На экранах «В чужой шкуре» Брэндона Кроненберга

В прокат вышел фантастический триллер «В чужой шкуре» (Possessor) — второй полнометражный фильм Брэндона Кроненберга, сына заслуженного мастера боди-хоррора Дэвида Кроненберга. Юлия Шагельман считает, что в этом случае отравленное яблочко недалеко укатилось от яблоньки.

Первые же кадры «В чужой шкуре» сняты так, чтобы не осталось никаких сомнений, на кого ориентируется молодой канадский режиссер. Темнокожая женщина (Габриэль Грэм) перед зеркалом втыкает себе в голову металлический электрод — крупный план выступающей крови, пропитывающей волосы, крупный план плачущего лица, глаза полны страха, вызванного пока еще непонятными зрителю причинами. Вместе с несколькими товарками она спускается на лифте в холл отеля, подсвеченный лихорадочно-розовым неоном, и там набрасывается с ножом на толстого мужчину в костюме, буквально искромсав его,— крови становится все больше, больше. После этого, пробормотав: «Вытаскивайте меня!», женщина засовывает в рот пистолет, но спустить курок то ли не решается, то ли не успевает. Эту задачу берут на себя подоспевшие полицейские, расстреляв ее в упор.

В аскетичной черно-белой комнате на кушетке приходит в себя другая женщина, белая (Андреа Райсборо). Это Тася Вос, она только что побывала в «шкуре» убийцы, и теперь начальница (Дженнифер Джейсон Ли) возвращает ее в собственное сознание, в качестве триггеров используя знакомые предметы: дедушкину трубку, засушенную бабочку, которую сама Тася убила и приколола в детстве, в чем продолжает раскаиваться.

Выясняется, что в недалеком будущем (или это уже настоящее?) ремесло наемного убийцы стало гораздо более сложным и технологичным. Никакого ожидания в засаде со снайперской винтовкой или бомбы, приделанной к днищу автомобиля. Киллеры — а Тася одна из лучших — внедряются в сознание человека из близкого окружения намеченной жертвы, сливаются с ним, а выполнив свою задачу, убивают и «носителя», что со стороны выглядит как самоубийство. Новый заказ Таси — СЕО некоей корпорации, которая занимается сбором данных, а исполнителем должен стать бойфренд его дочери, бывший драгдилер по имени Колин (Кристофер Эббот), поначалу смахивающий на когда-то красивый воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух. Проблема в том, что Тася, менявшая обличья, характеры и идентичности бесчисленное множество раз, все больше теряет себя, а воля Колина совсем не так слаба, как кажется.

Ключевым мотивом в фильме является контроль: разума над эмоциями, сознания над телом, власти в широком понимании (в современных обстоятельствах оруэлловское государство заменили корпорации, и чем более размыто поле их деятельности, тем страшнее) над отдельными индивидуумами. Колин работает в компании, которая собирает и анализирует информацию о самых бытовых вещах, например, какие шторы покупают люди, вторгаясь в их приватные жизни через экраны мобильников и ноутбуков, так же как Тася вторгается в его мозг с помощью мудреных устройств пыточного вида. Она становится паразитом в его теле, но паразит и он сам, и предназначенный на убой владелец корпорации.

Деньги, наркотики, убийство, секс, даже любовь и близость — все это инструменты контроля. В том числе поэтому героиня пытается вырваться из «нормальной» жизни с любящими мужем и сыном в перевернутый мир, где она и только она управляет всем происходящим. Однако эта уверенность ложная — по-настоящему контролирует ситуацию тот, кто остается снаружи, вне схватки разумов Таси и Колина, сначала только психологической, а потом все более и более кровавой.

Действие фильма развивается по спирали и, в сущности, не сообщает ничего нового ни на одном из ее поворотов, но его визуальное решение, в котором холодная монохромная геометрия соседствует со взбудораженной, вывернутой телесностью, создает тревожное, дискомфортное ощущение. Больше всего пугают при этом даже не спецэффекты, с помощью которых продемонстрированы процесс перехода одного сознания в другое, их слияние, симбиоз и попытка разрыва, но по старинке изготовленная латексная маска, запечатлевшая беззвучный крик человека, уже не понимающего, кто он/она такой/такая. Конечно, подобным набором идей и образов пользовался еще Кроненберг-старший, но, судя по двум фильмам младшего, ему удалось их не просто позаимствовать, а полностью подчинить себе и выстроить на их основе собственный мир — нездоровый, однако весьма жизнеспособный.