Как Владимир Путин и Александр Лукашенко прошли по Красной площади

24 июня верховный главнокомандующий Владимир Путин принял беспрецедентный парад на Красной площади, а специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников старался разглядеть под масками лица, которые, казалось, можно и не видеть еще пару пандемических периодов. Но нет, разглядел — и не пожалел об этом.

Волонтеры предлагали маски уже на дальних подступах к Красной площади, на Ильинке, на Никольской улице.

— В наших масках можно дышать,— сочувственно объяснял мне один из них, глядя на мою.

— А в ваших перчатках что можно делать? — переспрашивал я.

— А в перчатках наших руки не потеют,— пожимал он плечами, опять снисходительно глядя на мои.

И ведь как же прав оказался, черт. Но нет, я не взял у него ни то ни другое.

Зато два седовласых генерала запасались перчатками у волонтеров, казалось, на весь полк, вернее на два.

— Помню, нам в храме как-то свечки тоже раздавали бесплатно…— сентиментально вздохнул один генерал.

— Да, помню…— вторил ему товарищ.— Там еще патриарх был…

— Поэтому и раздавали…— кивнул тот.

По этой логике, подумал я, сегодня маски и перчатки бесплатно раздавали тоже потому, что должен быть верховный главнокомандующий.

Тут, по улице Никольской, к предпоследнему до входа на трибуну кордону подошел лидер ЛДПР Владимир Жириновский в маске. Показал приглашение, полицейский посмотрел на него и попросил паспорт. Господин Жириновский вытащил удостоверение, кажется, депутата Госдумы, но оно не произвело на полицейского никакого впечатления.

— Паспорт ваш нужен,— внятно объяснил он.

Господин Жириновский (я теперь уже и сам не был уверен, что это точно он) занервничал и даже задергался. Спокойным и даже расслабленным оставался только полицейский. Он ждал паспорта. Лидер ЛДПР требовал старшего командира (хотя мне казалось, уже нужен был врач, тем более на таком солнцепеке). В ту секунду, когда он отошел куда-то с особым возмущением, полицейский удовлетворенно сказал коллеге, и так посматривавшего на него с восхищением:

— Спорим, никто еще не заставлял его так долго искать паспорт?

В конце концов Владимир Жириновский придумал. Он снова подошел к ним, снял маску и замер. «Похож?» — говорила вся его осанка, которая когда-то наверняка и в самом деле была.

Впрочем, полицейский решил уже, видимо, наконец перестать его мучить, тем более в такой день, и кивнул проходить.

Здесь, у трибуны, стоял уже между тем лидер КПРФ Геннадий Зюганов без маски.

— Скажите, а вы не собираетесь отозвать в последний момент свое несогласие с поправками в Конституцию? — с тревогой спросил я его.

— А это не моя воля,— быстро ответил он.— Воля партии! Как ее отозвать? Мы, между прочим, предложили пакет своих поправок из 15 пунктов — не были услышаны даже! Что нам оставалось делать.

Мне казалось, что он не должен оправдываться.

— Вот вчера президент, наконец, сказал, что надо уже решать с этой священной коровой олигархии, плоской шкалой налогов…

— Это была ваша поправка? — понял я.

Геннадий Зюганов кивнул:

— На 2% сдвинули. Хотя можно было на семь сразу.

— Видимо, это только начало? — предположил я.

— Ох, все это стыдобушка в высшей степени…— вздохнул Геннадий Зюганов.— Так, знаете что: давайте чуть влево…

Я не хотел влево. Мне хорошо и справа, если что. Ну, может быть, левее на 2%…

Оказалось, Геннадий Зюганов имел в виду, что надо отойти ближе к брусчатке, чтобы не мешать движению гостей. До 9:30, когда вход на трибуны закрывался, оставалось уже минут пять всего.

— И вот что: зачем отгораживаться от истории?! — вдруг совсем уже сердито воскликнул лидер КПРФ, показав рукой на задекорированный к параду фанерой Мавзолей.— Сакральный знак великой эпохи… (Как сказал!.. Отточил формулировки за годы пренебрежения к идеалам.— А. К.) Тут все творилось, поэтому мы обязаны соблюдать… А за этим забором — 32 маршала и генерала, которые ковали победу!..

Я не видел проблемы: их никто же не задекорировал к этому дню.

— Было коллективное обращение от нас, от ветеранов, писателей… Даже не ответили…— с горечью признался Геннадий Зюганов.— Но я не хочу… В святой день и праздник… Не будь этого праздника, не было бы вообще никаких других. Ни Нового года, ничего…

— А что было бы? — переспросил я.

