Корреспонденты “Ъ” — о ситуации в Нагорном Карабахе и Азербайджане

Несмотря на объявленное гуманитарное перемирие в зоне нагорно-карабахского конфликта, говорить о полном прекращении огня по-прежнему не приходится. Число жертв с обеих сторон продолжает расти. Тем не менее Александр Черных в понедельник искал в Степанакерте — столице непризнанной Нагорно-Карабахской республики (НКР) — первые робкие признаки возвращения мирной жизни и слушал виолончель под сводами разрушенного собора города Шуши. А Кирилл Кривошеев, будучи по другую сторону линии разграничения, выяснял, как живет Гянджа — азербайджанский город, накануне подвергшийся обстрелу.

«Что там Путин про это все думает?»

В понедельник Степанакерт — столица непризнанной Нагорно-Карабахской республики (НКР) — выглядел вполне мирно. Люди начали прогуливаться по улицам, на дорогах стало заметно больше автомобилей. Открылись несколько продуктовых магазинов и даже парочка кафе. Владельцы извинялись за скудность меню: «Пока можем только яичницу сделать и сосиски пожарить». Но и это уже большой шаг к повседневной жизни. Мобильного интернета, правда, нет до сих пор: то ли не починили оборудование, то ли не включают по военным соображениям.

Пресс-центр НКР сообщил, что местное МЧС уже приступило к разминированию и вывозу неразорвавшихся снарядов и ракет. Видимо, скоро Степанакерт лишится своей новой достопримечательности — огромного снаряда, упавшего прямо на балкон жилого дома, да так и застрявшего там. Били, скорее всего, прицельно: жители говорят, что этот квартал построили совсем недавно и часть квартир выделили офицерам армии. Снаряд отлично виден издалека; участок двора под ним на всякий случай огорожен, но жителей эвакуировать не стали. У подъезда стоят три женщины — они говорят, что посмотреть на их дом «приходят сегодня со всего Степанакерта». «Страшно, конечно, когда такое соседство. Он ведь, наверное, рвануть может в любой момент,— вздыхает одна.— Но когда бомбили, в подвале все равно было страшнее». Напоследок женщины спрашивают: «Что там Путин про это все думает, вам известно?»

Корреспонденты “Ъ” решили проверить обстановку в соседнем городе Шуши (по-азербайджански — Шуша). Добраться туда можно только на попутках: первой остановилась старенькая скорая, которая везет раненых в Ереван. За рулем — Сейрам, молодой парень в модных солнцезащитных очках, рядом сидит Рубик, того же возраста. Оба не имеют отношения к медицине — они волонтеры. «Я из Еревана, шлифовщик камней, а еще снимаюсь в фильмах,— рассказывает Сейрам.— Записался добровольцем, вот меня сюда назначили водителем. Уже неделю езжу. Честно говоря, я таких машин раньше не водил. Mercedes последней модели водить доводилось, а вот скорую — нет». У Рубика опыта побольше: студент-химик из Арташата, он начал волонтерить месяц назад, помогал в ковидных больницах. Когда началась война, его перевели на скорую. «Мы, конечно, только легкораненых возим, для тяжелых эта машина не подходит, да и опыт у нас не тот,— говорит он.— Часов за пять-шесть доставляем в Ереван, и сразу обратно».

Один солдат лежит, еще трое сидят рядом с ним. Несмотря на перемирие, у всех свежие осколочные ранения.

Выясняется, что один был ранен в воскресенье в Гадруте — самой горячей сейчас точке конфликта. Причем обе стороны утверждают, что город контролируется именно ими.

— Можете спросить, как его ранили?

— Они ехали колонной, все вместе,— переводят рассказ солдата Сейрам и Рубик.— И тут над ними пролетел беспилотник. Ровно через три минуты упал снаряд, нескольких человек ранило.

— А как сейчас обстановка в Гадруте?

— Бойня была. И сейчас постоянно перестрелки. Беспилотники летают, передают координаты, потом наших бьют снаряды. Иногда и беспилотники стреляют, но чаще просто наводят.

— Но город сейчас армянский?

— Да, да, наши его контролируют. Есть места, где враг пытается... но город наш.

