“Ъ” побывал на митингах сторонников и противников Александра Лукашенко

В Белоруссии всю неделю идет «война митингов» — власти страны проводят акции за расплывчатые «мир, стабильность, безопасность» и конкретного Александра Лукашенко. В Минске такая повестка собирает в несколько раз меньше людей, чем ежевечерний митинг оппозиции на площади Независимости. Тем не менее «правительственные» акции проходят во всех крупных городах. Корреспондент “Ъ” Александр Черных побывал на столичном митинге в поддержку господина Лукашенко и узнал, что его сторонники боятся «возвращения в девяностые», не хотят «разрыва связей с Россией», не верят, что правоохранители «без причины» избивают людей, и искренне не понимают, «каких еще свобод не хватает молодежи». Обнаружив за собой слежку и с успехом от нее оторвавшись, журналист отправился на площадь Независимости, где попросил противников Александра Лукашенко ответить на претензии тех, кто за него голосовал.

Серию провластных митингов открыл сам Александр Лукашенко — в воскресенье, 16 августа, он выступил в центре Минска с пламенной речью об «иностранных кукловодах», которые, по его мнению, стоят за протестами последних недель. «Загубите первого президента — это будет начало конца»,— грозно предупреждал он и был услышан региональными властями. Уже через день в крупных городах прошли вроде бы стихийные собрания в поддержку вроде бы переизбранного президента. Правда, независимые СМИ приводили свидетельства работников госпредприятий, что явка была скорее принудительной, чем добровольной.

В Минске информацию о митингах распространяли провластные Telegram-каналы «Белая Русь» и «Молодежный поезд». На 19 августа они анонсировали сразу два — в сквере имени маршала Жукова и возле станции метро Могилевское. Синоптики обещали моросящий дождь, так что сквер показался мне лучшим вариантом — там хоть под деревьями укрыться можно.

«Нас таких совсем не три процента»

Специально приехав за час до начала, я не обнаруживаю никаких автобусов с подвезенными рабочими. Но входы в сквер перекрыты милиционерами, которые внимательно проверяют документы у всех, кто пришел поддержать Александра Лукашенко. Возле памятника Жукову установлена сцена, из колонок играет несвежая поп-музыка, за лавочками растянут огромный красно-зеленый флаг. В парке всего человек сорок, но каждую минуту кто-то подходит. У сцены стоят две женщины средних лет с самодельной растяжкой «За батьку!» — буквы аккуратно выведены красным, поэтому издалека баннер выглядит как «бела-чырвона-белы» флаг оппозиции. Неловко вышло.

Заскучав, женщины начинают скандировать тот же лозунг, и его с удовольствием подхватывают все собравшиеся. Я осматриваюсь и испытываю настоящий разрыв шаблона — фразу про «батьку» выкрикивает совсем юная девушка, такие здесь обычно поддерживают Светлану Тихановскую:

— Я здесь, потому что это моя гражданская позиция. Я люблю свою страну и не хочу глобальных перемен, которые хочет устроить оппозиция. Я за батьку,— очень спокойно объясняет она.

— Я сознательно сделала свой выбор и проголосовала за Александра Лукашенко. Оппозиция говорит, что таких людей нет,— ну вот я есть. И нас не три процента. Всем мои знакомые голосовали так же.

— А что вы думаете про избиение протестующих?

— Я думаю, что очень многое приукрашено из того, что вы видели в интернете,— холодно отвечает девушка.— Лично у меня из знакомых никто не пострадал.

Мой следующий собеседник выглядит именно так, как принято представлять типичных сторонников Александра Лукашенко,— пожилой мужчина с роскошными седыми усами и крупными мозолистыми руками. Рядом стоит его жена в белой защитной маске. Перед началом разговора они строго спрашивают, есть ли у меня государственная аккредитация, но верят на слово.

