Умер Михаил Жванецкий

На 87-м году жизни умер писатель Михаил Жванецкий. Его можно было бы назвать артистом оригинального жанра, если бы сам по себе он не был человеком-жанром. Автор разошедшихся на присказки сотен сатирических и юмористических миниатюр — которые сначала исполняли Аркадий Райкин, Роман Карцев и Виктор Ильченко, а затем сам автор,— был для позднесоветской интеллигенции такой же культовой фигурой, как и Владимир Высоцкий.

Серьезные филологи сравнивали «несерьезного» Жванецкого с Михаилом Зощенко. Оба они придали абсурдистский драматизм, если не трагизм, мещанскому косноязычию, возвысили его до статуса полноценной литературы. Перекличка эпох отмечена точно: Жванецкий — с его легендарным, видавшим виды портфелем, набитым рукописями,— «родом» из 1920-х. Не только и не столько в силу происхождения: русская литература 1920-х тоже прирастала колоритными одесситами. Жванецкий сам напоминал персонажа той литературы.

Ильф и Петров философствовали: «Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны "Мертвые души", построена Волховская гидростанция, совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь "уйди-уйди", написана песенка "Кирпичики" и построены брюки фасона "Полпред". В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У обитателей этого мира стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода».

Жванецкий был именно полпредом маленького мира маленьких людей, пытающихся как-нибудь прожить в мире «справочек», профсоюзных собраний на ликероводочном заводе, потребительских страстей, бушующих в магазинных подсобках.

Они мечтали попасть на склад, где «все есть», или оказаться в группе «подопытных», которым ничего не надо делать, кроме как тратить безграничные суммы денег. Они вполне разделяли романтическую веру в то, что человек рожден для счастья, как птица для полета, только интерпретировали ее по-своему. Их птицей счастья был тот попугай-матерщинник, что, «пролетая над Череповцом», посылал всех к такой-то матери.

Они изъяснялись полунамеками и эвфемизмами, пересекая языковую грань, за которой исчезали сам предмет разговора и идентичность собеседников, как в легендарной миниатюре о грузине-студенте по имени Авас. Лучшие тексты Жванецкого конца 1960-х (его первый спектакль «Светофор» увидел свет в ноябре 1967-го) и 1970-х — законченные мини-пьесы абсурда в духе Ионеско, которые и вовсе выходили далеко за рамки насмешки над советским бытом.

Но была еще одна нить, которая связывала его с эпохой нэпа. Его золотое время — годы, которые можно назвать годами брежневского неонэпа. В СССР сложилось полноценное, но застенчивое, общество потребления. Смеясь над этим обществом, построенном по принципу «ты — мне, я — тебе», Жванецкий был плотью от его плоти в буквальном смысле: его то ли герои, то ли антигерои со смаком потребляли его самого, как потребляли дефицитную жратву. И эта двойственность статуса придавала счастливой судьбе Жванецкого даже драматизм.

Конечно, его обожала не только советская буржуазия, гениальные решалы — тип, выведенный в сюрреалистическом скетче «Специалист». Далеко не ограничивалась его аудитория и зрителями райкинского Театра миниатюр, где Жванецкий в 1964—1970 годах работал завлитом, а затем — одноименного одесского театра. Он был желаннейшим гостем на полуофициальных вечерах в принадлежавшем ленинградскому МВД ДК имени Дзержинского, институте академика Капицы, бесчисленных «почтовых ящиках». И еще — на том, что в 1970-е еще не называли корпоративами. И еще — на квартирах тех самых людей, которым Высоцкий в те же годы пел свою «Охоту на волков».

Высоцкий и Жванецкий, Жванецкий и Высоцкий — два лика одной эпохи, одной странной и увлекательной советской культуры-айсберга. Только в отличие от Высоцкого Жванецкий эту культуру пережил как человек, но как феномен остался в ней целиком.

Михаил Трофименков