Корреспонденты “Ъ” сопровождали переносные ящики для голосования от Арбата до сельских окраин

Корреспондент “Ъ” провела несколько дней на избирательных участках в поселках и деревнях Белгородской области в 650 км от Москвы. Правда, участки эти большей частью пустовали: члены комиссий обходили и объезжали своих соседей с переносными урнами для голосования, стараясь застать их дома. В Москве корреспонденты “Ъ” во вторник отправились на надомное голосование вместе с представителями одной из расположенных в самом центре столицы избирательных комиссий. Двери на Арбате открывали реже, чем под Белгородом, но слова при этом говорили примерно те же.

«Все поправки хороши, одной не хватает — расстрел за измену родине»

На пятый день «всенародного голосования» по поправкам в Конституцию в стационарной урне УИК №889 при школе №2 поселка Ракитное (районный центр в 60 км от Белгорода) лежал с десяток бюллетеней. На столике у входа — коробка с масками и перчатками и бутылка с жидким мылом. Надпись на табличке обещала измерение температуры, но мерить ее пока некому: ранним утром голосующих на участке нет. Ждут их две женщины в белых масках за столом перед пустыми журналами учета голосующих. Остальные работники комиссии ходят с урнами по дворам: им поставили задачу «охватить как можно больше населения».

«За три дня на нашем участке проголосовали 30–35%,— выходит навстречу корреспонденту “Ъ” председатель УИК Михаил Скрипка.— Я думаю, дадим 70–75% явки, так как народ у нас сознательный, а команда боевая».

Господин Скрипка работает директором местного бассейна и уже десять лет председательствует в избирательной комиссии. По его словам, из-за эпидемии коронавируса бассейн закрыт и он может выделить целую неделю без ущерба для работы на «всенародное голосование».

А вот руководство действующих предприятий оказалось недовольно тем, что их сотрудников оторвали от работы на несколько дней.

Михаил Скрипка анализирует возможные результаты голосования, опираясь на долгий опыт: «Бабушки будут за — в магазинах все есть, пенсии приходят вовремя, им большего не надо. Есть те, кто ропщет, есть те, кому все равно. У нас каждые выборы так: из 1700 избирателей на участке при явке в три четверти примерно 120 за Жириновского, 120 за КПРФ, 7–8 за ''Справедливую Россию'', сколько-то испортили бюллетень. Остальные — за власть. Но сейчас все по-другому: и голосование невиданное, и коронавирус играет роль».

В конце мая в тихом и благополучном Ракитянском районе произошла вспышка коронавируса: в местной больнице заразились сразу 45 человек: 38 сотрудников и 7 пациентов. 23 мая от COVID-19 умерла заведующая педиатрическим отделением Валентина Карташова, которую в районе знали все. «К эпидемии всерьез никто здесь не относился, пока не стали болеть сосед, кум, брат. Тогда испугались,— рассказывает Михаил Скрипка.— Я и сам, видимо, этим вирусом переболел: с пневмонией неделю в больнице пролежал, но анализ на коронавирус у меня не брали». По его словам, многие возмущены голосованием во время пандемии — таких работникам УИК «приходится уговаривать проголосовать». «А после слов Памфиловой о том, что поправки уже узаконены (председатель ЦИК РФ Элла Памфилова несколько раз отмечала, что формально поправки приняты, а общероссийское голосование отражает стремление Владимира Путина заручиться одобрением избирателей. Отметим, что общероссийское голосование предусмотрено законом о поправке, из которого следует, что собственно поправки не вступят в силу, если не получат одобрения более 50% участников общероссийского голосования.— “Ъ”), людей на участки вообще не затащишь — вот и ходят к ним домой»,— говорит председатель.

Вернувшиеся с подворного обхода члены ЦИКа ропщут: ЦИК собирался тестировать их всех на коронавирус, но потом от этой затеи отказался, и теперь они опасаются за свое здоровье.