— Мы здесь, потому что мы эту страну строили,— начинает мужчина.— У меня рабочего стажа 43 года, я работаю на заводе и горжусь этим. И не хочу, чтобы пришли западники и разворовали то, что я создавал всю жизнь. Не прокатит! Такого, как на Украине, я здесь не допущу. И нас таких совсем не три процента.

— А на вашем заводе кто-то бастует?

— Есть люди, поддерживающие оппозицию,— признает он.— Ну так они везде есть. Но завод работает. Я общаюсь с коллегами примерно моего возраста, и среди них есть люди, которые все время были против Лукашенко. Но, когда началась президентская кампания, они быстро перековались. Меня это самого удивило, честно скажу. А они объяснили: «Пока не за кого, других кандидатов и нет».

— Да, был бы достойный кандидат…— вздыхает женщина. Но тут же смущается и отказывается продолжать: «Муж и жена одного мнения, говорите с ним».

— Чем же вас не устраивает Виктор Бабарико, не допущенный до участия в выборах?

Рабочий человек смотрит на меня с презрением:

— Это у вас в России банкиров любят. А я никогда не проголосую за банкира. Ничего не производит, катается как сыр в масле, а я пашу день и ночь. И он будет мной управлять? Нет уж. Вот был бы серьезный кандидат — из технарей, из производственников… Но таких у нас в политике пока нет.

Я решаю сменить тему:

— А вы видели те видео с избиениями протестующих? Что об этом думаете?

— Ну вы знаете… омоновцы ведь тоже люди,— менее уверено отвечает мужчина.— Давайте попытаемся стать и на их сторону. У них был реальный стресс.

— Стресс — это основание, чтобы избивать людей?

— Я разные видел ролики…— уклончиво отвечает мой собеседник. Теперь уже он меняет тему:

— А вы думаете, там провокаторов не было? Уверен, что были,— Запад работает в этом плане. Им нужно уничтожить Беларусь, чтобы оставить Россию одну. Поставить здесь свои ракеты.

— Как вы думаете, Россия должна вмешаться?

— Конечно, не танками, как у вас любят,— усмехается он.— А оказать поддержку — почему бы нет? Хотя бы моральную.

— Это как?

— Пусть пришлют Лукашенко специалистов по экономической части. Может, они что ему подскажут. Нет, мы любим нашего батьку, но он ведь простой человек. Он из деревни пришел, он не вундеркинд, он работяга. Чего-то явно не хватает ему в понимании экономики.

— Но при этом вы говорите, что не проголосуете за банкира.

— Банкира не надо. Просто у Лукашенко нет возможности охватить все проблемы сразу. И я так понимаю, что у Путина есть большой коллектив специалистов, которые разбираются во всем-всем-всем. Наверное, у нас не хватает специалистов в стране.

К этому времени в парке собирается несколько сотен человек. Я спрашиваю у семейной пары, не смущает ли их, что на митинги против Александра Лукашенко выходят десятки тысяч.

— Так это молодежь в основном протестует — у них там мессенджеры, интернет, они умеют координироваться. Да и заняться им особо нечем.

А за Лукашенко люди старшего возраста, мы в интернете не разбираемся, да и некогда на митинги ходить.

Женщина не выдерживает:

— Молодежь у нас не бедная, с машинами, с телефонами, а опыта жизненного у них нет. Мы, когда молодыми были, тоже много не понимали. Мы с мужем в начале девяностых тоже ходили на митинги Белорусского народного фронта, слушали Позняка (Зенон Позняк.— “Ъ”), других оппозиционеров — нам тогда казалось, что они толковые вещи говорят…

— Но потом Господь управил, дал нам мозги,— смеется муж.— И мы разобрались. А молодежи не хватает вдумчивости, они на эмоциях живут. Гормоны играют…

— Они не знают, как жить, когда продукты по талонам получают. А мы это хорошо помним,— распаляется женщина.— Работали по полной, а ни одеться, ни поесть нормально. Зарплата была $20! А сейчас у нас все есть, мы хоть и пенсионеры, а за границу ездим отдыхать, в ту же Прибалтику. Смотрим на другие страны — да нормально мы в Беларуси живем, ничем не хуже. Молодежи вечно чего-то не хватает — я просто не понимаю, чего еще им надо? И у нас рот никому не затыкают, говори что хочешь. Надоело тебе, что один Лукашенко по телевизору? Да не смотри телевизор, проблема-то.

