Медиаюрист Галина Арапова оценивает риск журналистов попасть под статью о госизмене

Лефортовский райсуд Москвы до 6 сентября арестовал бывшего спецкора газет «Коммерсантъ» и «Ведомости» Ивана Сафронова, который с мая 2020 года работал советником гендиректора госкорпорации «Роскосмос» Дмитрия Рогозина. ФСБ подозревает журналиста, известного своими публикациями о военно-промышленном комплексе, в госизмене — в негласном сотрудничестве с чешской спецслужбой, которой он якобы предоставил данные о поставках оружия из России в страны Африки и информацию о деятельности вооруженных сил РФ на Ближнем Востоке. Иван Сафронов подозрения отрицает. В защиту журналиста выступают коллеги по всей России. Директор Центра защиты прав СМИ Галина Арапова рассказала “Ъ” о риске журналиста оказаться обвиненным в разглашении гостайны при работе с общественно значимой информацией.

— В должности советника главы «Роскосмоса», как и в журналистской работе, у Ивана Сафронова не было допуска к гостайне. Как получилось, что за ее разглашение преследуют человека, который не подписывал обязательств ее хранить?

— Проблема в размытых формулировках в законах. Поправки к статье 275 УК РФ о госизмене в 2012 году расширили рамки ее применения. До этого государственной изменой считалась «выдача государственной тайны либо иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности». А с внесением поправок госизмена стала трактоваться как «выдача иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям сведений, составляющих государственную тайну, доверенную лицу или ставшую известной ему по службе, работе, учебе или в иных случаях», а также «оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности Российской Федерации».

И вот это расплывчатое «в иных случаях», да и вообще вся формулировка стала огромным сачком, который можно на любого накинуть.

— То есть человек может и не знать, что распространял сведения, содержащие гостайну?

— Да, обычный гражданин, журналист часто может и не знать, что конкретная информация относится к гостайне.

Раньше ответственность за ее разглашение нес тот, кому гостайна была вверена, кто давал подписку о неразглашении, кто был к ней допущен.

А сейчас ответственен любой, кто разгласил, даже если он не знает, что разгласил. То есть рискует любой человек, который может столкнуться с плохо охраняемой гостайной.

— Журналист, собирая и распространяя общественно значимую информацию, может застраховаться от обвинений в госизмене?

— Застраховаться тяжело и вообще непонятно как. Потому что достаточно открыть статью 5 закона о гостайне и увидеть, что к гостайне может относиться все что угодно. Например, вопросы научно-технического прогресса, расходы бюджета на оборону, утилизация ядерных боеприпасов. Многие из этих вопросов находятся на стыке между гостайной и общественно значимой информацией. Например, засекречиванию не подлежат сведения о фактах нарушения законности органами государственной власти, о состоянии экологии и так далее.

Сафронов освещал военную тему, в которой много чего относится к гостайне. Но что именно — простому человеку и журналисту опять же неизвестно, потому что сам перечень конкретных сведений, отнесенных в рамках специальной процедуры к гостайне, является гостайной. Даже если журналист, работая над одной из сложных тем, столкнется с такой информацией, в том числе и в открытых источниках, он не сможет нигде проверить, не относится ли она случайно к государственной тайне. Единственным очевидным маркером такой секретности является, пожалуй, гриф «совершенно секретно» на копии документа. Но мы же понимаем, что журналисты работают не только с бумажными источниками. Огромный массив данных о военно-промышленной отрасли находится в интернете, в том числе и в связи с размещением документов о госзакупках. И насколько в этих документах и в гуляющей по интернету информации все чисто, нет ли там охраняемых законом сведений, человек, не дававший подписки о неразглашении гостайны, понять не сможет. Журналист пишет про полигоны, учения, экологию, расходование бюджета, перемещения групп войск, участие российских военнослужащих в различных вооруженных конфликтах за пределами страны.

Часть этих данных ему могут сообщить источники, но иногда он и сам бывает очевидцем каких-то событий — откуда бы ему знать, что, оказывается, это гостайна?

Он не был к ней допущен и не является сотрудником организации, которая должна охранять эти сведения от разглашения.

— Дело о госизмене Оксаны Севастиди (в 2016 году жительницу Сочи Оксану Севастиди приговорили к семи годам колонии за отправку в 2008 году СМС о передислокации вооруженных сил РФ перед началом конфликта на территории Грузии. В 2017 году она была помилована.— “Ъ”) — это последствия размытости формулировок в законодательстве?

— Да, после 2012 года и стали появляться такие дела. Она отправила два СМС сотруднику грузинской полиции о российской военной технике на границе с Грузией. Технику она видела из окна автобуса. Эта женщина и знать не могла, что увидела секретную операцию. Но после этого дела российские журналисты стали осторожнее освещать события в Донбассе. Они стали звонить нам из южных регионов России, спрашивая, могут ли они писать о том, что прямо за окном видят перемещения военной техники в сторону границы.

— И что вы им отвечали?

— А мы и сами не знали, была ли эта операция гостайной. Мы знали точно только публичную позицию властей, что официально российских военных в Донбассе нет.

И когда журналисты об этом писали, зависело от доброй воли государства — возбуждать против них дела за разглашение гостайны или нет.

Но мы видели, как такие публикации вычищались из интернета, а на журналистов и родственников военнослужащих, которые часто были источниками информации, оказывалось сильнейшее давление.