Ракитянский район расположен в северо-западной части Белгородской области, с севера граничит с Курской. Основа экономики — производство мяса и зерна. У района обычно хорошие показатели явки на выборах различного уровня — правда, во время майских праймериз «Единой России» отсюда поступил ряд жалоб на принуждение бюджетников к участию. В поселке городского типа Ракитный живут 10 тыс. человек — треть населения района. В основном в частных домах вдоль идущих то вверх, то вниз улиц. По этим улицам и ходят члены УИК, стучатся в ворота, пока не откроют. Как правило, открывают.

— Только за! — жирно расписывается в бюллетене пожилой Анатолий Тимофеевич, сидя на лавочке у своего дома на Советской улице. Не доставая изо рта папиросы, отправляет сложенный бюллетень в переносную урну и поясняет мотивацию: — Горбатый отдал Крым!

— Да это не он, это Хрущев,— поправляет его сестра Галина Тимофеевна.

— Не дай бог Горбатый к власти опять придет. Пусть Путин будет президентом и до 36-го года, и до 336-го. Все поправки хороши, одной не хватает: расстрел за измену Родине! — горячо добавляет мужчина.

С политики легко переключаются на пандемию: «Детского врача, конечно, мы знали. Но вспышку сами проворонили, не надо было администрации ее скрывать». Потом на деньги: «Пенсии хватает, но денег никогда много не бывает».

Сергей живет напротив, он выходит к членам комиссии без рубашки, но в медицинской маске и голосует на капоте автомобиля. Маска на лице задерживается ненадолго, под ней — усы, улыбка, золотые зубы:

— Как голосовал — не скажу. Я с матерью, братом до смерти ругаюсь за политику. Внешняя она у Путина, не спорю, хороша — все нас уважают,— степенно говорит Сергей.— А внутренняя — обижает, конечно, людей. Ну а так за кого еще? Жириновский? Грудинин? Ничего эти голосования не изменят.

— Но вы же сами только что голосовали.

— А мне отметку надо поставить, что проголосовал, на работе показать. Я в газовой службе работаю.

Из проезжающей машины доносится: «Сегодня я к тебе вернусь, моя неласковая Русь». Жарко. На совпадение песенной строки с событием не обращают внимания ни члены УИК, ни голосующие.

«Не перечьте матери, а то как дам по башке!»

Маленькое село Борисполье под Ракитным ждет гостей с урнами 30 июня. По дороге с сигаретой в зубах идет дед Иван, старик с морщинистым и загорелым лицом. Бывший тракторист, девять лет как на заслуженном отдыхе. В Иване некоторое изумление сочетается с трезвым взглядом в будущее:

«Я таких выборов еще не бачив, чтоб сами к тебе здоровому до дому ходили. Ну да, поправят они Конституцию. Мы не поправим — они поправят. Да и черт с ними».

На плетне у входа в отделение почты отдыхает 33-летний Юрий:

— Я, конечно, поддержал поправки. Хоть я и против того, чтоб Путин оставался надолго. Но нельзя же по отдельности было голосовать.

Юрий работает в компании «Русагро». Он иронично интересуется:

— А что, у вас в Москве все выздоровели перед голосованием?

Юрию жалко детского врача: «Говорят, колола она сама себе что-то, две недели проходила — и все». Во время вспышки задело всех: «Соседская девушка не могла упросить приехать скорую, у нее была температура. Аппендицит разорвался, еле спасли».

Под деревом в селе Бобрава двое трактористов «в отставке» говорят о политике, широко трактуя прошлое, настоящее и будущее и в общем соглашаясь в главном:

— Петр Первый, конечно, и тот так долго не правил (Петр Первый правил формально 43 года, а фактически 36 лет.— “Ъ”). Менять бы Путина надо, да не на кого.

— Лучше Путин, чем оппозиция. Навальный, что ли? А если Жирик придет, война сразу начнется.

— 20 годин уже правит. Куда уже менять? Пусть будет уже.

— Лукашенко еще дольше.