— «Свободы! Хотим свободы!» — передразнивает мужчина.— Да каких им свобод не хватает? Я могу в три ночи пройти через весь Минск и буду в абсолютной безопасности, вот для меня свобода. Это очень дорогого стоит. Далеко не в каждой стране такая свобода есть.

От настороженности не осталось и следа — теперь супруги сами просят их выслушать. Я даже не задаю вопросы, так они спешат рассказать о наболевшем:

— Вот требуют забастовок, а не понимают, что, если заводы встанут, нас с рынка сразу выбросят. Без разговоров. КамАЗ, Caterpillar — да они спят и видят, чтобы БелАЗ встал. А тракторный завод, на котором 10% тракторов в мире выпускают? Да, они не идеальные получаются, но дешевые, их покупают. CLAAS и John Deere в ладоши будут хлопать, американцы будут любые деньги вкладывать, лишь бы наш МТЗ умер. Молодые об этом не размышляют, они не ду-ма-ют. Ну ведь так тоже нельзя, это наша страна, это не шуточки.

— Мы когда едем по Прибалтике — ну ужас же. Проезжаете границу, и вплоть до Вильнюса поля стоят непаханые, все бурьяном заросло. Гуляешь по Риге, Клайпеде, Каунасу — тишина, города пустые, людей нет, молодежи вообще нет. Им для этого надо было в Евросоюз вступать, чтобы свои все в Ирландию уехали на заработки?

— Вы не думайте, мы пытались их понять, мы читали их мнение в интернете. Они сейчас все говорят: «Если Лукашенко останется, мы уедем из страны». Родные мои, а вы думали, кто вас там ждет? Чем вы там будете заниматься? Клубнику у поляков собирать?

— Мы в Италии разговорились в кафе с женщиной нашего возраста — белоруска, давно уехала, муж итальянец. И вот она не очень-то радостную картину рассказала: жилье снимать приходится, налоги бешеные, правительством все недовольны. А главное, даже после стольких лет все равно чувствует себя чужой в другой стране. Говорит, я бы вернулась в Беларусь, да уже некуда возвращаться, никого не осталось.

— Я там в отеле обратил внимание на мужчину, который нас обслуживал. В семь часов утра он накрывает на стол в ресторане, потом днем на пляже разносит соки, днем-вечером снова накрывает на столы, ночью мы уходим спать, а он еще бегает по бару с подносом. Мужчина моего возраста.

Я жене так и сказал: «Я такой судьбы себе не хочу, я хочу на заводе работать».

— Извините, мы вас задержали, наверное,— говорит женщина, когда я ухожу.— Но очень уж захотелось выговориться. Надоело молчать.

«Честно говоря, я так и не поняла, чего они хотят»

Около сцены стоит молодая женщина, со вкусом одетая, с короткой стрижкой. Она держит плакат «Нам не нужны ваши перемены», надпись сделана разноцветными детскими мелками. Рядом бегает маленькая девочка — радостно размахивает красно-зеленым флажком.

— Мы с дочкой сами плакат сделали, потому что категорически не согласны с такими переменами,— охотно объясняет женщина.— Их лозунг — песня Цоя. Я тоже ее помню с детства, но тогда Беларусь была совсем другой. А сейчас у людей есть вообще все, что нужно. Перемены уже произошли, понимаете? Столько всего Лукашенко сделал для страны, стольких перемен добился! Чего им еще надо? С таким президентом не стыдно и не страшно. Ни в одной европейской стране такого президента нет и не будет, который не боится ничего.

