Главные коллекции XXI века. Проект Елены Стафьевой

В прошлый раз мы писали об историзме и говорили, что не следует путать кринолины эпохи людовиков с кринолинами эпохи Диора, периодически заполняющими подиумы. Последний такой бурный всплеск интереса к new look и вообще моде середины века случился примерно 10 лет назад, причем по вполне конкретному поводу — после выхода сериала «Mad Men». И это любопытнейший и довольно редкий в наше время пример прямой связи моды и современного ей искусства

Первый сезон «Mad Men» вышел летом 2007 года, и уже ко второму он превратился в социокультурное явление. Но первый эффект, им произведенный, стал заметен именно в моде — работа художницы по костюмам «Mad Men» Джени Брайант была настолько выдающейся, что ее воздействие на манеру одеваться можно сравнить только с работой Патриши Филд в «Sex & The City», которая научила всех mix & match. Только работа Джени Брайант была более сложной и виртуозной — она не просто одела всех героев исторически корректно или даже исторически эффектно, она нашла визуальный эквивалент эпохе и среде, показав глазами поп-арта заполненный товарами мир ранних 60-х, в котором живут люди с Мэдисон-авеню, присваивающие и продающие эти товары. Этот поп-артовский взгляд на стиль эпохи оказался не только остроумным и концептуальным, но и дал такую выпуклость, резкость и остранение образам героев — как у вещей и людей на картинах Уорхола,— что эффект был моментальным и сильным. Про костюмы героев писали статьи серьезные издания, глянец выпускал одну за другой подборки «как одеться в стиле героев „Mad Men”», спрос на винтажный new look резко вырос, и улицы больших городов наводнили девушки и женщины в юбках-венчиках. Первым на это отреагировал, конечно, масс-маркет, и витрины стрит-фэшн-брендов стали похожи на документальные выпуски Pathe примерно 1960 года, но через пару сезонов подтянулся и люкс.

Главный кринолиновый взрыв случился в сезоне FW 2010. «Mad Men» не ограничивался, конечно, new look, там был вообще весь спектр моды 60-х, но кринолины появились сразу, в первых сезонах, и стали зримым выражением той самой идеи женственности — практически вечной женственности,— которая в массовом сознании стоит за new look. Так будет выглядеть коллекция Louis Vuitton FW 10, исполненная Марком Джейкобсом со всей свойственной ему прямотой взгляда, лишенного всякой рефлексии. Вся коллекция будет состоять именно из кринолинов в комбинации с остроносыми лодочками с бантиком, глубокими декольте, вырезами лодочкой, воротниками шалькой, затянутыми на талии поясами и сумками-саквояжами. Откроет показ Летиция Каста, закроет — Эль Макферсон, и, за исключением некоторой незначительной игры с линией талии и объемами жакетов, это будет совершенно незамутненный гламур середины века в его американском виде.

В этот же сезон коллекцию по мотивам моды эпохи кринолинов показала Миучча Прада, и тут был, конечно, совсем другой коленкор. Как и все, что делает Прада, коллекция Prada FW 10 будет связана с ее собственными, в той или иной мере ностальгическими воспоминаниями — детства ли, юности ли или молодости. В данном случае речь пойдет, конечно, о звездах итальянского кино 60-х, всех этих роскошных женщинах в корсетах, кринолинах и на шпильках, этакая собирательная Софи Лорен, которая снималась и в мелодрамах про dolce vita, и в шедеврах неореализма. Плюс детское окружение Прады — все эти итальянские домохозяйки, умевшие наряжаться из последних сил. Сама Прада говорила, что хотела соединить что-то роскошное с чем-то бедным — как, собственно, она всегда и делала, но тут роскошь, вернее, цветущую женственность предполагала сама стилистика эпохи. «Mad Men» просто актуализировали весь этот пласт, но Прада, как обычно, полна рефлексии и иронии. Поэтому ее модели в пышных юбках-абажурах с затянутой талией и взбитыми шиньонами в стиле Брижит Бардо — но такой Бардо, увиденной глазами итальянской домохозяйки,— окажутся похожи на бабу на чайнике. С шелковой тафтой, кружевами и декольте будут надеты грубые вязаные гольфы, много любимого ею бабушкиного трикотажа — юбок и толстых кофт в косах. Роскошное и бедное, а вернее, «нарядное» и «простое» Прада, как обычно, соединит с чувством, толком и полным владением стилистической амплитудой.

