Природа и пространство как главный герой этнохоррора

На ТНТ вышла «Территория» Игоря Твердохлебова — фолк-хоррор, основой для которой послужила коми-пермяцкая мифология. Редкий случай, когда героем сериала становится не человек, но сама природа. Впрочем, и ей нелегко выживать — в борьбе с продюсерским замыслом, отмечает обозреватель «Огонька».

Андрей Архангельский

Формально здесь есть герои и сюжет: родители 19-летнего Егора (Глеб Калюжный) бесследно пропали во время этнографической экспедиции по Пермскому краю; вместе со своим дядей, врачом Николаем (Андрей Мерзликин), Егор отправляется на поиски родных. В путешествии к ним присоединяются студентки-филологи Надя и Таня. Однако подлинными героями сериала являются не столько люди, сколько сама местность, территория. Пермский край как субъект, который обладает собственным характером, волей, и с ним нужно «договариваться»,— отличная диспозиция. Выбор региона —безусловная удача: Кудымкар, центр компактного проживания коми-пермяков. Съемки проходили также близ городов Горнозаводск, Губаха, Кунгур. Эта местность славится горными массивами и реками, лесными болотами, природными памятниками. Губахинский Каменный город (его еще называют Чертовым городищем), ледяная Кунгурская пещера, Усьвинские столбы. Все эти красоты в кадре смотрятся особенно актуально теперь, когда у большинства нет возможности путешествовать. Но насколько хорош был замысел, настолько авторы не сумели воспользоваться всеми его преимуществами.

Понятно, что передачу «в мире животных» или «в мире деревьев» сегодня никто смотреть не будет, нужен какой-то экшен.

Какие-то чудеса должны происходить в кадре, и какие-то аномалии должны случаться. Но не на каждом же шагу?! Колдуны и шаманы должны быть, но не в количестве же батальона?!

Любому режиссеру должна прийти в голову эта мысль: чтобы чудо поражало — до поры до времени все вокруг должно быть тихо, мирно, спокойно. А потом вдруг бац — и стаканы сами собой начинают двигаться (известный кадр из фильма Тарковского). Но нет. Авторы с первых минут начинают буквально ковровую бомбардировку чудесами. Жрецы, знахари и отшельники атакуют зрителя на каждом шагу, приговаривая «кто-то крови хочет». Автобусы начинают переворачиваться, ведьмы — гореть, а синяя пена изо рта вытекать литрами.

«А если через лес короткой дорогой? Срезать?» (предлагают наши герои — люди, которые тут в первый раз вообще оказались). О, это самая популярная дорога в мировом кинематографе. Лес опять же прекрасен, но он зачем-то водит наших друзей по кругу. А, вот в чем дело: нужно успокоить Велиша (лестной дух) — одежду вывернуть наизнанку и сказать так: «Не крути, отпусти, вот тебе угощение». В лесу живет Шурка-отшельница: у нее скверный характер и совершенно отсутствуют навыки коммуникации. По-русски она не понимает (или делает вид, что не понимает); днем молчит, а ночью приводит героя к внедорожнику родителей, который стоит прямехонько в чаще. Каким образом он туда заехал? Не иначе как по волшебству, поскольку вокруг непролазный, густой лес.

Две героини-студентки, которые изучают местный фольклор и примыкают к основным героям,— это совсем уже перебор, поскольку оба персонажа являются производными от бессмертного Шурика из «Кавказской пленницы», который собирал «сказки, легенды, тосты». Местные жители также разговаривают шутками-прибаутками («Псориаз — кошке в глаз»). Раз мистика, хоррор — должно быть страшновато; но все это вызывает скорее комический эффект. Ну да, скажут нам, а как нужно сделать, чтобы зритель не заскучал?.. По крайней мере, не орать и не размахивать руками. Чтобы, так сказать, мы могли расслышать голос самой природы. А не только урчание режиссерского «мотора».

