Как Кен Кизи тестировал ЛСД для ЦРУ и написал «Пролетая над гнездом кукушки»

История и последствия одного эксперимента

Кен Кизи (в центре), конец 1950-х

Фото: Roy Jones/Evening Standard/Getty Images

На Netflix выходит сериал «Сестра Рэтчед» — своего рода приквел «Пролетая над гнездом кукушки», история медсестры Милдред Рэтчед, служившей в романе Кена Кизи и в фильме Милоша Формана олицетворением всех ужасов психиатрии. Известно, что Кизи, прежде чем начать писать роман, работал санитаром в психиатрическом отделении, так что о тамошних порядках знал не понаслышке. Менее известно, что едва ли не более важную роль в появлении романа сыграл опыт совсем другого рода — участие в секретной программе ЦРУ по изучению психотропных веществ. Рассказываем про самый странный эксперимент времен Холодной войны, имевший большие литературные последствия

Текст: Мария Бессмертная


Аркадия

Кен Кизи (в центре), конец 1950-х

Фото: Rocket Science Laboratories

В 1959 году Кену Кизи, только что поступившему в Стэнфорд на курс писательского мастерства и по ночам подрабатывавшему санитаром в Ветеранском госпитале Менло-Парка, предложили поучаствовать в экспериментальной программе по исследованию терапевтических возможностей психоделиков в психиатрии. Несколько раз в неделю под надзором врачей нужно было принимать ЛСД и мескалин, а затем решать простые математические задачки. За участие платили деньги. О том, что эксперимент в действительности был частью большого проекта американской разведки по изучению возможностей манипуляции человеком с помощью психоактивных препаратов, Кизи узнал только спустя 16 лет. А в 1959-м эта подработка казалась осуществившейся мечтой.

Сложно сказать, что привлекло Кизи больше: свободный доступ к психоделикам или деньги. Учебу в Стэнфорде оплачивала выигранная им стипендия Вудро Вильсона, но на все остальное нужно было зарабатывать. Должность ночного санитара в психиатрическом отделении предложил приятель Кизи — аспирант отделения психологии Стэнфорда Вик Ловелл. Место было проверено самим Ловеллом и еще несколькими приятелями Кизи по Стэнфорду. Все они большой коммуной жили в Пало-Альто в районе Перри-лейн — центре американской богемы 50-х, увековеченном Томом Вулфом в «Электропрохладительном кислотном тесте»: «Как говорят представители богемы, Перри-лейн была настоящей Аркадией. Место это было отмечено печатью истинной культуры. Поселиться на Перри-лейн было все равно что добиться членства в престижном клубе. Каждый из живущих там знал кого-то еще из живущих там, другой возможности пробраться туда попросту не было. Перри-лейн представляла собой типичную богему пятидесятых. Все сидели и, покачивая головами, обсуждали то, как поколебали тамошнюю веру в Христа прошедшаяся по Европе механистическая американская цивилизация и однотипное жилищное строительство. Изредка кто-нибудь устраивал оргию или просто трехдневную пьянку, но образцом жизни служил добрый старый романтизм в духе грека Зорбы с сандалиями, простотой и возвратом к изначальным ценностям».

Идеей Аркадии Кизи, будущий пропагандист хиппи-коммун, будет одержим всю жизнь, но в 1959 году он начал с того, что попробовал перенести ее дух в психиатрическое отделение Ветеранского госпиталя. Пациенты там были лишены практически всех прав и напоминали скорее заключенных — Кизи решил бороться с дегуманизацией партизанскими методами: общался с пациентами, расспрашивал их о личной жизни, навещал в нерабочее время. Странного санитара быстро заметили — он выглядел как отличный кандидат для участия в эксперименте, который проводился в больнице под патронажем ЦРУ. Кизи объяснили, что эксперимент поможет перейти к более щадящим схемам лечения психиатрических заболеваний. Уговаривать его долго не пришлось.

