Панки в парке
На Beat Film Festival показали историю знаменитого лейбла FeeLee
В Москве проходит XI Международный фестиваль документального кино о новой культуре Beat Film Festival. Фестиваль стал первым крупным кинематографическим событием в городе после снятия карантинных ограничений. Среди героев фестивальных лент — композитор Макс Рихтер, группы Swans и Throbbing Gristle, лидер INXS Майкл Хатченс, художник Бэнкси, писатель Трумен Капоте, мем «лягушонок Пепе» и др. Вчера в рамках Beat Film Festival прошла премьера фильма Андрея Айрапетова «Фили. История одного лейбла», подводящего итоги первых 30 лет жизни независимой московской музыкальной компании FeeLee. Фильм посмотрел Борис Барабанов.
Музыкальная компания FeeLee начала работать как независимый издатель и организатор концертов на закате СССР, когда хозрасчетный шоу-бизнес еще только «пробовал воду ногой». В 1989 году благодаря усилиям FeeLee в Россию приехали ныне забытые англичане World Domination Enterprises и самая радикальная на тот момент американская инди-группа Sonic Youth, по которой тогда сходил с ума лидер никому не известной группы Nirvana Курт Кобейн. «Это был 1989 год, но вкусы советских людей остались на уровне 1979-го»,— вспоминает в фильме «Фили. История одного лейбла» гитарист Sonic Youth Ли Ранальдо. У многих наших меломанов 1989 год ассоциируется с грандиозными гастролями классиков Pink Floyd, но FeeLee сразу взяли курс на актуальную западную музыку. К слову, Sonic Youth они привезли в СССР за два месяца до концертов Pink Floyd.
Компания FeeLee не сделала ни одного проекта, не выпустила ни одного альбома, на который ныне можно было бы поставить клеймо «нафталин». При этом сама эпоха не была для FeeLee «дикой». «Я совсем не помню 90-е как бандитские,— говорит в фильме глава компании Игорь Тонких.— Каким-то образом мы создали вокруг себя сферу из хороших, увлеченных, интересных людей». Сложно в это поверить, но компания, которая последовательно продвигала творчество панк-рокеров и хард-кор-групп, то есть музыкантов, которые раздавали пощечины общественному вкусу налево и направо, сумела избежать серьезных конфликтов с токсичной деловой и властной средой и сохраниться до наших дней.
Часть Филевского парка, где располагались ДК имени Горбунова, сходка филофонистов и рынок пиратских CD, явно была лакомым куском для разнообразных криминальных структур, но людям из FeeLee удалось создать здесь практически свое государство с особыми законами, место, где взрослые любители музыки и молодые неформалы самых разных мастей могли чувствовать себя как дома. Да и панки, которым помогали FeeLee, были особенными. Скажем, радиопрограмма и фестиваль «Учитесь плавать», созданные Александром Ф. Скляром при содействии его американского коллеги Генри Роллинза, проповедовали здоровый образ жизни, как говорили в те времена — «straight edge». Как точно подмечено в фильме, это происходило в разгар эпидемии героиновой наркомании, которая охватила Москву. Уже за одно это FeeLee заслужили пару добрых слов от власти. Но они не были сказаны.
Разве что юная фолк-певица Пелагея заслужила личное одобрение Бориса Ельцина. Но вряд ли он ассоциировал ее с какой-то там рекорд-компанией. Вообще, очень многие концерты и релизы, которые упомянуты в фильме, у широких масс не ассоциируются с их организаторами или издателями. Но историческое значение концертов Rage Against The Machine, Дэвида Бирна, Ника Кейва и The Smashing Pumpkins или выпуск альбомов Depeche Mode и The Prodigy очевидно для всех.
Выпуск первого альбома Пелагеи стоит в этом же ряду. До этого русский фольклор воспринимался в стране как какая-то скучная и навязанная телевизором вещь. А здесь 12-летняя девочка с выдающимся голосом, при этом искренне любящая, например, группу Laibach. В фильме есть немало теплых ностальгических фрагментов, но когда Пелагея в белом платье с ангельскими крыльями поет «Home» Depeche Mode, в горле встает ком и кажется, что прекрасная Россия будущего выглядит именно вот так.
Герои фильма — музыканты, журналисты, продюсеры,— вспоминая проекты FeeLee, часто произносят фразы типа «мы не верили своим глазам», «мы и мечтать не могли», «это было невозможно». И ближе к финалу возникает четкое ощущение, что 1990-е были временем, когда на самом деле все было возможно. С одной стороны, рухнул диктат коммунистической идеологии, с другой — еще не настала эпоха духовных скреп, оскорбленных чувств и глобальной обиды всех на всех. Будущее уже наступило, правда, ненадолго.