Скорая высаживает нас у поворота на Шуши. Проезжает грузовик, но свободных мест нет. Водитель все равно останавливается и кричит из окна:

— Россия, да? Скажите, что там Путин про нас думает? Не знаете? Ну ладно, а Жириновский что говорит?

Следующая машина довозит прямо до собора Казанчецоц (храм Христа Всеспасителя). Символ Шуши, на прошлой неделе собор стал известен на весь мир: его дважды обстреляли, среди раненых был российский журналист Юрий Котенок. Правый придел храма разрушен. Площадь перед ним усеяна битым стеклом и кусками искореженного железа; осколки снарядов свалены в кучу подальше от здания. У входа — статуя ангела с голубем в руках. Голова ангела отбита. Внутри все покрыто густым слоем пыли. К стене прислонена икона; лик святого иссечен осколками. Рядом — деревянная рамка, на которую натянут холст с изображением Богородицы и младенца Иисуса. Ткань разодрана.

У храма стоит высокий мужчина с виолончелью, рядом — съемочная группа армянского телевидения. Музыкант Севак Аванесян, проживающий в Бельгии, прилетел в Карабах с миссией мира — сыграть в разрушенном соборе Шуши, а потом в местной мечети. Футляр с нотами он оставил у входа в храм, там же положил бронежилет. «Я прилетел, чтобы сказать миру: нельзя обстреливать церкви, это просто ненормально. Я исполню здесь музыку нашего великого композитора Комитаса, который еле спасся от геноцида и был вынужден покинуть родину,— рассказывает господин Аванесян “Ъ”.— После этого Комитас написал композицию "Крунк", в переводе — "Журавль". Каждый армянин, что живет за пределами Армении, когда видит в небе журавля, спрашивает его: "Как там родина?" Я сам, к сожалению, живу не в Армении, и это очень значимая для меня музыка». На несколько минут разрушенный собор заполняет грустная мелодия: Севак Аванесян играет ее без нот — наизусть, с закрытыми глазами.

После он ненадолго заезжает в местный Дом культуры — здание сильно разбомблено, около входа лежат несколько солдатских касок. В память о погибших, тихо объясняют телевизионщики. Маэстро Аванесян играет и здесь — для тех, кто погиб. И отправляется в городскую мечеть Гоар-аги. После первой карабахской войны мусульман в Шуши практически не осталось, но администрация города все равно бережет мечеть. Сквер у здания выглядит ухоженным, трава подстрижена, могильные плиты целы, одно надгробие даже обнесено защитной решеткой. Возле мечети установлена бронзовая табличка с сообщением, что в 2019 году здание было отреставрировано фондом «Инициативы развития Армении».

Двери закрыты. Музыкант садится перед ними, взмахивает смычком — и тут раздается громкое механическое жужжание, похожее на полет дрона.

Все застывают в испуге — но через пару секунд становится понятно, что это просто дребезжание старого жигуленка. Маэстро смеется, а потом начинает играть персидскую музыку. На этот раз он подглядывает в ноты.

«Мы сидели всю ночь на улице»

Тем временем корреспондент “Ъ”, находящийся сейчас в Азербайджане, надеялся в понедельник, наконец, отправиться на территории, занятые вооруженными силами страны в ходе последних боев. Но буквально за полчаса до выезда поездка для группы российских журналистов отменилась — якобы по соображениям безопасности. На полпути остановили даже тех, кто направлялся из Баку — оттуда свыше 300 км. При этом в официальных азербайджанских сводках, как ни странно, об обострении не было ни слова. «Сегодня обострения не было, сегодня было все спокойно,— сообщил “Ъ” уже вечером понедельника начальник пресс-службы Минобороны Азербайджана Вагиф Даргяхлы.— Мы придерживались гуманитарного прекращения огня». Зато про «широкомасштабные боевые действия» рассказывали с армянской стороны. Как утверждал Единый информационный центр при кабинете министров Армении, бои велись за Гадрут, который, как утверждают азербайджанцы, уже несколько дней находится под их контролем.

Однако, как пояснил “Ъ” сопровождающий от МИД Азербайджана, противоречия здесь нет, а есть лишь неверная трактовка. «В утреннем сообщении Минобороны говорится, что "азербайджанская армия не ведет активных боевых действий". Однако это не значит, что нет оборонительных действий»,— сказал он. По данным местной редакции агентства Sputnik, уже в десять утра азербайджанские военные сбили армянский беспилотник, то есть какие-то события на линии фронта все же происходили.