В течение следующих полутора лет ему платили за то, чтобы он принимал наркотики под присмотром врачей. Кизи со своей стороны продолжал эксперименты и без присмотра: раздобыв ключ от кабинета, где хранились наркотики, он тайком таскал их в Аркадию и закатывал там грандиозные вечеринки. Эти посиделки, устроенные на деньги ЦРУ, вошли в историю литературы благодаря другу Кизи Аллену Гинзбергу, описавшему их в сборнике «Каддиш и другие стихотворения». В историю США они вошли как часть секретной программы ЦРУ времен Холодной войны, получившей название «МК-Ультра».


Программа

Доктор Гарри Л. Уильямс (слева) и доктор Карл Пфайфер, декан отделения фармакологии Университета Эмори, тестируют ЛСД, 1955

Фото: Getty Images

Даже по меркам Холодной войны «МК-Ультра» была одиозным проектом. В начале 1950-х, во время Корейской войны, в руководстве США всерьез обсуждали, что СССР и Китай могут разрабатывать программы манипуляции сознанием с целью вербовки попавших в плен американских солдат, и обдумывали ответные меры. В 1953 году директор ЦРУ Аллен Даллес (тот самый, которому начиная с 1990-х приписывают авторство несуществующего плана по захвату СССР с помощью порнографии и рок-н-ролла) инициировал запуск секретной программы по изучению влияния психоактивных веществ на сознание человека. Цель была выявить, можно ли с помощью наркотиков перепрограммировать человеческое сознание, чтобы использовать это при ведении допроса.

Сидни Готлиб, 1960-е

Фото: CIA

Главой «МК-Ультра» назначили 35-летнего выпускника химфака Калифорнийского технологического института Сидни Готлиба — к этому времени он уже два года работал в ЦРУ. Готлиб, адепт ядов и народных танцев (большую часть жизни он вел кружок для друзей по работе), прозванный в ЦРУ «Черным магом», развернулся по полной. Пользуясь покровительством Даллеса, он убедил ЦРУ закупить партию ЛСД на $240 тыс., привлек в качестве консультантов немецких врачей, проводивших опыты с мескалином над заключенными концентрационного лагеря в Дахау, и приступил к секретным экспериментам над гражданами США. Госпиталь в Менло-Парке, где работал Кизи, был одной из 150 (по самым скромным подсчетам) площадок «МК-Ультра»: сотрудники Готлиба базировались по всей Америке и Канаде. Эксперимент с математическими задачками, в который включили Кизи, был образцом невинности по сравнению с тем, что делали в других местах. В госпитале Университета Макгилла в Монреале, например, психиатр Дональд Кэмерон под патронажем Готлиба вводил пациентов, обратившихся к нему с неврозами и послеродовой депрессией, в медицинскую кому, во время которой накачивал их ЛСД и давал слушать простые повторяющиеся команды.

Эксперименты проводились не только в университетах, но и в тюрьмах. Одним из подопытных Готлиба был Джеймс «Уайти» Балджер, лидер криминальной группировки Winter Hill, контролировавшей с начала 1960-х весь преступный мир Бостона. Во время одной из своих первых отсидок в 1956 году он согласился участвовать в медицинском исследовании по поиску лекарства от шизофрении. Исследование заключалось в том, что он и еще 18 заключенных федеральной тюрьмы в Атланте в течение полутора лет, не зная того, каждый день получали дозу ЛСД.

Да что там тюрьмы, к работе «МК-Ультра» были подключены даже бордели. В Нью-Йорке и Сан-Франциско проводили спецоперацию «Полуночный экстаз»: работницы некоторых публичных домов и стрип-клубов накачивали ЛСД своих клиентов, а затем приводили их в специально оборудованные прослушкой комнаты, где ими уже занимались агенты ЦРУ. На бумаге «Экстаз» фигурировал как исследование, целью которого было выяснить, как секс и ЛСД могут раскрепостить потенциального информатора, но на деле подопечные Готлиба творили что хотели. В 1985 году, когда были частично опубликованы рабочие архивы Готлиба, среди бумаг обнаружилась записка одного из агентов операции, в которой он говорил: «Где еще я, хороший американский мальчик, мог убивать, насиловать, грабить и обманывать с прямого разрешения старших».

