Петербург открывает двери интернатов и больниц для волонтеров

С начала пандемии люди с психическими или ментальными нарушениями, живущие в интернатах или попадающие в больницы, находились там в изоляции, без необходимого ухода, что приводило к ухудшению их состояния, а порой — к смерти. Им запрещают встречаться с родственниками и волонтерами, получать посылки от родных. На прошлой неделе власти Санкт-Петербурга отменили ряд ограничений в интернатах, а также разрешили волонтерам ухаживать в «ковидных» больницах за тяжелобольными пациентами. В условиях подготовки ко второй волне коронавирусной инфекции такие действия выглядят прогрессивными. Спецкор “Ъ” Ольга Алленова выяснила, как петербургским волонтерам удалось убедить власти открыть двери интернатов и что еще необходимо сделать для того, чтобы граждане с ментальными нарушениями были лучше защищены при эпидемиях.

«Не все официально умерли от ковида»

Данные о том, сколько взрослых и детей, живущих в интернатах Петербурга, умерли за четыре месяца пандемии, власти сообщают неохотно. На соответствующий вопрос журналистов во время пресс-конференции в информационном агентстве ТАСС 15 июля глава Комитета по соцполитике Санкт-Петербурга Александр Ржаненков ответил: «Эта информация безусловно есть, она каждый день анализируется, но все эти сведения по цифрам можно получить только через оперативный штаб». Учредитель благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», член центрального штаба ОНФ и руководитель проекта ОНФ «Регион заботы» Нюта Федермессер на этой же пресс-конференции уточнила, что 7–8 июля, когда она посещала Петербург, власти сообщили ей, что только в ПНИ №10 за три месяца пандемии умерли 78 человек: «Не все официально умерли от ковида — от ковида, если я не ошибаюсь, умерли 38 человек. Двое умерли непосредственно в учреждении, им не успели оказать помощь». При этом до пандемии среднегодовая смертность в ПНИ №10, по ее словам, была 115 человек. Другими словами, смертность в интернате при пандемии выросла почти в три раза. Ржаненков объяснил, что вспышка в ПНИ №10 связана с расположенной рядом Александровской больницей, где подрабатывает часть персонала интерната, а также некоторые его жители.

Однако эксперты полагают, что дело не только в этом — по их мнению, во многих учреждениях соцзащиты не проводили своевременные и полноценные противоэпидемиологические мероприятия. Например, в петербургском ПНИ №3 «красную» и «зеленую» зону разделяла лишь скамья, говорит исполнительный директор благотворительной организации «Перспективы» Екатерина Таранченко. А Нюта Федермессер утверждает, что в региональных ПНИ не хватало средств индивидуальной защиты (СИЗ) для персонала, а чиновников от здравоохранения эта проблема не интересовала: «Поддержки не было, социальный блок не закупал централизованно СИЗ. Представители департамента здравоохранения даже в момент нашего приезда не пошли с нами в красную зону… Они себя берегли. Сидели в кабинетах главврачей и ждали».

По мнению Федермессер, официальная информация о количестве умерших петербуржцев в целом занижена.

20 июля это отчасти подтвердил и депутат Заксобрания Борис Вишневский — на его запрос региональное управление Роспотребнадзора сообщило, что в апреле—мае 2020 года выдало 2533 разрешений на погребение умерших от COVID-19, а также от внебольничных пневмоний с подозрением на COVID-19. А с 1 по 25 июня таких разрешений было выдано 2404 (всего за три неполных месяца — 4937 человек). Журналист Галина Артеменко, всю пандемию публиковавшая в своем блоге как официальные данные о смертности в Петербурге, так и рассказы медиков и их семей, сообщила “Ъ”, что официальная статистика на 25 июня говорила о 961 умершем. Депутат Вишневский подтвердил: «Смольный на 25 июня давал 961 (умерших.— “Ъ”)». «Получается, данные занижены в пять раз»,— резюмирует Артеменко.

После обнародования Вишневским новой информации Комитет по здравоохранению Санкт-Петербурга сообщил, что официальные данные, которыми оперирует власть, «отражают количество умерших, у которых новая коронавирусная инфекция стала первопричиной смерти».