Событий хватало и в Гяндже — крупном городе примерно в 50 км от ближайших армянских позиций. В понедельник местные жители пытались осмыслить последствия ракетного удара, нанесенного в ночь на воскресенье: было разрушено жилое здание, под завалами погибли 10 человек и были ранены 34 (см. “Ъ” от 12 октября). Кажется, что люди на месте трагедии не расходились с ночи на воскресенье. «Нам предлагали на ночь поехать в общежитие,— рассказывает корреспонденту “Ъ” уже знакомый житель расположенного по соседству дома Узеир.— Но мы не поехали: зачем нам какое-то общежитие? Мы сидели всю ночь на улице — все равно двое суток уже не спим. Развели костер, пили чай, говорили». Но больше ночевать на улице людям не придется: государство пообещало оплатить каждой семье съемную квартиру.

Ждет переезда на квартиру и Эльмира Курбанова. Она пришла с двумя внучками — Мариам и Айлин, которых по очереди снимают буквально все собравшиеся тележурналисты. Лоб младшей, Мариам, заклеен пластырем. Кто-то возмущается: «Зачем устраивать шоу с участием ребенка?»

Ближе к полудню на развалины дома начинают приносить цветы — их выкладывают прямо возле воронки. Ставят небольшой письменный стол — на него кладут игрушки в честь пострадавших детей — и стенд с именами погибших.

Самый молодой — Адиль Алиев 1992 года рождения, самая старшая — Афаг Алиева, родившаяся в 1957-м. Все ждут иностранных дипломатов, но рассказывать об этом в прямом эфире журналистам запрещают: опасаются повторной атаки по тем же координатам. Но де-факто секретность соблюдается слабо: даже местная редакция агентства Sputnik анонсировала мероприятие еще в 9:47.

В итоге приезд дипломатов вообще мало кто замечает — вместо них в центре внимания помощник президента Азербайджана по внешней политике Хикмет Гаджиев. Вместе с ним приехал директор Национального агентства по разминированию территорий Азербайджана (ANAMA) Газанфар Ахмедов, который сообщил журналистам новую информацию о ракете, попавшей в здание. По словам господина Ахмедова, по маркировке удалось определить, что это была не «Точка-У», как власти Азербайджана сообщали ранее, а «Эльбрус» (в классификации НАТО — Scud). Дальность ее полета составляет до 300 км. «Это демонстрирует, что Армения пренебрегает всеми ценностями человечества»,— заявил директор ANAMA.

В том, что ракета, упавшая на Гянджу, мощнее «Точки-У», “Ъ” накануне убеждали и местные жители, и журналисты, знакомые с военной тематикой. Они оказались правы: как удалось убедиться, разрушения есть даже в квартирах за углом — где-то обвалился потолок, а где-то просто рухнула внутренняя перегородка. Жители охотно приглашают журналистов в дом, «чтобы показать это всему миру». «Мы вчера пять часов выносили отсюда стекло»,— рассказывает “Ъ” женщина из дома примерно в 200 м от эпицентра. В комнате, которую она показывает, уже чисто, если не считать свисающего с потолка утеплителя и полосок поликарбоната. Кажется, что взрыв растекался по улицам, как ручей, и врывался в каждую щель.

Президент Азербайджана Ильхам Алиев в Гянджу не приезжал, но упоминал ее в интервью турецкому телеканалу Haber Global. По его словам, Баку располагает информацией о том, что решение о ракетном обстреле принимал лично премьер Армении Никол Пашинян.

После той роковой ночи Гянджа живет страхом, что это может повториться. Так, бабушка с внучкой интересовались, зачем корреспондент “Ъ” снимает здание в центре города. А официантка в кафе вдруг сказала, что слышала новый взрыв,— и побежала показывать с балкона клубы дыма. Дым действительно был, но, судя по всему, с ракетным обстрелом он никак не был связан. Были слухи и еще об одной ракете — якобы ее удалось сбить над автозаводом. Но официальной информации на этот счет не поступало.