— Новый год начинался бы с дня рождения Гитлера,— пояснил Геннадий Зюганов.— Спасли честь планеты, человечества честь… Эх, да что там — все спасли...

— А маску вы не носите из каких-то принципиальных соображений? — спросил я.

— Да есть у меня! — воскликнул Геннадий Зюганов и даже полез за ней в карман, но потом спохватился.— А, почему не ношу… Так я вчера прошел обработку!..

В Ново-Огарево, что ли, ездил, подумал я. Через тоннель провели? И обратно?..

Лидер КПРФ поднялся на трибуну номер три, соседнюю с той, где уже сидели многочисленные члены правительства и другие официальные лица, а я увидел главного раввина России Берла Лазара и президента Федерации еврейских общин Александра Бороду.

— Вы выздоровели, слава богу? — обратился я к Берлу Лазару.

Он ведь болел этой заразой.

— А что, по мне не видно? — уточнил он.— И не спрашивайте, почему я без маски!

А я как раз открыл рот, чтобы спросить. Впрочем, он не мог этого увидеть, так как я-то был в маске.

— Потому что,— продолжил он,— я уже во многом состою из антител…

— А вы? — повернулся я к Александру Бороде.

— А я как Лукашенко,— объяснил тот.— Это же он сказал, что нет смысла закрывать границы, когда они и так у всех закрыты: значит, и твоя на замке. Вот и я не ношу маску там, где все в масках!

Тут я увидел культовую теперь главу Роспотребнадзора Анну Попову, которая, в свою очередь, увидела автора культовой поправки (к Конституции о запрете на отчуждение территорий России.— “Ъ”) Владимира Машкова и обнялась с ним, а потом махнула рукой:

— Ой, сама всем запретила и сама ведь со всеми обнимаюсь!..

Я-то не понимал пока вот чего: как тут люди так легко узнают друг друга, в этих-то масках? Вот, например, генерал Владимир Шаманов, уже даже сев на место, успевал, увидев кого-то, в основном тоже без маски, вскочить и не то что обнять, а обязательно и поцеловать… А то и в маске был человек…

Между тем в 9:45 я заметил странное движение у церкви со стороны Никольской. То есть слышен был какой-то шум, вплоть до звона (не колокольного) и крика. Потом там кого-то, кажется, били. Потом (именно ему, по всей вероятности) заломали руки и быстро, почти бегом повели от церкви куда-то вдоль по Никольской. Те, кто, так же как и я, успел разглядеть это все (а было неблизко), предполагали все, что угодно.

Вот-вот, между тем, должен был начаться наконец парад, а пожилой полковник, сидевший передо мной, все еще втолковывал кому-то в трубку:

— Да я на параде… На па-ра-де я!.. А ты не суетись там, давай уже налей стакан и выпей… И считай, что я с тобой… Но ищи меня там, в телевизоре!.. Да как это рано пить?.. Да какое там утро!.. Я в пять часов встал!..

Я оглянулся. 11-я трибуна оказалась не вся заполнена людьми. Такое я видел здесь, конечно, впервые. И дело было не только в том, что рассадка была через два санитарных кресла. Нет, там, наверху, несколько рядов были вообще почти не заняты (в пригласительном был номер трибуны и не был указан ряд и место, так всегда и бывает). Но вот притом, что приглашений было роздано мало по причине небольшого, по сравнению с обычным, количества мест (80 ветеранов и два сопровождающих каждому, к примеру), все равно не все пришли. То ли вирус все еще производит на кого-то впечатление, то ли еще что.

Но на тех, кто пришел, он не производил, конечно, никакого впечатления: иначе бы и не пришли.

Сколько бы в полной тишине ни начинали парад этой музыкой и словами «Священной войны», а всегда будут бегать мурашки по коже, всегда. Так и сейчас было.

Все тут было как заведено: объезд министром обороны войск на площади на Aurus, выступление президента…

— Невозможно даже представить,— говорил он,— что стало бы с миром, не встань на его защиту Красная армия… Ее солдатам не нужны были ни война, ни другие страны, ни слава, ни почести. Они стремились добить врага, одержать Победу и вернуться домой. И заплатили за свободу Европы невосполнимую цену: многие сотни тысяч бойцов полегли на чужбине…

Но, с другой стороны, не могли же взять и остановиться, дать опомниться и восстать из ада, собраться с силами… Вот до Тбилиси в 2008 году не дошли, и что теперь?..