— А что вы думаете о ваших протестующих соотечественниках?

— Я воспитатель в детском саду и вот так же к ним и отношусь. Дети, которые не понимают, что им на самом деле нужно. Идут по проспекту, обернулись в бело-красно-белую символику, даже не зная ее смысла. Жуют хот-доги и не понимают, что стоит на кону. Я смотрю на айтишников наших — у них высокие зарплаты, у каждого «порш», «мустанг» — и думаю: «Ну вам-то чего не хватает?» Ладно, в девяностые нечего есть было, но сейчас-то вас что душит? А больше всего меня возмутил этот их «Реанимационный пакет для Беларуси», о котором только недавно стало известно. Если честно, я просто в шоке от этих предложений разъединить народы Беларуси и России.

— Но оппозиция уже заявила, что эти предложения не имеют к ним отношения.

— Ну как это не имеют? Президент же очень четко рассказал об этом. Они уже заседают и решают, как нам разъединиться с Россией. Когда президент обнародовал этот их чудо-пакет, у меня просто волосы встали дыбом. Любой здравомыслящий человек, прочитав это, пойдет на митинг за Лукашенко.

— Почему тогда протестующих на митингах намного больше, чем сторонников Лукашенко?

— Я соглашусь, действительно, люди поздновато стали выходить в его поддержку. Но идут те, кого зовут, а президент сам нас не звал. Мы где-то на неделю опоздали, но теперь все будет по-другому. Мы докажем, что сторонники Лукашенко — это не овцы и не быдло. Очень обидно такое слышать от протестующих. И очень обидно, что они очерняют нашу милицию героическую.

— Но ведь ОМОН действительно избивал людей.

— А вы видели полные видео? В них бетонными плитами бросались! Это мирные протесты, называется? Столько вранья сейчас в интернете. У меня в саду есть девочки, чьи мужья сейчас в форме на улицах защищают мирных людей,— и они сейчас просто боятся за них, боятся на улицу выходить.

Но ничего, теперь мы начали выходить за президента — и станет всем полегче.

К 19:00 в парке собирается около тысячи человек. На сцену выскакивает молодой человек с голосом профессионального ведущего свадеб и корпоративов. Он бодро заводит толпу:

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы защитить Беларусь! Сегодня нас активно и жестоко пытаются разделить, вбить клин между нашими братьями и сестрами, между милиционерами и учителями, пытаются нас разорвать на куски и уничтожить! Мы способны ответить этому беспределу?

— Да! — кричит толпа.

— Мы поддерживаем батьку?

— Да!

— Тогда я объявляю микрофон открытым. Все желающие могут в свободной демократической очереди выступить.

Первый же выступающий — мужчина в дорогом пиджаке — начинает рассуждать со сцены про «созидательный труд простого человека», «развитую промышленность и комфортные социальные объекты», «независимое, мирное, стабильное государство». Он убеждает, что «социально-экономическая модель страны себя оправдала». Только в конце речи мужчина начинает говорить человеческим языком:

— Меня, как сына фронтовика и партизана, возмущает, что символом перемен избран бело-червонно-белый флаг. Давайте окунемся в историю — это символ нацизма. И это в нашей любимой стране, где каждую семью коснулись события Второй мировой. Я считаю, мы не допустим данной ситуации! Поддержим Александра Григорьевича!

Согласно «свободной, демократической очереди» на «народном» митинге выступают представитель компартии, член государственного Союза молодежи, солистка музыкального театра и так далее. Говорят они одно и то же — хвалят Лукашенко и утверждают, что оппозиция действует в интересах Запада. Отхожу подальше от сцены. В глубине парка под зонтом стоит молодая пара — парень с длинными волосами и девушка в яркой майке с аниме-принтом.

