Особый тип древностей: исчезнувшие храмы на городищах и в древних городах

Искусствовед, археолог Владимир Седов

В самом названии этой статьи есть и противоречие, и согласие. Противоречие — потому, что древнерусская архитектура является областью искусства, что изучать ее следует прежде всего как искусство, то есть с помощью традиционных для искусствознания методов: натурного осмотра, описания и анализа, иконографического исследования основных форм, а также попытки воссоздания исторического и культурного контекста.

Однако этим занимаются немногие, исследователи здесь редки — и более всего потому, что материал как будто «не дается»: слишком много специфических сведений нужно узнать и иметь в виду — от труднодоступных чертежей до неясных датировок пристроек, от разрушенных частей до поздних куполов. В результате никак не получается чистого полета духа или получается как будто поздно, после того как выяснены все мелочи и обстоятельства.

Согласие же в том, что древнерусскую архитектуру невозможно изучать без археологии, вне ее методов, вне ее подходов. Об этом я хочу рассказать сразу с двух позиций, поскольку являюсь и искусствоведом, и археологом сразу.

Археология пришла к изучению древнерусской архитектуры через разрушенные памятники, через изучение городищ. На этих обведенных валами площадках то тут, то там сохраняются остатки каменных храмов древнерусского периода. Их начали изучать еще в XIX веке и некоторые раскопали: на городище Старой Рязани, на городище Вщижа, в Старой Ладоге. В советское время, когда наступил золотой век археологии, изучение древнерусских каменных памятников, скрытых в земле, привело к открытию целой области древнерусского зодчества. В Смоленске, Великом Новгороде, Владимире, Боголюбово, Киеве, Чернигове, Полоцке и многих других местах были открыты десятки храмов. Стало понятно значение древнерусской архитектуры, ее многообразие, ее диапазон, ее деление на школы. В открытии этой архитектуры можно назвать несколько ярких имен, среди которых выделяются Михаил Константинович Каргер, Николай Николаевич Воронин, Павел Александрович Раппопорт и Валентин Александрович Булкин.

Судьба раскопанных храмов редко была счастливой. Чаще всего их засыпали обратно, стараясь тем самым сохранить для потомков. Места их часто забывались, и в Смоленске, например, это в лучшем случае запущенные пустоши. Охрана таких объектов еще совсем не устоялась, но надеемся, что это произойдет: слишком ценные остатки лежат в земле под бурьяном. Музеефицированы были единицы: в деревянном здании можно видеть остатки Нижней церкви в Гродно, а в снабженных стеклянной крышей руинах церкви Благовещения на Городище XIV века близ Новгорода можно разглядывать руины более раннего храма, XII века. Впереди еще много работы по обустройству мест этих храмов, по их повторным раскопкам, по их музеефикации. Когда-то все это будет окультурено. Только вот когда?

Остатки разрушенных зданий под землей

Нужно сказать, что расцвет архитектурных раскопок в советское время почти совпал с эпидемией разрушения древних построек той же советской властью. Если храм XII века погиб только один (это взорванная в 1961 году церковь Благовещения в Витебске), то соборов XV-XVII веков было взорвано или разобрано несколько десятков, если не сотен. Среди них назовем соборы Спасо-Каменного, Корнилиева-Комельского, Павло-Обнорского, Паисиева-Угличского, Троицкого Калязинского и многих других монастырей, а также ряд городских соборов — в Твери, Ярославле, Костроме, Симбирске.

Эти памятники, сохранившиеся в своих нижних частях, превратились в археологические, сейчас они по большей части остаются нераскопанными и ждут своего часа. Если только над ними не строятся новые здания. Тогда основания разрушенных в середине XX века церквей и соборов раскапывают, как это уже произошло в Ярославле и Твери, но эти основания скрываются в подвалах новых монументальных построек.

Вторая мировая война прибавила разрушений. Целый ряд построек Новгорода был сметен с лица земли; остались только бесформенные руины или заросшие каменные холмы. Повезло нескольким памятникам, где были фрески: выбраны были фрагменты настенной живописи в церквах Спаса на Ковалеве и Успения на Волотовом поле, а сами храмы на основаниях старых стен были выстроены заново, по прежним обмерам и фотографиям. Меньше повезло храмам без росписей — Мало-Кириллову монастырю и церкви Андрея на Ситке. Их так и не восстановили. И есть еще остатки церкви Михаила Архангела на Сковородке, в которой есть и фрески, но которые в силу своей труднодоступности пока не приведены в порядок и не исследованы. Это, безусловно, приоритетный памятник, к судьбе которого следует приложить максимум усилий. В псковской земле таких сооружений (правда, без росписей) довольно много — это церкви в Старой Уситве, Красных Прудах, Добровидках, Саввиной Пустыни (Соловьях), Торошине (Цаплине) и Синьском Устье. Все это XV-XVI века. Все это следует поставить на охрану, все это следует раскапывать, а потом консервировать или даже музеефицировать. У нас же не так много таких древностей.

