Дмитрий Бутрин о деле АНО «Седьмая студия»

Мне в сравнении с множеством других людей несложно комментировать сейчас завершение дела АНО «Седьмая студия». Так уж вышло, что ничего в действительности содержательного по этому делу я до прошлой недели не читал, а ранее никогда не видел ни одного спектакля «Седьмой студии», не бывал в «Гоголь-центре», не знаком ни с одним из упоминающихся в деле людей, не могу судить, является ли Кирилл Серебренников выдающимся режиссером. Все, что я видел,— 110 страниц повторной экспертизы по делу от 16 марта 2020 года: там по крайней мере есть страницы, в которых я обязан что-то понимать, а именно финансово-экономическая и административная стороны экспертизы.

Я не знаю, как правильно ставится свет и как отличить мастер-класс по театральному искусству от шарлатанства. Но я знаю, как выглядит административная реальность в РФ. Поэтому вчерашнее предположение обвинения о том, что вина обвиняемых в деле доказана, повергло меня в сильнейшее недоумение. Насколько я могу судить, именно этой третьей экспертизы обвинение, Министерство культуры и суд ждали, чтобы определить, виновны ли обвиняемые в преступлении, указанном в ч. 4 ст. 159 Уголовного кодекса России: в ней, напомню, речь идет о мошенничестве. Я, сотрудники прокуратуры, множество других людей читали одни и те же 110 страниц заключения экспертов.

Если я не разучился читать, ни одно слово текста не дает возможности предположить, что АНО «Седьмая студия», ее руководители, ее контрагенты и партнеры совершили мотивированное корыстью умышленное преступление путем введения кого-то в заблуждение.

Я знаю, что к экспертизе у многих людей, непосредственно работающих в театре, есть претензии, и особенно к экономической части, написанной Еленой Баженовой, которую я помню как чиновника в администрации города Екатеринбурга. Лично у меня этих претензий нет: эксперт, и это очевидно, отказалась по существу отвечать на поставленный ей судом вопрос о том, каков необходимый объем затрат на реализацию «Седьмой студией» госконтрактов, за который Минкульт заплатил АНО 216,5 млн руб. Вместо этого она дала ответ на вопрос, сколько могла бы стоить эта программа мероприятий, если бы Минкульт финансировал ее по нормативам,— это 87,5 млн руб. Даже не буду вдаваться в поиски ответа на вопрос, как необходимое здесь соотносится с достаточным (и для чего это было бы достаточно): если бы Минкульт хотел финансировать проект АНО по нормативам, он бы это так и делал. Но коллеги госпожи Баженовой прямо пишут в том же документе: проект финансировался по прямому указанию президента РФ Дмитрия Медведева и по совершенно другому принципу. Считать разницу между 216,5 млн и 87,5 млн можно, но цифра ничего не будет значить: никто такие проекты по нормативам не финансирует и не финансировал. А других ответов у этого эксперта нет.

При этом мне примерно понятна и позиция Минкульта, признавшая итоги экспертизы. Из текста следует, что по состоянию на 2012–2014 годы в ведомстве не было специальной системы отчетности для таких проектов. Только утверждение смет — и их утверждали. Не было и требования вести по госконтрактам специальный учет на стороне исполнителя. Поэтому «Седьмую студию», и бывших сотрудников Минкульта, и нынешних можно обвинять во многих вещах. Например, в хаотическом ведении отчетности. В отказе создавать под спецпроекты адекватные формы отчетности. В потворстве указаниям администрации президента выделять АНО деньги, по которым оно, строго говоря, и при желании не могло бы отчитаться официально за отсутствием утвержденных Минфином и Минкультом форм. В халатности в бухгалтерии АНО. В легкомысленности и разгильдяйстве (за последнее, впрочем, даже в СССР после 1953 года не судили).

Но два вида обвинения бессмысленны. Первое — в адрес сегодняшних чиновников Минкульта: последний лишь признает, что восемь лет назад их предшественники вели дела так, как они их вели, при этом экспертиза вообще не оценивает законность этого порядка дел. Второе — в адрес господина Серебренникова и коллег.

Уже третья экспертиза под страхом уголовной ответственности и под не менее хорошо ощущаемым в тексте страхом гнева уж бог весть каких высоких лиц подтверждает: нет в документах никаких следов чьей-либо корысти.

Неправильное ведение дел — возможно, даже вероятно. Умысла — по документам нет, ни единого следа. Это не значит, что его вообще не было. Это значит, что обвинению нужно что-то еще, чтобы говорить о мошенничестве. Есть в бумагах следы обмана и корысти? Нет.

Дмитрий Бутрин, заместитель главного редактора