Что не так с эскимо?

Эскимо переименовали — «для продвижения равноправия». Во что — неизвестно. Как и то, с чем его теперь едят.

Надя Кнудсен, Копенгаген

Не сказать что датчане слывут сладкоежками, но мороженое — символ лета и отпуска — в чести у них было всегда. А уж этим летом тем более: жара, прорва свободного времени из-за локаута и главное — политизация вкуса самого «родного» мороженого, черно-белого эскимо, которое посреди отпускного сезона вдруг стало запретным плодом.

Власти королевства, стоит отдать им должное, сделали все, чтобы устояла традиция. Дотация в 700 млн крон (порядка 111 млн долларов) на паромные перевозки сделала перемещение через проливы, по сути, бесплатным для жителей страны 400 островов, чем миллион датчан (из шести) и воспользовались. Летний отдых, сужу по опыту, в этом году для многих начинался именно с киоска с мороженым у причала, куда выстраивались длинные очереди.

Стоит, кстати, мороженое в Королевстве Датском недешево, по 45–55 датских крон (от 7 до 8,5 доллара — к слову, цена курицы в супермаркете). И радость производителей, подсчитывавших прибыль с продаж, ничто не омрачало — кроме странных дебатов по поводу эскимо, которые потихоньку шли в соцсетях и прессе, пока вдруг не вылились в сплошные убытки: транснациональные производители в пожарном порядка объявили, что любимое всеми мороженое переименовывают. Во что, правда, не указали, пауза с ребрендингом затянулась (как шутят злые языки, до выборов президента США), ходовой товар теперь даже непонятно как спрашивать…

Как вас теперь называть?

Думать, будто инициатива исходила от эскимосов, не стоит. Во-первых, эскимосов на берегах Северной Атлантики давно уже нет (либо они называются инуиты, либо используют местные самоназвания). А во-вторых, эскимосы-то как раз к эскимо не в претензии.

Это мороженое — детище Кристиана Нельсона, американца датского происхождения — отменили там, где и изобрели: в Соединенных Штатах, где Eskimo Pie, «эскимосский пирожок», был запатентован в 1922 году. Господин Нельсон совершил прорыв к потребителю, когда догадался обернуть брикетик мороженого в шоколад: не всем детям, пояснил он, в суровые 1920-е хватало денег на оба лакомства сразу.

А вот «могильщики» эскимо летом 2020-го о потребителе не вспоминали: отказ от фирменного бренда был продиктован опасением не вписаться в политкорректную моду на Black Lives Matter.

«Мы привержены делу расового равноправия и считаем данный термин (эскимо.— "О") уничижительным»,— заявила The Wall Street Journal Элизабелл Маркес, главный маркетолог мирового пищевого гиганта Nestle (фирма Dreyer’s, выкупившая патент на Eskimo Pie, ныне «дочка» ТНК из Швейцарии).

Как же продвигает равноправие запрет на эскимо, жертвой которого вместе с лакомством пала даже эмблема бренда — мальчик-инуит в меховом капюшоне? Скорее всего, никак — запрет вводится на всякий пожарный случай: и без аналитиков ясно, что пренебрежение «делом расового равноправия» в наши дни чревато убытками на рынке США. И неважно, что эскимосами обитателей севера Америки и Гренландии прозвали не злые колонизаторы, а соседи-индейцы (то ли за то, что те ели сырое мясо, то ли за то, что плели снегоходы из прутьев,— лингвисты об этимологии слова «эскимос» еще не договорились). Разбираться никто не будет. Мир прощается с «эскимосским пирожком», так до конца и не поняв, зачем он это делает.

Есть вещи поважнее мороженого!

Датчанам, пожалуй, расставаться с этим лакомством труднее других, и не только потому, что они имеют определенное отношение к его изобретению. Все серьезнее: едва эта абсурдная история перекинулась на почву Датского Соединенного Королевства (помимо самой Дании в него на правах автономий также входят Фарерские острова и Гренландия), послевкусие стало просматриваться политическое.