Это все, впрочем, стало известно гораздо позднее, тогда же эксперименты ЦРУ с психотропными веществами выглядели не только невинно, но даже прогрессивно: к этому моменту американские психиатры уже несколько лет занимались исследованием ЛСД, видя в нем путь к более гуманному обхождению с пациентами. Именно этим эксперимент и привлек Кизи: в 1959 году, поработав санитаром, он понял, что действие его дебютного романа должно происходить в психиатрической больнице.


Больница

К началу 1960-х антипсихиатрическое движение, или деинституализация психиатрии, стремительно набирало вес. Идея о том, что люди с психическими заболеваниями должны быть максимально изолированы от общества, переставала быть нормой. Отчасти это была естественная реакция на нанесенную нацизмом травму: привычная дегуманизация людей с психическими расстройствами немногим отличалась от политики гитлеровской Германии, где подобных людей принудительно стерилизовали и целенаправленно уничтожали. Реформирование психиатрии началось в Европе в начале 1950-х: там последовательно отказывались от архаичных способов лечения — электрошоковой терапии, лоботомии, тяжелой медикаментации больных — и заменяли их более гуманными методами. Параллельно разрабатывалась система поддержки людей на дому — без обязательной госпитализации. К 1960-м представление о том, что классические психиатрические лечебницы — варварский атавизм, оформилось окончательно. В 1961 году в Париже вышла книга философа и создателя первой во Франции кафедры психоанализа Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху», в которой он прямо называл психиатрические лечебницы продолжателями дела средневековых лепрозориев.

В США в том же году вышла книга влиятельного социолога Эрвинга Гофмана с говорящим названием: «Приюты: Несколько эссе о социальном положении психически больных и других лишенных свободы». Гофман рассматривал диагноз «шизофрения» в культурологическом контексте: «Понятие шизофрении — это оковы, сковывающие пациентов и психиатров. Двери психиатрических больниц открываются потому, что химическое сдерживание более эффективно. Двери наших умов открыть гораздо сложнее».

Идеи Гофмана поддерживали в кругу Кизи. Они напрямую связывались с эзотерическими опытами, с помощью которых поколение битников, а затем и хиппи искали для себя просветления, а для сограждан — общего смягчения нравов. Представление о том, что дорогой к этому смягчению нравов, могут стать психоделики, не только битникам не казалось странным — даже респектабельные психиатры интересовались тем, какие возможности для терапии открывает расширение сознания.

К 1959 году в Америке велось около тысячи официальных медицинских исследований ЛСД, через которые прошли около пяти тысячи человек. С помощью ЛСД пытались лечить тяжелые формы алкогольной зависимости, его использовали в терапии при хронической депрессии и шизофрении и тестировали на больных в терминальных стадиях — и даже вполне эффективно. Психиатр Эрик Каст так описывал результаты подобной терапии: «Пациенты перестали непрерывно думать о катастрофичности своего положения, свободно говорили о неизбежности смерти с чувством, совершенно не свойственным людям западной цивилизации, но облегчающим их душевное состояние». Оценить действительные результаты тех исследований мешает специфический язык, которым описывали свои эксперименты американские врачи в 1950-х: все их внимание было сосредоточено на эмоциях пациентов, поэтому никаких нейробиологических данных из записей извлечь невозможно. Ясно одно: проводивших эксперименты врачей первые результаты очень впечатлили — направление было признано перспективным.

Участие в эксперименте с ЛСД в Менло-Парке Кизи воспринял как сигнал приближения новых времен. Уверенный, что способствует реформированию психиатрии, он ждал, когда бесправной жизни его подопечных будет положен конец. Задуманный им роман в каком-то смысле должен был стать прощанием с прежними порядками — финальным обличением мира психиатрического насилия, превращающего пациентов в нелюдей.