Даже сейчас Владимир Путин, между тем, казалось, отстаивал ту правду о войне, которую он защищает уже который месяц:

— В 1941 году свыше 80% вооруженных сил Германии и ее сателлитов были сосредоточены против СССР. Но эта безжалостная армада оказалась бессильной перед сплоченностью советских граждан. Именно наш народ смог одолеть страшное, тотальное зло, разгромил более 600 дивизий врага, уничтожил 75% от общего числа самолетов, танков, артиллерийских орудий противника и до конца, до победной точки прошел свой героический, праведный, беспредельно жертвенный путь.

Дело, давал он понять, не только, да и чего там говорить, не столько в союзниках, которые вообще уже перестали упоминать про советских солдат, предпочитая их так и называть — не бросающимся в глаза словом «союзники»… Ну и он платил сейчас тем же. Таких слов, как «США», «Великобритания», не было здесь произнесено. «Мы никогда не забудем вклад наших союзников в приближение победы, значение второго фронта, открытого в июне 1944 года»,— ограничился тем же верховный главнокомандующий.

— В этом,— продолжал он,— и состоит главная, честная, ничем не замутненная правда о войне. Мы обязаны ее беречь и отстаивать, передавать нашим детям, внукам и правнукам. Сегодняшний военный парад — в честь этой священной правды, в честь выдающегося поколения победителей, которые определили исход всей Второй мировой войны.

Да, его речь на параде была в этот день немного более публицистична, чем как правило.

Проход войск был длительным, учитывая, что, как и предупреждал Владимир Путин, по Красной площади прошли в этот раз представители Азербайджана, Армении, Белоруссии, Индии, Казахстана, Киргизии, Китая, Молдавии, Монголии, Сербии, Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана (не все их президенты даже приехали).

Все прошло хорошо и гладко, или, точнее сказать, ровно, только однажды за все время один сапер на мгновение сбился на подходе к главной трибуне… Ну так сапер и ошибается один раз… Может себе позволить…

И техники тоже было в механизированной колонне больше, чем обычно, в том числе исторической техники, и не возникало вопроса, зачем все это нужно… Просто нужно, и все…

А потом, после вертолетов и самолетов, по площади в направлении Александровского сада пошли возлагать венки приехавшие лидеры государств, и, конечно, выделялся среди них Александр Лукашенко (еще и потому, что не было с ними Владимира Путина, которого остановил один ветеран и долго объяснял что-то президенту), ближе всех шедший к трибуне, и ему вдруг и крикнул громко с трибуны еще один мой сосед (он отличался некоторой повышенной тревожностью все это время, да, я обратил на это внимание: он то доставал, то убирал подальше в подарочный рюкзак свой полевой бинокль, то вставал некстати, когда все сидели… В общем, словно готовился к каким-то действиям, как будто даже боевым):

— Спасибо, что приехали!

Александр Лукашенко неожиданно услышал да и, подумав, распахнул объятия:

— В столицу Родины приехали!

И охнула трибуна. Ей-богу, благодарно. То что надо сказал. Про Советский Союз, надо понимать. Ведь в столицу этой страны он на самом-то деле и приехал. И здесь, на этой трибуне, было много жителей и граждан этой страны.

— Держись, батька! — крикнул еще кто-то.

И ведь опять услышал.

— Не болейте! — крикнул в ответ.

И снова ведь знал, что сказать.

У ворот Александровского сада Владимир Путин, который показал большой палец на вопрос, как ему парад (вряд ли он мог показать что-нибудь другое), нагнал коллег.

А гости в это время разбрелись по Красной площади. Останавливались, фотографировались. Я увидел, как в один из электрокаров, подвозивших к выходу с площади ветеранов, не спеша, словно в космический аппарат, усаживается Валентина Терешкова, и не удержался, спросил у нее:

— Не жалеете, что участвовали в этой истории с поправкой? Столько шума… Столько обрушилось на вас… Может, стоило воздержаться?

Водитель электрокара оглянулся на нее, рассчитывая, что она будет повелевать: ехать ему или остаться. Может, он подумал, что она не хочет отвечать, и он мог избавить ее от этой необходимости, ей стоило только кивнуть…

— Не жалею…

Видно было, что вопрос все-таки был не такой уж простой для нее. Она сейчас думала, что сказать. И электрокар не трогался с места.

— А вы что, в 90-е хотите? — переспросила она меня наконец.

Я пожал плечами. Там временами, кстати, было неплохо.

— А,— кивнула она,— тогда вы будете против тех, кто хочет, чтобы у нас был мир и порядок!

Мир будущего Валентины Терешковой был понятен и совсем не сложен. Но и не прост все же. В этом мире был порядок. Причем полный.

Она наконец кивнула водителю.

Они быстро исчезли из вида в не желающей редеть толпе гостей. Без шума и пыли.

Это ж электрокар был.

Андрей Колесников