По данным ведомства, в первом полугодии 2020-го более 2,4 тыс. человек, заболевших ковидом, «скончались от последствий тяжелых хронических заболеваний».

«Так, если человек умирает от инфаркта миокарда или инсульта, и коронавирусная инфекция признается не основным, а сопутствующим заболеванием, он попадает в статистику умерших от инфаркта или инсульта»,— уточнил комитет здравоохранения. Депутат Вишневский считает ответ ведомства неубедительным: «Если бы у них не было ковида — эти 2,4 тыс. человек умерли бы сейчас?.. Простой пример: если астматик заболеет ковидом — он может умереть от дыхательной недостаточности, и его формально запишут в умершие от астмы. Но если бы не ковид — он мог бы еще жить долго». Однако даже если принять во внимание аргументы Комитета здравоохранения, статистика смертности все равно оказывается заниженной в два с половиной раза, полагает Борис Вишневский.

Это небольшое расследование показывает отношение властей региона к реальной статистике и информированию граждан.

«Учреждения соцзащиты оказались в той изоляции, в которой они были 20 с лишним лет назад»

Интернатные учреждения оказались в особой зоне риска по всей стране. В России в психоневрологических интернатах живут по 500–1000 человек, это учреждения с коридорной системой, комнатами на четыре-восемь человек, единственным санузлом на этаж, защитить от вируса людей в таких условиях практически невозможно, полагает исполнительный директор благотворительной организации «Перспективы» Екатерина Таранченко.

В марте российские интернаты стали закрываться на карантин. С тех пор люди в них находятся в полной социальной изоляции. В Петербурге карантин в ПНИ был введен 16 марта постановлением главного санитарного врача Санкт-Петербурга Наталии Башкетовой, запрещавшим допуск туда любых посетителей — волонтеров, родственников, психологов и других специалистов из НКО. «Наши волонтеры много лет ходили в интернаты к подопечным, у них установились дружеские связи, но из-за карантина доступ волонтерам был закрыт»,— говорит Таранченко.

Именно в это время в ПНИ №10 умерли две подопечных «Перспектив» — Маша Иванова и Катя Портала. «До них не успела доехать скорая»,— поясняет Таранченко. Волонтерам сообщили о смерти Маши и Кати только через три недели.

«Наши волонтеры для многих — единственные близкие люди, мы сопровождали Машу и Катю с самого детства, 10–12 лет, мы имели право знать про то, что они умерли»,— считает Таранченко.

Специалисты и волонтеры «Перспектив» более 20 лет сопровождают детей и взрослых в интернатах — и хорошо знают, что происходит с их подопечными, если они попадают в изоляцию. По словам Екатерины Таранченко, персонала в ПНИ и в «мирное» время не хватало, а в пандемию ухаживающих стало еще меньше — кто-то болеет, кто-то в группе риска и не вышел на работу. «Если одна нянечка на этаж, она не то что переодеть, перевернуть не успевает, но даже покормить»,— говорит Таранченко. Помимо ухода, жители интернатов лишаются общения и эмоциональной поддержки, которые для них жизненно необходимы. «Самые слабые наши подопечные — это дети и взрослые с тяжелыми множественными нарушениями развития,— поясняет Таранченко,— все они выглядят, как пяти-семилетние дети: маленького роста, сами не передвигаются. За то время, пока мы их не видели, у многих ребят ухудшилось физическое состояние».

Волонтеры стали добиваться от властей разрешения на посещение интернатов. У «Перспектив» нашлись добровольцы, которые готовы были сдавать необходимые анализы и заступать в интернат на две недели — то есть работать сменами, как и сотрудники учреждений. Но власти отказывались их пускать. Нюта Федермессер вспоминает, что звонила первым лицам региона, чтобы решить проблему.

«Персонал в социальных учреждениях не сдает тесты на ковид перед каждой сменой,— говорит Федермессер,— а волонтер сдает два теста, получает отрицательный результат, едет на такси в учреждение, а на входе видит большую дулю, его не пускают внутрь. Это безобразие!»