Автобус

Путешествие «Веселых проказников» в Нью-Йорк, 1964

Фото: A&E Indie Films; Magnolia Pictures

«Снова входит доктор, и… — чудеса, док, несчастный подопытный кролик,— Кизи теперь может заглянуть в него. Впервые он замечает, что у доктора с левой стороны дрожит нижняя губа, но он не просто видит дрожание, он может — и, кажется, не впервые! — разглядеть, как становится крестообразным каждое мышечное волокно, отпихивая влево слабое желе губы, как волокна устремляются друг за другом назад, в инфракрасные каверны тела, сквозь транзисторные внутренности нервных сплетений, каждое по сигналу воздушной тревоги, а внутренние крючочки несчастного дурачка отчаянно цепляются за этих корчащихся маленьких ублюдков, пытаясь удержать их и успокоить, я же доктор, передо мной опытный человеческий образец внутри несчастного дурачка показывают его собственное кино про пустыню, только каждый араб с усами из конского волоса представляет собой угрозу, лишь бы губа, лицо оставались на одном уровне, на том уровне, который гарантировал ему медовый пузырек Официального Штукатура... Чудеса! Он впервые обрел способность заглядывать внутрь людей... Ах да, та маленькая капсула, что блаженно скользнула вниз по пищеводу, содержала ЛСД». Это снова Том Вулф — так со слов Кизи он описал «МК-Ультра» в «Электропрохладительном кислотном тесте».

Эксперимент ЦРУ повлиял на будущую книгу Кизи не меньше, а может, даже и больше всех Фуко и Гофманов, вместе взятых. Кизи, до Стэнфорда окончивший журфак в Университете Орегона, со всех сторон благонадежный и ответственный молодой человек, всерьез озабоченный политикой, имел все шансы дебютировать с реалистическим романом об ужасах жизни в заключении психиатрической больницы. Его литературные пристрастия, во всяком случае, к этому подталкивали. Сам он позже вспоминал, что сначала хотел писать нравоучительную историю в духе Диккенса. Программа в Менло-Парке, обеспечив Кизи регулярный доступ к наркотикам, вмешалась в этот план: вместо реалистического Кизи стал писать психоделический роман.

Параллельно с Кизи ускоренную программу «МК-Ультра» в Стэнфорде проходил Аллен Гинзберг. Математические задачи он не решал, зато часами слушал Вагнера и аудиозаписи текстов Гертруды Стайн. Уверовав после этого в ЛСД как агента мистического опыта, он отправился по стране представлять поколение и проповедовать новое учение, чем вызвал явное недовольство властей.

Спустя несколько лет Кизи последует его примеру. Собственные психоделические гастроли по стране, которые войдут в историю литературы как «Далше» — путешествие организованной Кизи хиппи-коммуны «Веселые проказники»,— он устроит в 1964 году. Из Калифорнии в Нью-Йорк с семью остановками «проказники» поехали на специально купленном Кизи автобусе, которым в ту поездку рулил главная муза битников Нил Кэссиди. Самый известный в истории пати-бас, расписанный в психоделические узоры и оборудованный всем необходимым для путешествия внутрь собственного сознания, стал и любимой метафорой Кизи, который позже назвал его своей лучшей работой. «Либо вы в автобусе, либо вне автобуса. Если вы в автобусе и при этом отстали, вы его обязательно разыщете. Если же вы с самого начала вне автобуса — то и черт с вами».

Но в 1959-м к гастролям Кизи еще не был готов. В отличие от Аллена Гинзберга, успевшего выпустить скандальную поэму «Вопль» и стать голосом поколения, Кизи только готовился написать роман, который станет его пропуском в автобус.