— Возбуждение дела зависит всего лишь от доброй воли государства?

— Получается, так. Ведь то же самое происходило с историей про «туристическую поездку» в Солсбери людей, которые в интервью Маргарите Симоньян представились спортивными инструкторами, которые поехали в Англию полюбоваться шпилем собора. По закону о гостайне, например, запрещено разглашать идентификацию сотрудников разведывательных, оперативно-разыскных служб и их родных. И если опубликованные расследования этой истории про пресловутых Петрова и Боширова верны, то получается, что они подпадают под статью о гостайне.

Ведь в открытых источниках в интернете журналисты смогли найти информацию о том, кто эти люди, где работают, что они могут быть работниками спецслужб и, вероятно, выполняли секретную операцию. Но государство не возбудило ни одного уголовного дела за разглашение гостайны. Потому что это противоречило бы версии, которая была озвучена в интервью Маргарите Симоньян, что Петров и Боширов — простые туристы.

В том случае государство просто плохо сохранило гостайну. Вопрос общественной значимости этого скандала вошел в противоречие с интересом государства сохранить все в тайне, поэтому и реакция, видимо, такая: сделали вид, что не заметили.

— Как теперь будут вести себя редакции?

— Пресса уже давно опасается всерьез писать на темы обороны, работы спецслужб. Когда редакции начинают такие темы трогать, они пытаются выяснить, будет ли эта информация относиться к гостайне. Но ни они, ни мы не сможем этого точно сказать.

Что именно является гостайной, во многих случаях может знать только тот, кто принимал решения об отнесении конкретных сведений, документов и событий к государственной тайне.

И это хождение по минному полю. У журналистов очень высокие риски, и ни одному СМИ не нужно такой головной боли. Редакции за разглашение гостайны грозит штраф до 1 млн руб., а журналисту — от 12 до 20 лет лишения свободы. Он подумает и лучше про театр будет писать.

— Кейс с Иваном Сафроновым усилит самоцензуру?

— Полагаю, да, журналисты будут не только с осторожностью писать про оборону, а вообще шарахаться от этой темы. Вся военная промышленность, вся работа спецслужб будут находиться вне информационного поля. Ну разве что освещаться позитивно пресс-службами этих ведомств.

— Журналисты регулярно становятся фигурантами громких уголовных дел. Год назад Ивану Голунову подбросили наркотики и пытались обвинить в их сбыте, в понедельник Светлану Прокопьеву приговорили к штрафу в 500 тыс. руб. за оправдание терроризма, а на следующий день задержали Ивана Сафронова. В журналистской среде звучит мнение, что это похоже на какую-то месть силовиков журналистам.

— Дело Прокопьевой и Сафронова сложно однозначно увязывать в одну логическую цепочку, разве что по хронологии. Но я не исключаю, что это не случайность, а ответ на реакцию журналистского сообщества, которое поддержало Светлану Прокопьеву.

То, что Ивана Сафронова задержали именно на следующий день после компромиссного со стороны власти приговора, действительно может восприниматься как неслучайное совпадение, тем более что в нашей стране многие такие решения принимаются в ручном режиме.

По поводу дела Светланы даже гостелеканалы молчали — видимо, не было команды «фас». Но в деле Сафронова мы видим активность на федеральном уровне. Дмитрий Песков сказал, что это задержание не связано с его журналистской деятельностью, а Рогозин (Дмитрий Рогозин, глава «Роскосмоса».— “Ъ”) — что не связано с работой в «Роскосмосе». А с какой тогда работой это может быть связано? В течение всего предыдущего времени Иван Сафронов работал только журналистом.

Получается, что тогда днем он журналист, а вечером ходит раскрывает гостайны и что-то кому-то передает?

У меня нет сомнений, что это обвинение связано с его журналистской работой. Я с трудом представляю, что журналист такого уровня, работавший в авторитетных изданиях, один из самых опытных журналистов, пишущий на тему военно-промышленного комплекса и оборонки, собирал данные для разведок. Его отец был военным журналистом, погиб при странных обстоятельствах в 2007 году, Иван сменил, по сути, его в «Коммерсанте» по этой теме. Иван Сафронов мог узнавать информацию в рамках работы корреспондентом и публиковать в СМИ. Но работа журналиста в том и состоит, чтобы информацию собирать, анализировать и готовить к публикации.

— Как часто журналистов в России обвиняют в госизмене?

— Дело Ивана Сафронова — второе в истории. Первым было дело военного журналиста из Владивостока Григория Пасько, который в 2001 году был признан виновным в госизмене в форме шпионажа и приговорен к четырем годам лишения свободы. Но Григорий Пасько был не только журналистом, но и кадровым офицером.

— Журналисты по всей стране выходили на одиночные пикеты в поддержку Ивана Сафронова, их задерживали. Акции солидарности журналистов сопровождали дела против Ивана Голунова и Светланы Прокопьевой. Это один из немногих оставшихся способов защитить себя?

— Волной публичного протеста медиасообщество пытается продемонстрировать власти, что оно возмущено. Это попытка донести свою позицию, достучаться, а также демонстрация недоверия правоохранительной и судебной системе. Если бы она была независимой, надежной, принимала самостоятельные решения по таким делам, то, возможно, и не было бы необходимости выходить с плакатами.

Беседовала Мария Литвинова