При этом Федермессер считает доступ волонтеров в такие стационарные организации крайне важным: «Когда мы закрыли учреждение социального профиля для внешнего мира, чтобы туда не заносили инфекцию, мы их закрыли вообще. В медицинские организации люди поступают, а потом выписываются, и у нас есть информация о том, как там оказывается помощь. Учреждения соцзащиты оказались в той изоляции, в которой они были 20 с лишним лет назад. И конечно, все представители некоммерческого сектора боялись, что их подопечные от этой изоляции очень пострадают».

13 апреля постановлением №7 главный санитарный врач Санкт-Петербурга Башкетова запретила допуск на территорию обсерваторов посторонних лиц, не задействованных в их работе (обсерваторами в данном случае можно считать целые интернаты, где находились в карантине заболевшие COVID-19), но при этом разрешила «закрепить волонтеров за учреждением», если волонтеры при этом не посещают другие учреждения.

Однако и после такого постановления волонтеры в интернаты попали не сразу. Нюта Федермессер уточняет: «Волонтеры задействованы в работе учреждений, а значит их запрет не касается, но чиновники перестраховывались».

Благодаря поддержке ОНФ и Федермессер, «Перспективы» добились разрешения для своих волонтеров посещать интернаты.

С конца апреля волонтеры начали заходить в ПНИ и ДДИ Петербурга на двухнедельную обсервацию. Тогда они и узнали о смерти Маши и Кати в ПНИ №10 — тела к тому времени уже были кремированы, с девушками никто не попрощался.

«Ответственность за эти смерти — на каждом из нас»

Самую большую проблему Петербурга во время пандемии Федермессер и Таранченко называют одним словом — «межвед». Отсутствие взаимодействия между Комитетом социальной защиты, Комитетом здравоохранения и Роспотребнадзором, по их мнению, привело к тому, что тысячи людей с ментальными нарушениями и психическими заболеваниями в северной столице остались без необходимого им ухода.

Прорвавшись в интернаты, волонтеры столкнулись с другой проблемой: их подопечных стали госпитализировать в больницы, куда доступ посторонним закрыт на основе постановления №2 главного санитарного врача Башкетовой от 16 марта 2020 года о противоэпидемических мерах.

«Вот тут мы столкнулись с тем самым "межведом", точнее с его отсутствием,— рассказывает “Ъ” Екатерина Таранченко.— Иногда наших подопечных госпитализируют, не передавая из интернатов необходимые документы и информацию, спецпитание и необходимые лекарства. Вот сейчас девушка из ПНИ, Настя, лежит в больнице, куда не передали никаких данных о ее хроническом заболевании и необходимых препаратах. И мы, НКО, как медиатор между здравоохранением и соцзащитой звоним в больницу и узнаем, что ей не хватает препаратов по основному заболеванию, связываемся с врачами интернатов, договариваемся о передаче препаратов и информации. А там, где нет волонтеров и НКО, никакой информации нет».

Нюта Федермессер приводит пример: один из подопечных петербургского ДДИ по имени Лаврик попал в больницу с коронавирусной инфекцией, но никакой информации о его хронических заболеваниях больница не получила, тогда как пациент нуждался в специальных кардиологических препаратах.

Эти препараты Федермессер привезла из Москвы в Петербург, когда посещала его с проектом «Регион заботы». Лаврик выздоровел.

Волонтеры не могут ухаживать за своими подопечными в больницах, потому что их туда не пускают — во время пандемии, по мнению Таранченко и Федермессер, это стало основной проблемой для людей с ментальными и психическими нарушениями.

«Людей из интернатов обычно берут в больницы общего профиля, если там есть психосоматические отделения,— объясняет Таранченко.— Таких отделений мало, ухода за тяжелыми пациентами там почти нет. В обычные отделения больниц наших ребят берут очень редко, и там тоже с уходом проблемы. При психиатрических больницах создали обсерваторы для ковидных больных — туда принимают только с ковидом в легкой форме. И хотя в психиатрических больницах отношение к нашим ребятам лучше, чем в ПНИ, и там у больничного персонала нет компетенций по уходу за такими сложными людьми: нужно иметь навыки позиционирования, укладок, профилактики и обработки пролежней. Поэтому часто мы видим, что люди возвращаются из больниц в очень плохом состоянии».