— Этот сына поставит, а наш кого?

Один из трактористов отлучается в магазин за сигаретами. На стене у входа — агитационный плакат за поправки в Конституцию.

Продавщице за прилавком о поправках говорить неохота: «Проголосовали, как и положено». Но пришедшая покупательница начинает жаловаться: «Пенсионерам и правда много не надо, но молодежь спивается, работы нет».

И продавщица с пол-оборота подхватывает, даже маску от волнения снимает: «А где есть работа, там людей за скот считают! Работают по 14 часов за 13 тысяч в месяц.

В деревне Новоясеновка в зной на пенек присела загорелая моложавая Валентина. Она терпеливо объясняет свою поддержку конституционных поправок на примерах ряда упущенных возможностей:

— Я работала на Севере, вышла на пенсию в 50 лет, и должна, по расчетам, получать 70 тысяч, а получаю 23. Получается, обокрали меня. Надо было к стенке поставить и Гайдара, и Ельцина. А теперь менять что-то уже поздно. Путин один все не успевает. Вокруг него предатели. И Собчака надо было к стенке. А Путин не с ними был, он не мог с ними быть. Тогда время такое было. Дети со мной спорят, не согласны, а я говорю: не перечьте матери, а то как дам по башке!

На Заречке в селе Грязном совсем глухо. Связи нет никакой — чтобы позвонить, надо лезть на холм, об интернете нет и речи. Нина Ивановна вышла нарвать травы уткам, а ее старик присел на скамейку у дома. Нина Ивановна голосованием довольна:

—Все организовано на высшем уровне. Сами к нам в нашу глушь приехали. Жаловаться не на что: пенсия есть, огород, утки есть. Молодежи хуже: работать за маленькие зарплаты не хотят. Наркоманов много. Дети хуже нашего живут. Им тяжело. Дочь — помощница судьи, зарплата 15. Путин вот зря пенсионный возраст поднял: доярки у нас — какой труд у них тяжелый, как она на пенсию выйдет в 60? Она ж не дотерпит. Но он сам все не успевает. Они и не знает, что тут творится, пока не поездит по стране. А как поездит — исправлять начинает. Ему бы помощников хороших, как наш председатель. А так, если доживу до 36-го года, хочу, чтоб Путин был.

«Все, что надо, вам дадено!»

Александр Клинков и Ольга Уласович — члены московской УИК №7, расположенной на Арбате, в Центральном доме актера,— взяли с собой корреспондентов “Ъ” на надомное голосование. Для того чтобы к участнику плебисцита пришли на дом с переносным ящиком для голосования, участник должен просто позвонить в УИК, пояснила госпожа Уласович. Сделать это можно до 17:30 1 июля. Госпожа Уласович отмечает, что больше всего избирателей-надомников и заявились, и проголосовали в самом начале предварительного голосования. 30 июня проголосовать дома захотели всего 14 человек. Половина из них, несмотря на согласованный день и примерное время встречи, не отреагировали на вызов ни по домофону, ни по телефону. «Пожилые люди, могут отойти, или не слышат»,— объяснила член избиркома и улыбнулась вместо ответа на вопрос корреспондента “Ъ”, оплачивает ли ей кто-то расходы на связь.

По словам госпожи Уласович, при коронавирусе на голосовании работать сложнее.

Раньше можно было заходить к маломобильному избирателю в квартиру, объяснять непонятные ему вещи, а сейчас приходится соблюдать дистанцию и передавать бюллетени через порог. На вопрос “Ъ” о том, не боятся ли члены комиссии заразиться, госпожа Уласович ответила, что всем приходится друг с другом контактировать и по другим жизненным вопросам, «как бы кто ни оберегался».