Вообще же эффект «Mad Men» был куда шире, чем кринолины,— благодаря ему мода середины века, 50–60-х, золотой эпохи кутюра, заняла подиумы на несколько сезонов. Но были модельеры, чьи подиумы она занимала и до всяких «Mad Men», просто этот интерес четче сфокусировался на фоне сериала. Один из них, конечно, Альбер Эльбаз — человек, которого кутюрные дома, кутюрные образцы, кутюрные техники той эпохи увлекали всегда, но больше всего его увлекала сама идея абсолютной красоты, в ней выраженная. Именно идеалом красоты Эльбаз всегда и был занят — и в этом для него не было никакой иронии, одна только поэзия и правда. Они наполнят его коллекцию Lanvin FW 09 — в принципе, Эльбаз всегда увлеченно занимался вытачками, защипами и драпировками,— такой вот кутюрный tailoring вкупе с вывернутыми наружу швами, необработанными кромками и нашитыми снаружи молниями станет его фирменным стилем и составит славу Lanvin, который Эльбаз возродил, взрастил и превратил в один из главных брендов 20-летия. Но в этой коллекции винтажный контекст будет выражен особенно и еще подчеркнут стайлингом в виде характерных шляпок или, точнее, head pieces. При этом тут не будет ни единого кринолина — зато много узких юбок, жакетов, отсылающих далекий привет диоровскому жакету-бар, и близкий — баленсиаговским баскам. И все это в великолепных, как всегда, цветах Lanvin — винно-красном, беж, грибном серо-коричневом, холодном стильном сером, цвете яичной скорлупы. И это действительно божественно красиво.

Прошлый наш выпуск про историзм и другие кринолины заканчивался одой Александру Маккуину и его удивительной способности присваивать себе любую тему, любой предмет делать своим собственным и открывать в нем новые перспективы. Этот выпуск закончим так же: лучшее высказывание на тему «Mad Men» и моды середины XX века сделал Александр Маккуин в коллекции Alexander McQueen FW 09. При этом нет никакой уверенности, что Маккуин как-то откликался на этот сериал или вообще его смотрел,— но передал в этой своей коллекции ровно тот смысл, которым и был наполнен «Mad Men». Это будет очень резкая, гротескная коллекция — модели будут идти с выбеленными бровями и нарисованным на пол-лица губами, как у резиновых секс-кукол, Маккуина тогда даже обвинят в мизогинии. Между тем суть этой коллекции ей ровно противоположна.

Маккуин выпустит собственные гротескные вариации самых знаменитых кутюрных образов mid-century fashion — диоровского костюма с юбкой-венчиком и жакетом-бар и шляпкой-конусом, баленсиаговского большого вечернего платья с шарообразными объемами, шанелевского твида в «куриную лапку» — в тревожной, агрессивной красно-черной гамме, с дико эксцентричными головными уборами. С этими огромными кровавыми ртами его модели превратятся из женщин-райских птиц в женщин-ворон. Затянутые, перекрученные, изломанные, они манифестируют не только телесные деформации, которых требовала вся эта культура, державшаяся на корсетах, обручах и мешочках с песком, не способная существовать без специальных приспособлений, но и деформации душевные и психические, которые переживали женщины, жившие в мире, требовавшем от них соответствия некоему мужскому идеалу. Модель в плетеной шляпке-клетке и модель в белом наряде из перьев, со спеленутыми руками, как бы гротескно повторяющие легендарный вязаный подвенечный наряд Ива Сен-Лорана Babouchka 1965 года, у Маккуина похожи на смирительную рубашку. Ровно о том же — о разрушительном, деформирующем воздействии на женщин патриархального мира, превращавшего их одновременно и в жертв, и в манипуляторш,— говорил и «Mad Men». В то же время Маккуин производит все это великолепие на совершенно кутюрном уровне, с невероятной ручной работой, с применением всех ремесленных декоративных техник, со всем своим опытом работы в кутюрном ателье Givenchy. Эти кутюрные образы и фразы — корсеты и всяческие телесные деформации — всегда были важнейшими для него, и в этой амбивалентности источник той практически невозможной в моде глубины смыслов, которая давала всему, что делал Маккуин, художественное измерение.