— Я сразу скажу: мы не госслужащие, мы сюда сами пришли, никто нас под дулами автоматов сюда не сгонял,— смеется девушка.— Знаете, просто надоело. Оппозиция кричит, что их больше, чем тех, кто проголосовал за Лукашенко. Ну вот мы тоже решили не сидеть по домам.

— Почему вы голосовали за Лукашенко?

— Мне не нравятся идеи, которые навязывает оппозиция. Я их с детства слышу — одно и то же, одно и то же.

— Что именно вам не нравится?

— Они хотят…— девушка задумывается.— Да, честно говоря, я так и не поняла, чего они сейчас хотят. Мы все ждем конкретной программы — пока дождались заявлений, что они хотят нас с Россией разъединить и внедрить один только язык. Который практически никто у нас в стране хорошо не знает. Ну и непонятные обещания, что нас всех возьмут в ЕС. Мы на примере Грузии и Украины видим, что им обещают-обещают ЕС, но что-то до сих пор не берут. И у меня лично большие сомнения, что с нашей страной это когда-то произойдет.

— Вы ведь молодые люди — у вас наверняка есть знакомые, выступающие против Лукашенко…

— У меня и среди родственников есть сторонники оппозиции,— перебивает девушка.— Есть те, кто сохраняют нейтралитет. Мы тоже думали нейтральными оставаться, но последнее время нам с мужем это поднадоело, честно говоря. Мы с ними ведем разговоры, у нас абсолютно разные точки зрения. Они считают за фейки ту информацию, которую сторонники Лукашенко выкладывают — мы, понятное дело, считаем за фейки то, что у них в Telegram-каналах. Вот так мы ловим друг друга на фейках, но не ссоримся пока.

— Видео с избиениями людей ОМОНом вы тоже считаете фейками?

— Знаете, я видела видео, где омоновцев давят машинами и пуляют в них фейерверками. Как борцы за свободу избивают милиционеров, которые просто стояли.

Агрессия порождает агрессию. Я не верю, что правоохранители начали первыми применять насилие.

— Почему?

— Потому что они должны охранять порядок. И только когда их машинами начали давить, они ответили. Что, они должны были стоять и ждать, пока их изобьют до полусмерти?

Деревья не очень-то спасают от дождя. Я брожу по парку, пристраиваюсь под зонтики к другим участникам митинга — и слышу от них все те же аргументы. «Нам в восьмидесятые уже обещали, что мы будем жить как немцы,— и обманули». «Развалился Союз — и страна провалилась в пропасть лет на пятнадцать. И что, снова экспериментировать?» «Других лидеров в стране я не вижу». «Не хочу разрыва с Россией». «Сила применялась только там, где нападали на милиционеров».

После очередного разговора я замечаю, что уже несколько минут за мной ходит один и тот же мужчина в светлой толстовке, с сумочкой через плечо. Его лицо скрыто черной «ковидной» маской. Чтобы проверить свои подозрения, я иду в другой конец парка — спокойно, не оглядываясь. Начинаю новое интервью, в процессе чуть разворачиваюсь — вот он, преследователь, стоит за деревом. Последняя проверка: закончив беседу, быстро иду в сторону, а потом резко останавливаюсь. Мужчина с сумочкой чуть не налетает на меня. Становится совсем не по себе, я понимаю, что надо уходить, но как это сделать? Тут митингующие начинают петь гимн; я достаю телефон и медленно снимаю видео по кругу. Когда камера направляется на моего преследователя, он отходит за спины людей — в этот момент я пригибаюсь и быстро пробираюсь сквозь толпу к выходу из сквера; зонтики надежно меня прикрывают. Перебегаю улицы и дальше во дворы, там вызываю такси — к площади Независимости.

