Проблемы 20–30-летних в фильме «Хандра»

В прокат выходит «Хандра» Алексея Камынина — фильм, который уже назвали «поколенческим высказыванием». Воображаемый Тарковский снимает рекламу кондиционеров, продюсеры-патриоты разоблачены, Москва — город сильных женщин и слабых мужчин. Обозреватель «Огонька» подтверждает: не все, но кое-что о новом поколении он узнал.

Андрей Архангельский

Сюжет этого фильма не поддается буквальному пересказу, хотя формально можно начать и так: трое друзей, 35-летний диджей Виталик, 28-летний барабанщик Деня и 23-летний режиссер Леша, снимают комнаты в одной московской квартире, пытаются делать карьеру в искусстве. Но кроме этих героев тут еще масса сквозных персонажей — врачи, домохозяйки, спецотряд по борьбе с наркотиками, циничные продюсеры и предприимчивые мигранты (женщины, кстати, почти везде доминируют — они руководят, угрожают, организуют; мужчины в основном на подхвате). В результате повествование превращается в слепок столичной жизни и возникает редкий сегодня эффект многоголосия — как во время Zoom-конференции: в каждом окошке — собственная жизнь, которая вливается в одну большую.

Фильм этот критики уже назвали «поколенческим кино», поскольку оно, формально опять же, отсылает к множеству предыдущих подобных образцов. Например, вспоминают «Я шагаю по Москве» — там тоже трое друзей, которые встречаются со многими, как говорится, интересными людьми. Одновременно самим своим названием «Хандра» намекает на советское «кино сомнений» — «Полеты во сне и наяву» или «Осенний марафон». Наконец, когда один из героев стоит перед телевизором, откуда доносится привычное «на сцену поднимаются члены политбюро товарищи Зимянин, Чебриков, Соломенцев…», эти кадры вроде бы отсылают нас уже к соловьевской «Черной розе — эмблеме печали…» конца 1980-х. Но если в перестройку игра с советскими цитатами звучала как похоронный марш, то теперь — как заевшая пластинка. Именно потому, кстати, и «хандра», как мы понимаем — никакой «новой мелодии» за прошедшие годы так и не появилось, одна только «ностальгия»; и авторам приходится высекать искру современности из всего, что попадается под руку. Собственно, чтобы компенсировать эту «бытийную недостаточность», автор, молодой режиссер Алексей Камынин, выбирает в качестве основной интонации абсурдистскую (а местами даже сознательно идиотскую), которая сегодня, пожалуй, и является единственным допустимым компромиссом в отечественном кино — когда всей правды сказать нельзя, но какую-то часть, изловчившись, все-таки можно.

Желая создать «атмосферу в кадре», автор придерживается известной заповеди: хочешь снять искреннее кино — снимай о самом себе, о том, что хорошо знаешь. Собственно, поэтому половина примерно фильма посвящена внутрикиношной кухне. Она тут представлена на разных уровнях и этажах: вот известный продюсер озабочен съемками патриотического фильма, в котором наш боец в исполнении Тимофея Трибунцева (камео) побеждает американского. А вот съемки рекламы кондиционеров, чем и вынужден пока заниматься наш герой, начинающий режиссер (в его роли — Кирилл Ковбас). Попутно появляется самый странный и, пожалуй, примечательный сквозной персонаж — «Не Тарковский» (так он указан в титрах), который все-таки «тот самый Тарковский», а играет его вполне реальный Иван Янковский.

Что это вообще за персонаж, что за «призма»? Его происхождение вполне объяснимо. С одной стороны, во всяческих «вгиках» молодежь учат на великих примерах, в том числе из Тарковского — разбирают там по фрагментам «Зеркало», предположим, или «Солярис». Вот мол, дети, как надо. А в реальной жизни этим детям потом приходится снимать простенькое патриотическое кино или рекламу. В снах главного героя все это переплетается причудливым образом, и на свет рождаются абсурдные видения: реклама кондиционеров (она является в фильме самостоятельной новеллой), в которой автор за пять минут умудряется рассказать о любви, жизни и смерти. Или вот боевик, в котором «Тарковский» уговаривает актера Тимофея Трибунцева сыграть боксерский матч с коровой. Эта сцена намекает на известную киношную историю: в одной из сцен, не вошедших в фильм «Андрей Рублев», была горящая корова. Сам Тарковский позднее объяснял, что на корове была специальная асбестовая попона и никто не пострадал, но злые языки утверждали, что корова сгорела по-настоящему.

Но в основном это кино, конечно, о том, как современное поколение 20–30-летних решает для себя вечный вопрос: как соединить идеалы юности и реальность с ее обязаловкой, поденщиной и так далее. В какой степени стоит рисковать, идти на компромиссы, ухищрения и даже обман ради великих целей? И есть ли они вообще сегодня — эти великие цели? У каждого поколения ответы на эти вопросы примерно одинаковые, отличие лишь в том, как расставлены приоритеты. Это, надо сказать, уже не новость — что для поколения нынешних 20-летних важнейшим понятием является любовь (это также было много раз объяснено: их родители, чья молодость пришлась на 1990-е, вынуждены были зарабатывать деньги — на поддержание семейного очага сил уже не хватило). Как бы желая компенсировать недополученное в детстве тепло, нынешние 20-летние формулируют кредо поколения ребром: не покупать любовь за деньги (это звучит рефреном в фильме). А по поводу остального, например профессии, работы, поколение не так уж и принципиально: при желании и тут, конечно, хорошо бы следовать мечте, но при этом герои готовы играть по правилам и идти на компромиссы; главное — не покушайтесь на их «любовь». При всем пафосе этого посыла в фильме нет надрывной интонации, свойственной нынешнему российскому кинематографу: «а все-таки все у нас замечательно!» и «все-то у нас получится!». Никто тут не делает вид, что «все в порядке». В беспорядке, еще и в каком.

Наконец, этому поколению свойственна несколько показная усталость от жизни. Но — что есть, то есть. 35-летний диджей Виталик, 28-летний барабанщик Деня и 23-летний режиссер Лёша — под стать хандре: все они в известном смысле опоздали на свой поезд. Один уже слишком стар для новой эпохи, другой преодолевает провинциальный комплекс, третий сознательно скрывается от современности в прошлом. Но опять же, из этого не делают трагедии — не превращают это, условно, в Ремарка.

Это не потерянное, а, скажем так, потерявшееся поколение. Кто-то найдется потом, безусловно, а кто-то, видимо, нет.

Все это констатируется без надрыва и сопровождается тем небогатым комическим набором, который сегодня есть в арсенале российской комедии: кого-то бьют по голове — или он сам с размаха бьется головой о прозрачную дверь. Вся эта динамика, допустим, вполне предсказуема; как и то, что никакие новости из внешнего мира не проникают в жизнь наших молодых людей. Впрочем, нельзя сказать и того, что молодые люди не знают, в каком мире живут,— это знание разлито по всему фильму тонким скептическим слоем. «СССР — оплот хандры», замечаем мы татуировку у одного из героев на интересном месте.

Еще они надеются на случай — это тоже отличительная черта поколения. В Москве, допустим, жизнь тоже не сахар, но единственное ее преимущество по сравнению с жизнью в провинции (это мы цитируем монолог героя Дени) — здесь заранее представить, как повернется судьба, нельзя. Неизвестность, которая пугает, но и обещает, и даже утешает: вот так странно заканчивается эта «комедия поколений». Вера в случай — и немного в себя. Ну что ж. Не самый еще плохой набор.