«Страсти по эскимо», как их окрестили в Дании, разгорелись здесь после того, как в мае 2020-го у протестантского храма Фредерикс Кирке в Копенгагене неизвестные облили скульптуру священника Ханса Эгеде краской (в США тогда о мороженом еще спорили в интернете). Забава для королевства вроде привычная (вспомните, сколько раз доставалось бронзовой Русалочке в столичном порту), но в данном случае брызги долетели аж до Гренландии — там начались протесты, участники которых требовали снести (или, по крайней мере, убрать в музей) другую статую того же пастора, что стоит в городе Нуук, столице ледяного острова, рядом с парламентом. Сбор подписей организовала ученица местной гимназии.

Любопытно, что установлен монумент был в свое время тоже по народной инициативе и на частные взносы — жители самого большого в мире острова так отблагодарили пастора Ханса Эгеде за то, что он их снова «открыл» в XVIII веке. И если в США подобное от сноса статуй Колумба не останавливает, то в Гренландии записать своего «первооткрывателя» в «колонизаторы» оказались готовы не все. Да, желающие видеть в евангелисте «символ угнетения инуитов и их культуры» среди 56 тысяч островитян обнаружились. Но голосование о судьбе памятника, организованное местными властями по почте и интернету, они проиграли: 38 процентов за снос памятника, 62 процента — за то, чтобы оставить его где стоит. Вердикт, обещают ниспровергатели, не окончательный, но не признать его и они не могли. Так что же спасло пастора Эгеде от Колумбовой участи?

Очень похоже, как это ни крамольно звучит, что те блага, которые дала пасторская «колонизация», на данный момент перевесили в глазах местного традиционного общества дивиденды от интернет-бузы против эскимо и от ниспровержения памятников. Дело, вероятно, и в фигуре главного героя: этот протестантский миссионер норвежского происхождения (Эгеде служил на далеких Лофотенских островах за Полярным кругом) услышал о «зеленой стране», некогда открытой викингами, и искренне загорелся. Он убедил датского короля отправить его на поиски первооткрывателей, дабы поддержать в них веру, взяв на себя вместе с евангелической миссией и торговую.

Высадка на Гренландию состоялась в 1721 году в бухте фьорда Доброй Надежды. Никаких викингов пастор не обнаружил: их следы затерялись за пару веков до его прибытия (предполагается, что эти самые «нордменны» из Гренландии задолго до Колумба открыли Америку, да там и сгинули), а сменили их эскимосы, которые теперь инуиты. Ханс Эгеде прожил на острове 15 лет — с женой (она здесь и скончалась) и детьми, изучил инуитский язык, перевел на него Библию, что было непросто (что такое хлеб, например, на острове не знали, поэтому в канонический текст он вписал «тюлень наш насущный»), крестил, учил и лечил здешних детей, основал город Готхоб (ныне Нуук): можно сказать, поделился той самой доброй надеждой, с которой и прибыл — только не с викингами, а с теми, кого нашел.

Ну и торговал, разумеется: закупал рыбу, моржовый бивень, меха и драгоценные камни. А заодно готовил руками трудолюбивых гренландцев бухты для датских кораблей с королевскими купцами — те хлынули сюда уже после того, как сам миссионер отбыл в Данию. Словом, наследие пастора, рукоположенного епископом Гренландии в 1741 году, противоречиво: одни упирают на то, что он положил начало датской колонизации Гренландии, которая лишь в 1953 году стала автономией, другие — на то, что он спас язык инуитов, переведя на него Библию и сделав таким образом письменным.

Можно только диву даваться, каким чудом несколько десятков тысяч островитян, за которых всем миром решают, можно ли им называться эскимосами и есть эскимо, придумали разрешить этот непростой спор без погромов в американском стиле — на мирном референдуме по поводу переноса статуи. Наверняка, впрочем, не последнем: если в 2022-м гренландцы проголосуют, как ожидается, за Конституцию, до независимости, считают многие, рукой подать. Прецеденты имеются: в 1944 году по такому же сценарию из-под датской короны уплыла Исландия.

А вот с мороженым эскимо так элегантно разрешить спор не выходит, может, потому что сам спор этот изначально надуманный. От старого названия отказались, новые варианты — бесцветные как на подбор: одни в Дании стали называть его сливочным, другие — опайо (по сорту какао, из которого делают шоколад). То ли дело с Гренландией: если дойдет «развода» с Данией, остров станет носить имя Калааллит Нунаат, что в переводе с гренландского означает Земля Людей. Звучит красиво. А запишут латиницей — как пастор Эгеде и придумал.