Роман

Фото: The Viking Press

«Я страшно заинтересован в работе самой своенравной птички в классе, Кена Кизи. Его книга может выйти по-настоящему мощной»,— написал в 1960 году преподаватель курса писательского мастерства в Стэнфорде и редактор издательства Viking Press Малкольм Коули в письме к своему другу и коллеге Пэту Ковичи, с которым они негласно боролись за звание самого крутого редактора издательского дома (62-летний Коули недавно выпустил «В дороге» Керуака, 75-летний Ковичи мог похвастаться «Гроздьями гнева» Стейнбека). Спустя два года в другом письме Коули отчитывался о результатах работы с Кизи: «Мы взяли „Пролетая над гнездом кукушки". Молодые сотрудники из штанов выпрыгивают от счастья. Очень интересно, как разделились мнения — Кизи максимально понятен молодой аудитории, и я единственный из стариканов, кто разделяет их уверенность, что книга будет успехом».

Малкольм Коули, 1963

Фото: Carl Van Vechten / Library of Congress

Коули, к которому Кизи в 1960 году пришел с черновиком «Пролетая над гнездом кукушки», оказался прав. В этом, впрочем, не было ничего удивительного. К началу 1960-х Коули был одним из патриархов американской литературы. Друг Стайн, Хемингуэя и Дос Пассоса, один из организаторов антифашистской Лиги американских писателей и политический активист, за которым с особым вниманием следил сенатор Джозеф Маккарти, на протяжении всей своей редакторской карьеры Коули занимался не только поиском новых имен, но и возвращением в литературу старых. В 1940-х он достал из небытия Фолкнера, который позже сказал, что «обязан ему всем», в 1950-х — составил антологию рассказов Фицджеральда и выпустил выверенную по черновикам версию романа «Ночь нежна», после чего Фицджеральда открыли заново, в начале 1960-х написал предисловие к сборнику рассказов Шервуда Андерсона «Уайнсбург, Огайо», и все вспомнили, что потерянное поколение не ограничивается тремя именами.

Параллельно с этим Коули с конца 1940-х в качестве приглашенного преподавателя читал университетские курсы — все считали это занятие блажью, а он всерьез верил в возможность вырастить новое поколение писателей, которое повторит международный успех его ровесников. Керуак и Кизи были первыми большими удачами этого проекта. С помощью Коули главные герои битников, а затем и хиппи вошли в литературу как благородные наследники Ремарка и Хемингуэя.

Сам Кизи никогда не мог толком рассказать, как именно технически он работал с Коули: «Я приходил к нему с набросками. Он всегда сначала задавал пару вопросов, я даже вспомнить их не могу, а потом я часа четыре гнал ему что-то про жизнь и про то, о чем хочу писать дальше. Все». Однокурсник Кизи по Стэнфорду и ученик Коули Ларри Макмёртри (Пулитцер за «Одинокого голубя», «Оскар» за адаптированный сценарий к «Горбатой горе»), например, был уверен, что главным редакторским оружием Коули в работе с ними был слуховой аппарат — он его на время встреч выключал.

«Пролетая над гнездом кукушки» в 1962 году вышла в Viking Press и сорвала банк. Роман о неудачном бунте против произвола и жестокости врачей мгновенно стал символом антипсихиатрического движения.

«Шесть тридцать, вспыхивает в спальне свет, санитары растолкали острых, и они слезают с постелей — натирать полы, вытряхивать пепельницы, зашлифовывать царапины на стене, где вчера закоротился один старик и отбыл в жуткой спирали дыма и запаха жженой резины. Катальщики спускают на пол мертвые ноги-колоды и как сидячие статуи ждут, чтобы кто-нибудь подогнал кресло. Овощи писают в постель, замыкают цепь звонка и электрошока, их сбрасывает на кафель, санитары обдают их из шланга, одевают в новое зеленое» — так в «Пролетая над гнездом кукушки» был описан утренний режим рядовой психиатрической больницы.

Уже в 1963 году, на следующий год после выхода романа, президент Кеннеди инициировал принятие Акта о психическом здоровье, согласно которому психиатрические учреждения из государственного ведения переходили в общественное, а их пациенты могли вести полноценную жизнь. Превратить психиатрические клиники в Аркадию не получилось, но в уничтожении тюремного режима Кизи поучаствовал.