«Я не считаю, что мы должны быть врагами друг другу»

Оппозиционеры собираются на площади каждый вечер, в будни их там около 10 тыс. человек. У памятника Ленину выступают ораторы — и это действительно «народный микрофон». Один рассказывает, как сидел в СИЗО на «сутках», другой призывает помочь бастующим рабочим, третий просит просто поскандировать название его поселка, «где тоже не любят Лукашенко». Толпа весело подхватывает: «Ко-ло-ди-щи!» То и дело на разных краях площади кто-то включает песню Цоя «Перемен» на переносных колонках.

Я подхожу к паре пенсионеров, которые очень похожи на моих собеседников с митинга в поддержку Лукашенко. Пересказываю основные тезисы их сверстников и прошу сказать, что они об этом думают. Мужчина — инженер-конструктор — вздыхает.

— Что я могу сказать… Многие люди нашего поколения минимальны по своим потребностям. Им достаточно самых малых свобод. Как овца — пошла, попаслась на лугу, и обратно на загон. Ей там хорошо — холят, лелеют. Правда, и стригут регулярно.

— К сожалению, за эти годы люди привыкли, что их унижают, что их лишили свободы выбора, свободы слова. Тем более люди старшего возраста, которые жили в тяжелые времена,— говорит женщина.— Я тоже помню девяностые. Но я понимаю, что с тех пор выросло несколько поколений, которым всего этого уже недостаточно. У нас в Беларуси очень талантливая молодежь, они видели мир, они видели чужие свободы — и хотят тех же возможностей для своей страны. Они видят, что наша система загнила, что наша экономика зашла в тупик, что нашей стране нужно развитие. Мы не можем больше жить в колхозной диктатуре. Я пенсионерка, и мне лично стыдно за нашего президента. Многие мои сверстники, к сожалению, аполитичны. Они знают только то, что им говорят по телевизору. Они до сих пор понятия не имеют о том, что происходило в эти дни, как наших соотечественников избивали и пытали. А стоило бы это знать.

— Для таких людей главное, чтобы ничего не менялось. Чтобы чистенько на улице было. Но знаете, как говорит ваш славный (Виктор.— “Ъ”) Шендерович — самая лучшая стабильность в морге. Вот там чисто, беленько и никаких перемен. Как мне объяснить таким соотечественникам ценность свободы? Ценность выражать свое мнение? Вот спросите у них в следующий раз — когда они по своему любимому телевизору слышали альтернативное мнение? Они даже не поймут, что вы имеете в виду.

Для них свобода — это безопасно по улицам ходить, вот предел их мечтаний. Мне жаль их.

— Честно говоря, я не знаю, о чем говорить с такими людьми. Мы просто на разных планетах живем.

К памятнику выходит очередной выступающий, совсем молодой парень. «Лукашенко, ты зверь, я тебя ненавижу! — кричит он.— Я за тебя не голосовал! Тебе хана! И всем твоим приспешникам!» Люди отвечают ему аплодисментами. Отдышавшись, парень продолжает чуть спокойнее:

— Когда я учился в школе, нас учили, что бело-красно-белый флаг запрещен, потому что ассоциируется с коллаборационистами.

Но сейчас, в свете последних событий, уже красно-зеленый флаг полностью дискредитирован. И это он в новой Беларуси будет ассоциироваться с нацистской свастикой!

Вся многотысячная толпа начинает скандировать: «Саша, ты уволен!» Не самое приятное ощущение, когда тебя тоже зовут Сашей.

Довольно быстро я нахожу на площади молодую женщину с маленькой дочкой. Рядом стоят две ее подруги.

— Я в шоке, что молодежь тоже выходит за Лукашенко,— смеется она, узнав о своем двойнике на дневном митинге.— Я думала, там только такие… знаете, женщины с начесами…

— Нет, ну все имеют право на собственное мнение,— решительно перебивает ее подруга.— И я понимаю, что не все готовы к переменам. У людей есть их зарплата, пенсия — и им страшно, что жизнь изменится в худшую сторону. Я их понимаю.

