руководителями.

Юлия Карапетян