Безосновательных заявлений о надомном голосовании, судя по всему, нет или мало. Избирателей, пользующихся инвалидной коляской, подвозят к двери их родственники, пояснила член УИК. Остальные хотя и открывают двери сами, все равно нуждаются в той или иной помощи. Одна из москвичек, к которой корреспонденты и члены УИК пришли с бюллетенями и опечатанной урной, пожаловалась на проблемы со зрением. Веселая пожилая женщина открыла огромную дверь, цеплявшуюся за высокий потолок. Маски и перчаток у нее не было, она растерянно смотрела на пакет с средствами защиты и просила помочь ей с подписями.

«Кисонька, вы же знаете, что я ничего не вижу,— сказала женщина, обращаясь к члену УИК.— Я за Путина руками и ногами, но я же не вижу ничего».

«Мы тоже за него! — ответила член УИК, но не стала выполнять просьбу женщины и ставить галочку за нее.— У вас есть лупа? Вы можете зайти в квартиру и проголосовать». В итоге госпоже Уласович пришлось тут же, на лестнице зачитывать заявление о голосовании вслух, показывать место для подписи и окошки «да»/«нет» на бланке для голосования.

«Если я за Путина, это вот сюда галочку ставить?» — еще раз на всякий случай уточнила женщина и черкнула мимо окошка, слегка задев его.

Член УИК улыбнулась и протянула женщине одноразовую ручку: «Это вам». «Мерси,— улыбнулась женщина.— Я, кстати, только что обращение Путина по телевизору послушала. Очень мне понравилось».

Некоторые пенсионеры все-таки надевали средства защиты перед тем, как открыть членам избиркома дверь. Но чаще всего они старались только соблюдать дистанцию. Правда, это мешало им расслышать, что говорили члены УИК. Многие, забрав бюллетень в квартиру, оставляли дверь открытой настежь — тогда члены избиркома тактично их прикрывали, чтобы участники смогли соблюсти тайну голосования. Некоторые из них и так проявляли осторожность: например, одна из женщин сначала не хотела показывать свой паспорт. «Мне соцработник сказал паспорт никому не давать, потому что все, что надо, вам дадено»,— сказала она, но все равно пропала за дверью и вернулась с паспортом. Как и многие другие, женщина не сразу смогла бросить бланк в урну: сложенный вдвое лист бумаги не пролезал в прорезь, приходилось его полностью разворачивать, ненароком показывая результаты голосования: тайна волеизъявления все-таки сохранялась не полностью.

Некоторые москвичи голосовали семьями, а в одной из квартир дверь открыли сразу две женщины. Они бодро надевали маски и перчатки, отойдя от членов УИК и наблюдателей к самой стене коридора, с которой свешивался портрет героини советского фильма про гостью из будущего. Одной из женщин не было в списках, хотя она утверждала, что подавала заявку. «Вы лишаете меня моего избирательного права!» — смеясь, сказала москвичка. «Мы хотим за Путина голосовать!» — поддержала ее соседка. Члены УИК не выдали второй бюллетень, но пообещали разобраться. Напоследок они дали проголосовавшей женщине лотерейный билет.

«А лотерея положительная?» — недоверчиво задала она непонятный вопрос и быстро, не дожидаясь ответа, заперла дверь.

При всей осторожности членов УИК ряд санитарных рекомендаций выполнить не удалось: одноразовые халаты, которые зампредседателя избиркома показала журналистам, не надевались, ручки дверей в квартирах и переносной ящик не обрабатывались антисептиком, а набор для голосования с бюллетенем, маской и перчатками не оставляли у двери, а передавали из рук в руки. Соблюсти дистанцию в полтора-два метра с плохо слышащими и видящими пожилыми людьми, задававшими вопросы, не получалось. Но членам избирательной комиссии хватало забот и без этого. Чаще всего избиратели спрашивали членов УИК, ставить ли им в предпочтительном поле галочку или крестик. «Что хотите»,— терпеливо отвечала каждый раз госпожа Уласович. Все два часа обхода она не снимала прилипшие к рукам, совершенно мокрые от жары резиновые перчатки.

Мария Литвинова, Белгородская область; Кира Дюрягина, Владимир Хейфец