И я вам честно скажу — если бы Лукашенко действительно победил на выборах, я бы с этим согласилась. Я бы думала, как мне жить дальше, куда уехать из этой страны. Но я бы не вышла протестовать против честного результата. Я уважаю закон и выбор народа. Именно поэтому я сейчас здесь.

— Почему вы думаете, что Лукашенко в этот раз не победил?

— Так мы были наблюдателями и сами все видели. Мы зафиксировали, что в школу зашло 175 человек,— а в протоколе пишут 310. Угадайте, кому эти голоса пошли? Учительницы сидели и смотрели в пол. И я понимаю, что меня обманули. Что моему ребенку придется жить в стране, где все пропитано ложью. Да, многие люди боятся перемен. Но в стране гораздо больше людей, которые хотят что-то менять, хотят двигаться вперед, хотят с гордостью жить в этой стране. Дни протестов — это первые дни, когда я поверила в свою страну, поверила, что могу и не уезжать из нее.

— Вы говорите, что моя ровесница гордится президентом? А я считаю совершенно ненормальным, когда глава государства прямо призывает наказывать тех, у кого другое мнение. Лукашенко полностью вышел из правового поля. Он нарушает даже те законы, которые принял его же карманный парламент. Он нарушил избирательное законодательство, его ОМОН нарушил Уголовный кодекс. Почему его сторонники этого не замечают?

— Они считают, что омоновцы просто защищались.

— Хорошо, допустим, они защищались. Но одно дело — ударить дубинкой нападающего, нейтрализовать его. И совсем другое — избить толпой того, кто лежит на асфальте и никак не сопротивляется. Почему это не расследуется? У нас, вообще-то, есть статья о превышении пределов самообороны. Закон должен быть один для всех.

— У нас с этими людьми много общего,— говорит ее подруга.— Я не считаю, что мы должны быть врагами друг другу. Мы все хотим жить в мирной, сильной, процветающей стране. Мы все хотим соблюдения закона. Но они должны понять, что сейчас именно их Лукашенко грубо нарушил закон, лишь бы остаться у власти.

Чтобы закончить эксперимент, я долго ищу в сумерках подходящую молодую пару. Но когда нахожу похожих людей, они стесняются и не знают, что сказать. Зато охотно отвечает их друг:

— Я верю, что на той стороне есть искренние люди. Но у меня такое чувство, что они не обладают полной информацией. Они как будто не особенно интересуются тем, что происходит в стране. Видят, что люди протестуют — но не хотят задуматься, почему их сограждане вышли на площадь, чем они недовольны, что они хотят изменить.

— А что вы хотите изменить?

— Вы знаете… если вы спросите этих людей на площади — они и правда не сформулируют четкую программу. Потому что вышли не за что-то, а против. И это, действительно, довольно страшная ситуация. Это значит, что государство не смогло обеспечить им минимальные возможности для самореализации. Не смогло дать гарантии безопасности.

Я даже завидую немного тем людям, которые ходят на митинги за Лукашенко. Значит, у них все хорошо и они чувствуют себя в безопасности в современной Беларуси. Но такие люди сейчас — в меньшинстве. По факту это они теперь оппозиция, а не мы.

Кстати, а что эти ребята говорили про избиения?

— Они не верят, что правоохранители могут так поступать.

—- Значит, они на самом деле тоже боятся,— уверенно говорит девушка.

— Да, ведь это на самом деле защитная реакция,— соглашается ее друг.— Когда рядом происходит что-то страшное, первым делом хочется закрыть глаза и не замечать очевидного. Вдруг оно тогда исчезнет.

На площади Независимости совсем стемнело, и люди включают фонарики на смартфонах. Тысячи ярких огоньков красиво подсвечивают бело-красно-белые флаги. Протестующие расходятся и обещают друг другу встретиться здесь завтра вечером. Кто-то снова включает Цоя, все радостно подпевают припеву песни «Перемен». А потом уже никто не обращает внимания на куплет со строчкой «И вдруг нам становится страшно что-то менять».