Великие соборы Ростово-Суздальской Руси, Новгорода и Пскова

Есть еще третий вид памятников: стоящие древнерусские памятники, уже отреставрированные или хотя бы законсервированные. Они существуют вроде бы спокойно, но на самом деле они самые сложные с точки зрения эксплуатации и исследования. Это памятники — узлы противоречий.

Здесь нужно указать на несколько примеров. Вот, например, Успенский собор во Владимире. Он существует вроде бы спокойно. Однако он стоит на каком уровне? Соответствует ли уровень грунта вокруг первоначальному, видим ли мы всю стену? Внутри у столбов частично видны погруженные в нынешний пол профилированные белокаменные основания XII века. Кто их изучал, где уровень первоначального пола? Есть ли его остатки? Какие саркофаги укрывают останки владимирских князей и епископов? Есть ли в земле остатки древних пристроек к собору? На все эти вопросы нет ответа.

Ровно такая же ситуация со знаменитейшим храмом Покрова на Нерли. Галерею вокруг него раскапывал Воронин в 1950-е годы. Ее основания не показаны на поверхности. Уровень пола внутри храма уже устоялся, но основания столбов с профилированными частями уходят в пол, а это значит, что уровень не слишком верен.

Еще сложнее ситуация с церковью в Боголюбово и окружающими ее зданиями, в том числе сохранившимися ниже уровня дневной поверхности. Часть этого белокаменного комплекса XII века была раскопана Ворониным в 30-е и 50-е годы, часть была засыпана (и забылась, как водится), а часть — внутри храма — оставлена в виде пониженных частей. В результате получается, что нижняя часть, принадлежащая времени князя Андрея Боголюбского, прекрасная по формам, или полускрыта, или совсем скрыта, уровни в храме разные, земля примыкает снаружи высоко и скрывает и мощение древней площади, и основания колонок, порталов, цоколей. Следует, конечно, доделать работу, но для этого нужен план и воля.

И такая ситуация во многих памятниках. В Ростове Великом под существующим собором XVI века есть остатки соборов XII и начала XIII веков: кто готовится их раскопать, где проект их выявления в полу нынешней постройки?

В Переславле-Залесском нынешний пол храма относится к XIX веку, он реставрационный, он закрывает (немного) уровень стен, а с внешней стороны прилегающий грунт закрывает блоки с надписями и граффити. И что делать? Без раскопок нельзя было открыть новую серию надписей и сопровождающий их загадочный рисунок, расположенные на двух блоках в основании северной стены собора, у самого фундамента.

В Юрьеве-Польском под великолепным чугунным полом XVIII века скрыты некоторые конструкции и пол XV века. Как их показать? В Суздале в Рождественском соборе нужно последовательно понижать грунт у стен, чтобы спасти остатки цоколей.

И много где нужно было бы исследовать и переделывать, обсуждать, делать частичные раскрытия. Нужно бы обозначить в земле или в полу трассы стен более древних соборов, стоявших на этом же месте, как это было в Суздале и Ростове. Для всего этого нужно взаимодействие разных ведомств, которого пока не видно.

Раньше раскопки небольшими площадями вели в храмах сами реставраторы, без открытых листов. Потом археологи все чаще приходили в эти соборы, выполняя вспомогательные функции: определение глубины фундаментов, их геометрии, выяснение уровня пола. Попутно они исследовали пристройки (если попадались), древние погребения в саркофагах, заполняющий слой, остатки фресок и разновременных полов. В результате оказалось, что археология в значительных соборах играет роль собирателя данных, инициатора исследований.

Археологи привлекают к своим исследованиям специалистов-лингвистов (для чтения надписей-граффити), реставраторов фрески (для закрепления фрагментов на стенах и выборки фрагментов из грунта), архитекторов-реставраторов, узких специалистов по антропологии, сохранению тканей и кожи, историков русского Средневековья. В результате образуется новое поле, более сложное, чем было ранее. И это поле на каждом конкретном памятнике, эти поля в целом следует объединять исследовательскими программами, в которых изучение соседствует с сохранением, реставрация соседствует с раскрытиями. Это следующий шаг, но он необходим. Ведь памятники архитектуры у нас есть, и они прекрасные. Если ничего из перечисленного не сделать, то не удивляйтесь, что все закопано, что вы не видите ничего внизу, ходя по прозрачным участкам пола, что вы не смотрите на базы с «коготками» в основании уникального, единственного храма в Боголюбово.