«Перспективы» при поддержке Федермессер добиваются разрешения для волонтеров ухаживать за пациентами в больницах. «Наши волонтеры хорошо подготовлены, умеют ухаживать за тяжелыми пациентами, могут обучить персонал больниц»,— говорит Таранченко. Но главврачи больниц им отказывают.

Весной в городских больницах умерло трое подопечных «Перспектив» — Илья Дувакин, Сергей Сорокин и Настя Солодовникова. Настя болела два месяца — все это время «Перспективы» добивались для нее организации индивидуального поста в больнице, но так и не добились.

«Я не могу однозначно говорить, из-за чего они умерли,— рассказывает “Ъ” Таранченко.— Это очень слабые ребята, мы их знаем много лет, знаем, как плохо на них сказывается одиночество,— они впадают в депрессию, перестают есть, сопротивляемость инфекциям падает. Но и отсутствие ухода влияет — при катастрофической нехватке персонала в больницах и отсутствии компетенций по уходу за "тяжелыми" очевидно, что до наших ребят руки просто не доходят. Даже если в больнице выживают, они возвращаются в интернат с критически низкой массой тела, их просто некому выкармливать в больнице».

«Ответственность за эти смерти — на каждом из нас,— говорит Нюта Федермессер.— Я не возлагаю всю ответственность только на администрацию города. Значит, мы мало вопили. Были слишком политкорректны иногда».

Сейчас в «ковидных» стационарах Петербурга находится двое подопечных «Перспектив» — по словам Екатерины Таранченко, они «тяжелые», им нужны индивидуальные посты. «Если нет возможности сделать пост, пусть разрешат работать волонтерам,— говорит она.— Но не делается ни то, ни другое». Эксперт также отмечает, что в не менее тяжелом положении во время пандемии находятся и люди с ментальными нарушениями, попавшие в больницы из дома,— близким тоже не разрешают ухаживать за ними.

«Александровская больница не может организовать индивидуальный пост для ухода за тяжелым пациентом, но пишет нам в ОНФ письмо — мол, все у них хорошо, волонтеры им не нужны,— комментирует Федермессер.— Как это возможно? Тяжелобольному всегда нужна не только медицина, но и социальная помощь, уход, иначе его состояние ухудшается. И мы должны добиться, чтобы волонтерам от НКО, которые связаны с жизнью интернатов, разрешили входить и в интернаты, и в больницы — и ухаживать за людьми. Волонтеры в медицинской и социальной организации — это часть рабочего процесса, это не назойливые мухи, это пчелы».

«По всей стране в ковидных зонах работали сотни волонтеров»

Главный врач петербургской психиатрической больницы №3 имени Скворцова-Степанова Александр Сафронов считает, что общественные организации сгущают краски, а в России ситуация «более благополучная, чем в ряде развитых стран», поэтому ведомства здравоохранения заслужили «более позитивной оценки»: «У нас не вымерли интернаты, как в просвещенной Италии, Великобритании и в других странах, которые нам часто приводят в пример». Врач ссылается на «макропоказатели» — количество пролеченных, в том числе лиц с психическими расстройствами и пациентов из интернатов, и летальность.

«Летальность этого контингента была не запредельной,— сказал Сафронов на пресс-конференции в петербургской редакции ТАСС 15 июля.— То есть она была в диапазоне общей летальности в стране по определенным группам».

Главную задачу, по его словам, медики выполнили: «Медицинская помощь была оказана всем в полном объеме. А уж как она оказывалась — здесь надо разбираться, имея на руках те или иные конкретные факты. Это уже задача Росздравнадзора. И сейчас в Санкт-Петербурге такие проверки идут».

Оценивая деятельность НКО «глубоко положительно», Сафронов отметил, что будет исполнять приказ Минздрава №198-Н от 19 марта 2020 года и вернется к обсуждению работы волонтеров в стационаре только после отмены этого приказа.