Фильм

Права на экранизацию романа в том же 1962 году купил Кирк Дуглас. Звезда «Спартака» Стэнли Кубрика, опытный кинополитик и один из главных противников антикоммунистической «охоты на ведьм» в Голливуде оценил потенциал «Кукушки» и заплатил за права $47 тыс. Тут же была написана сценическая адаптация, ставшая основой для бродвейского спектакля, где Дуглас сыграл главную роль. Но на кино денег не было, к тому же он ждал своего режиссера. В 1964 года Дуглас в составе американской киноделегации оказался в Чехословакии, где познакомился с молодой звездой чешского кино Милошем Форманом, у которого только что вышел дебютный «Черный Петр». Дуглас рассказал ему про «Кукушку», они ударили по рукам, и Форману выслали по почте роман, который, разумеется, не пропустили на границе. Ответа от пионера чешской новой волны Дуглас, а потом и его сын Майкл, который выкупил у отца права на книгу, ждали десять лет. За это время Советский Союз ввел войска в Чехословакию, Форман оттуда сбежал, а семейство Дугласов успело похоронить всякие надежды на фильм. Его хотели снимать Кассаветес, Роуг, Раш и Фонда, но Дугласы медлили с решением. В 1974-м к ним наконец пришел Форман — к этому моменту уже гражданин США.

«Психиатрическая больница в „Кукушке" — это моя родина. И я оттуда вырвался. Никто не понимает этот материал лучше меня» — так, по воспоминаниям Майкла Дугласа, начался (и закончился) их разговор в 1974 году. Фильм, вышедший в прокат в следующем году, получил пять «Оскаров» (в том числе и для Формана за лучшую режиссуру), при мизерном бюджете в $3 млн собрал $163 млн и понравился всем, кроме собственно автора романа. Кизи не простил киношникам того, что они поменяли фигуру рассказчика. В книге повествование велось от лица персонажа по прозвищу Вождь Бромден, чье без того бесправное положение пациента психиатрической больницы усугублялось тем, что он являлся представителем коренного населения США. В Голливуде от этнического конфликта решили избавиться и сосредоточиться на одной теме. «Бунт одиночки» представлялся коммерчески более перспективным, чем геноцид индейцев. К тому же Форман, несмотря на протесты Кизи, который хотел видеть фильм в экспрессионистской стилистике «Кабинета доктора Калигари» Вилли Гамейстера, снял максимально реалистическую притчу о тоталитаризме. Впрочем, и политическая ситуация к середине 1970-х была уже совсем другой: революции не случилось, страна не вылезала из войн, а президент только что попался на прослушке политических оппонентов. Единственным, что связывало фильм Формана с духом оригинального романа, была фигура исполнителя главной роли: ровесник Кизи Джек Николсон, звезда «Беспечного ездока», хранил в своем образе память о неслучившейся мирной психоделической революции.

Практически одновременно с премьерой «Кукушки» президент Джеральд Форд, получивший Белый дом после Уотергейтского скандала, инициировал расследование деятельности «МК-Ультра» (программа была закрыта еще в 1964-м). Сидни Готлиб к этому моменту уже два года как был в отставке с высшей наградой ЦРУ «За заслуги в разведке» и жил на экоферме в Вирджинии, где разводил коз и питался большей частью йогуртами. Давать показания перед Конгрессом «доктор Смерть» (так позже называл Готлиба его адвокат) согласился при условии полного иммунитета. Кен Кизи на слушания не приехал: он к этому времени жил затворником в Орегоне и на публике не появлялся. По результатам расследования в Америке начался ввод протоколов информирования участников любых медицинских исследований — отныне государство следило за тем, чтобы его граждане были хотя бы минимально защищены от него самого. Не такой революции ждало поколение Кена Кизи, но, как говорил он сам, «Я всю жизнь рассказываю одну и ту же историю. С разными временами, именами и городами, но одну и ту же. Она о том, что маленький человек, если захочет, может победить большую систему — если не обманом, так с помощью воображения и юмора».

Вся лента