Правозащитник Антон Щербак рассказал “Ъ” о проблеме оценки психологической пригодности к службе в армии

Убийство троих военнослужащих 20-летним солдатом-срочником Антоном Макаровым под Воронежем произошло спустя год после аналогичной трагедии в Забайкальском крае. Тогда, в октябре 2019 года, военнослужащий Рамиль Шамсутдинов расстрелял из автомата восемь сослуживцев. Координатор отдела по защите прав военнослужащих организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга», юрист Антон Щербак рассказал корреспонденту “Ъ” Марии Литвиновой, почему в российской армии регулярно происходят такие трагедии — и как их можно было бы предотвратить.

— Как часто к вам обращаются призывники, которых пытаются забрать в армию, а они считают, что не подходят по состоянию здоровья, в том числе психического?

— Со всей России по несколько сотен в каждый призыв. Мы контактируем с ними как очно, так и по скайпу.

— Каким образом в российской армии оценивается психологическое состояние призывников и военнослужащих?

— Если говорить конкретно об этом молодом человеке, Антоне Макарове, то он должен был пройти проверку состояния психического здоровья как минимум три раза. В 17 лет при постановке на воинский учет, потом при поступлении в институт МВД — и при призыве на военную службу. Более того, два курса он отучился в институте, а на каждом из них курсанты силовых ведомств опять же проходят психологическое тестирование. В армии молодое пополнение также обычно сдает психологические тесты.

— Офицеры и преподаватели института, где он учился, характеризуют его в СМИ не с самой положительной стороны. Говорят, что он бывал агрессивным, мог совершать какие-то нелогичные поступки. А сослуживцы пишут в соцсетях, что он мог ни с того ни с сего закричать. Как человек с такими характеристиками мог попасть в армию?

— Он был призван в весну-лето 2020 года, получается, прослужил уже полгода. Значит, скорее всего, срыв мог произойти не потому, что он плохо адаптировался к военной службе. Видимо, к трагедии привели какие-то другие причины. Возможно, казарменное насилие — косвенные подтверждения этого уже появляются в СМИ со слов его сослуживцев. А также, возможно, психологическое состояние и различные психологические акцентуации его личности, которые, не исключено, были у него еще до призыва.

Институт психологов в армии существует, и при должном отношении работа этих специалистов будет давать результаты.

Но пока мы видим, что, к сожалению, часто работа военных психологов остается неоцененной, незамеченной. Или их рекомендации прямо игнорируются командованием части.

— Почему?

— Надо понимать, что все психологи в армии подчинены заместителям командира по военно-политической работе, которые часто формально относятся к своей службе, закрывают на многое глаза. И на насилие, и на проблемы солдата. И мы знаем даже о таких случаях, когда у людей есть предписания для госпитализации по психическому состоянию — а командование части, замполиты всячески обрабатывают военнослужащих: «Тебе это не надо, у тебя вся жизнь будет испорчена, никуда потом не устроишься». И создают тем самым потенциальную возможность подобных происшествий, пока человек с нестабильной психикой находится в части.

— Можно ли сказать, что Минобороны не сделало выводов после прошлогоднего убийства в войсковой части в Забайкалье, когда рядовой Рамиль Шамсутдинов расстрелял десятерых своих сослуживцев?

— По странному совпадению или злой иронии, буквально через год после расстрела военнослужащих Шамсутдиновым мы получили аналогичную трагедию. Но не стоит вспоминать только одного Шамсутдинова: как минимум с периодичностью раз в два года в армии происходят расстрелы. В 2017 году в Амурской области военнослужащий расстрелял из автомата сослуживцев, на месте погибли три человека, двое попали в больницу. В 2015 году солдат-срочник из элитной части ВДВ открыл стрельбу из автомата и убил шестерых сослуживцев, после чего выстрелил в себя.

— Почему, как вы считаете, трагедии повторяются?

— Кстати, после инцидента с Пермяковым как раз были указания Министерства обороны военкоматам и воинским частям строже следить за ребятами с нестабильной психикой.

И действительно, первые пару лет после этого командиры проявляли иногда даже излишнее рвение в этом вопросе. Мы работали с несколькими случаями, когда призывников, которым уже было присвоено звание рядового, но они еще находились на призывном пункте у себя в субъекте, прямо с пункта направляли на психиатрическое обследование. Это происходило, даже если медкомиссия лишь заподозрила у них какие-то проблемы или когда призывник повел себя как-то не совсем адекватно и странно. Но прошли годы, видимо, все устаканилось и забылось. И как это всегда бывает, мы снова и снова наступаем на те же грабли.

— Как можно было бы изменить эту ситуацию?

— Если смотреть на мировой опыт, то в определении годности призывника медицинский критерий необходимо как можно дальше отодвинуть от военных. Во многих государствах военная медицинская экспертиза имеет опосредованное отношение к оценке здоровья призывников. Существуют рекрутские пункты, куда они приходят со своими медицинскими документами, эти документы анализируются, их снова тестируют, выставляются категории.

А у нас же фактически гребут всех, кого сгрести можно и нельзя.

Мы часто участвуем в судах, помогаем людям, которые обжалуют решения о призыве — когда их, фактически негодных к службе по состоянию здоровья, пытаются забрать в армию. Правозащитное сообщество давно ведет обсуждение перевода процедуры призыва в гражданские ведомства.

— Как работа призывной комиссии устроена сейчас?

— Формально призывная комиссия — коллегиальный орган, который состоит в основном из гражданских лиц. Руководителем комиссии является глава муниципального образования, его заместителем — военком, там работают представители соцзащиты и МВД. Но по факту этими призывными комиссиями обычно управляет военный комиссар и раздает указания при сидящем рядом председателе. При этом надо понимать, что врачи, которые проводят медицинское освидетельствование, хотя и командируются из своих гражданских поликлиник, находятся в прямом подчинении у военного комиссара. Нам известны случаи, когда только по одному слову военкома менялась категория годности у того или иного человека.