«В настоящее время действует приказ Министерства здравоохранения, который четко регламентирует невозможность допуска волонтеров в медицинские учреждения, созданные для лечения COVID-19»,— поддержал коллегу начальник отдела медицинской реабилитации и санаторно-курортного лечения комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга Михаил Ремезов.

— Это неправда,— возразила ему Нюта Федермессер,— вы неверно трактуете.

— Могу зачитать вам этот приказ,— предложил Ремезов, и стал читать, что лица, не состоящие в трудовых отношениях с медицинской организацией, в которой лечат COVID-19, а также добровольцы, волонтеры «не могут привлекаться к оказанию медицинской помощи пациентам с новой коронавирусной инфекцией COVID-19».

— Оказание медицинской помощи это одно, уход — это другое,— ответила Федермессер.— Трудовые отношения могут быть на основании договора между медицинской организацией и некоммерческой организацией. Трудовые отношения далеко не всегда предполагают оформление в штат. По всей стране в ковидных зонах работали сотни волонтеров, в Коммунарке работали. Если вы как организатор здравоохранения Санкт-Петербурга считаете, что такая помощь в интересах ваших пациентов, вы можете оформить волонтеров на 0,1 ставки санитарами. Свободные санитарские ставки есть в каждой клинике, и многие главные врачи так делают, если пациенту нужен уход и он гниет от пролежней.

Дискуссия между Федермессер и представителями петербургского здравоохранения произошла 15 июля, а уже 16-го главный санитарный врач по Санкт-Петербургу опубликовал постановление №14, которое внесло изменения в ранее существующие нормативные акты,— в частности, разрешало допуск в медицинские организации «лиц, осуществляющих уход за тяжелыми и лежачими пациентами по согласованию с лечащим врачом».

Причина, по которой власти Петербурга пошли навстречу волонтерским организациям, очевидна. В июле Нюта Федермессер с проектом ОНФ «Регион заботы» посещала социальные и медицинские учреждения Петербурга и встречалась с губернатором Александром Бегловым, который гарантировал свое содействие и пообещал, что в регионе будет создан документ о взаимодействии между Комитетом социальной политики, Комитетом здравоохранения и региональным органом Роспотребнадзора. Пока такого документа нет нигде в стране, а волонтеры даже в Москве, где карантинные мероприятия стали отменять раньше, чем в Петербурге, не имеют возможности посещать ПНИ. Клинический психолог Мария Сиснева, работающая на волонтерских началах в двух московских ПНИ, рассказала “Ъ”, что с марта не видела своих клиентов из ПНИ. Юрист московского Центра лечебной педагогики Елена Митюшкина, консультирующая жителей московского ПНИ №30, также сообщила, что учреждение закрыто для посетителей и когда откроется, ей неизвестно.

«Поставщики социальных услуг должны были оказывать эти услуги за свой счет»

В апреле петербургские НКО «ГАООРДИ», «Перспективы» и «Антон тут рядом» забрали из интернатов 26 человек — взрослых и детей, которые из-за тяжелых хронических болезней находятся в ослабленном состоянии и могут не пережить инфекцию в учреждении. Проект назвали «Эвакуация». «Гости из ПНИ №3 и Павловского ДДИ №4 пришли в два наших дома сопровождаемого проживания, — все живы, за три месяца никто не болел, качество их жизни оказалось приличным»,— рассказывает президент ГАООРДИ Маргарита Урманчеева. «Перспективы» и «Антон тут рядом» разместили часть эвакуированных в своих городских квартирах сопровождаемого проживания.

После пандемии НКО не хотели бы возвращать гостей в интернаты, а готовы сопровождать их и дальше — но пока все упирается в отсутствие жилья.

В июле власти Петербурга пообещали выделить «Перспективам» несколько квартир, в которых могли бы находиться в формате сопровождаемого проживания люди с инвалидностью. По словам главы комитета по соцполитике Санкт-Петербурга Александра Ржаненкова, губернатор Александр Беглов поручил комитету «определить адреса в каждом районе города» под сопровождаемое проживание: «Такое решение уже принято, этим мы занимаемся, и сегодня каждый район осуществляет действия по подбору помещений, по ремонту помещений, по их специализации под эти сферы».