Что мы имеем? Пермский край сохранил свои культурные особенности. Советская власть не любила всего этого, но предложила в своем роде компромиссную форму сосуществования: фольклор. Сегодня, конечно, этот подход к мощному социокультурному явлению кажется упрощенным. Однако, как только вы с этим начинаете разбираться всерьез, попадаете на опасную развилку. Шаг вправо — и вы обожествляете этот обрядовый мир, и тогда вам прямая дорога в архаику. Шаг влево — и вы презираете грубость нравов (а, например, деревни старообрядцев выглядят тут довольно отталкивающе) и тем самым замечаете только обложку, а не суть этой потаенной жизни. Есть, вероятно, и какой-то третий путь, более сложный. Главная черта коми-пермяцкой мифологии — ее амбивалентность (отчасти она тут представлена фигурой местного лекаря, который спасает людей от опасных болезней, но может и «обратно все вернуть»). Писатель Алексей Иванов рассматривает местную мифологию как своего рода «запасную этику», которая не противостоит универсальной, но как бы изредка ее «страхует».

Авторы сериала, однако, не пытаются балансировать между пропастями, но совершают иррациональные прыжки — то в одну сторону, то в другую. От этого возникает не чувство «сложности», а, наоборот, ощущение путаницы. Потому что авторы, собственно, и сами прежде всего не определились: а от чьего лица, от имени какой культуры это высказывание? Увы, тут не просматривается никакой авторской позиции, пусть бы даже она и была какой-нибудь замшело-консервативной. Все это рассказано с позиции школьника, который вызубрил наскоро названия из «Википедии», но собственного отношения к происходящему у него нет. Герои отправляются в путь, чтобы «познакомиться с территорией, которая живет по своим правилам и законам», как написано в релизе. То есть герои, вероятно, должны представлять другой тип культуры, современный?.. А в чем они «другие»? Юноша Егор вообще выглядит и ведет себя как отшельник. Две студентки, которые изучают филологию, на каждом шагу шепчут заговоры и сыплют названиями местных духов — так что их тоже можно считать «местными». Казалось бы, тут есть у нас герой в исполнении Мерзликина, который по образованию врач; он и должен быть тут носителем рациональности, но и он быстро отказывается от своих принципов. И в чем тогда конфликт культур?

Вот как объясняет замысел продюсер сериала Антон Щукин: «Это попытка внести российский миф в мировую библиотеку страхов. На полке стоят истории про зомби, вампиров, троллей. Мы предлагаем побояться своего, родного, у нас абсолютно патриотический подход к ужасу». Тут и добавить нечего, настолько прекрасно сказано. Вероятно, для воспитания патриотизма нам выдают в качестве актуальной историю полуторавековой давности: народный бунт, во время которого жгут дома тех, в кого предположительно вселилась икотка (особый вид порчи и одержимость злым духом). В реальности подобные поджоги случались здесь аж в 1860-х годах. При этом то, что действительно есть уникального, авторы оставляют без внимания — здешнюю смесь язычества и православия. Языческие поверья и христианские обряды тут перемешались парадоксальным образом. Например, чтобы уберечь себя от злых сил, перед едой надо сделать «оберег» — перекрестить пищу. Шаман сетует, что пропустил церковную службу, а православные прихожане объединяются, чтобы сжечь колдунью. Но авторы на это как раз внимания не обращают — как будто само собой разумеется. Ну и, конечно, над всем этим не шаманский, а дух соцреалистической прозы витает. «А выгнать икотку можно?» -– «Я брезгаю. Васькова у марийцев — сильная колдунья. Раньше бралась».

В итоге выходит, что единственный представитель модерна в этом фильме — участковый, полицейский Мурзин (Алексей Розин). Понятно, что без полицейского не обходится ни одно кино сегодня, но тут хранитель закона помещен в уникальные обстоятельства. Мурзин этот хотя и местный (неподалеку есть деревня Мурзино) и вынужден играть по местным правилам, но про дело свое не забывает. Он как бы говорит: что ваше — то ваше; где мифы и обряды — там мифы и обряды. Но где преступление — там преступление. Тем самым — парадоксальным образом — он тут единственный европеец; именно он и стоит на страже цивилизации. Поскольку цивилизация — это не гаджеты и механизмы, а законы и права. О которых забывать не стоит даже в лесной глуши.