В Петербурге давно развиваются проекты сопровождаемого проживания взрослых с ментальной инвалидностью, которые эксперты называют единственной цивилизованной альтернативой ПНИ. Петербург — один из немногих регионов в стране, где НКО, оказывающие услуги, связанные с сопровождаемым проживанием инвалидов, получают возмещение из регионального бюджета. Однако в этом году НКО не получили деньги вовремя.

«Санкт-Петербург — огромный город, в котором очень много негосударственных поставщиков социальных услуг,— рассказывает Урманчеева.— Только в сопровождаемом проживании у города обязательства более чем на 2 млрд руб. в год. Являясь негосударственными поставщиками социальных услуг, мы были вправе рассчитывать на то, что услуги, которые мы оказывали, будут оплачены вовремя и в срок, как и раньше. Но бюджет не справился с этой нагрузкой.

Поставщики социальных услуг полгода были без денег, они должны были оказывать эти услуги за свой счет. Только неделю назад мы стали получать первые деньги. Многие теперь находятся на грани закрытия, разорения, кто-то брал кредиты, кто-то продавал квартиру.

Будет жаль, если такие поставщики уйдут из нашего города».

Ржаненков, в свою очередь, сообщил, что город уже начал выплачивать долги негосударственным поставщикам соцуслуг. «Мы, действительно, подняли планку очень высоко — более 2 млрд руб.,— отметил он. — Ни один субъект в России не выделяет такие ассигнования для возмещения затрат, а, кроме этого, мы еще выдаем субсидии на конкурсной основе для реализации тех программ, которые в городе осуществляются за счет негосударственного сектора. Мы найдем механизмы стабильного, адресного, системного финансирования».

Стоит отметить, что государственные учреждения вроде ПНИ финансируются без задержек, поэтому выдерживать конкуренцию с ними негосударственным проектам сложнее. Представители третьего сектора иногда даже высказывают подозрения, что длительные задержки финансирования в рамках государственного возмещения затрат НКО связаны с нежеланием развивать негосударственный сектор услуг. Однако сейчас эксперты убеждены, что реформирование системы ухода за людьми с ментальными и психическими нарушениями неизбежно, потому что пандемия показала несостоятельность больших интернатов перед малыми формами проживания. «Я убеждена, что в нашей стране больше не будут строить интернаты-тысячники»,— говорит Нюта Федермессер. По словам представителей НКО, чиновникам следует больше внимания уделять развитию альтернатив интернатам. «Сегодня в регионах очень большой спрос на развитие сопровождаемого проживания,— говорит Маргарита Урманчеева.— И в этом смысле Санкт-Петербург уже не может отставать. Я надеюсь, что город будет выделять квартиры под сопровождаемое проживание. Это не так затратно, это прямое указание президента».

23 июля на расширенном совещании в региональном управлении Роспотребнадзора, в котором участвовали заместители губернатора, руководители ведомств, проекта ОНФ «Регион заботы» и НКО, санитарный врач Наталия Башкетова подтвердила, что волонтеры в интернаты и больницы могут быть допущены при наличии СИЗ и отрицательного теста на COVID-19. Действующий во многих интернатах запрет на передачи от родственников, по словам Башкетовой, неправомерен — учреждение обязано такие посылки принимать, дезинфицировать их и передавать подопечным.

Анализируя ошибки, допущенные в ПНИ во время пандемии, санитарный врач согласилась с доводами НКО о том, что запирать людей в комнатах во время вспышки инфекции недопустимо, напротив, даже в режиме обсервации необходимо организовать потоки передвижения людей так, чтобы все живущие в интернатах имели возможность гулять на воздухе.

В ближайшее время в Петербурге намерены заключить соглашение между ведомствами соцзащиты, здравоохранения, Роспотребнадзором и НКО, которое поможет подготовиться ко второй волне COVID-19: оно, в частности, определит единый маршрут помощи для жителей интернатов, заболевших COVID-19. Также в соглашении распишут, как организовать при первой необходимости поставки в интернаты СИЗ, построить шлюзы и зонировать учреждения на красные и зеленые зоны, обучить персонал ПНИ грамотной работе в карантинных условиях.