«Машина — это паттерн общества, паттерн политики»
Woodkid о новых и старых технологиях
В октябре у французского художника, режиссера и исполнителя собственных песен Йоанна Лемуана, известного миру под именем Woodkid, вышел второй полноформатный альбом, получивший название «S16». Новые песни появились после большого перерыва в студийной и концертной деятельности исполнителя. Вопросы, накопившиеся за это время, Woodkid задал Борис Барабанов.
— Йоанн, а вы помните ваше выступление в Москве?
— А! Это когда мы играли под проливным дождем? Отлично помню. Как назывался этот парк? Горски-парк?
— Парк Горького. Подозреваю, что это выступление на фестивале Bosco Fresh Fest в 2013 году помнят все ваши московские фанаты. Вы тогда с симфоническим оркестром «Новая Россия» играли.
— Это было какое-то сумасшествие, но это один из моих любимых эпизодов за всю мою карьеру, потому что ни один зритель не ушел! Мне кажется, никто толком не заснял этот концерт, а жаль. Я помню, как прямо по ходу фестиваля мы должны были закрывать целлофаном всю аппаратуру. Вода уже почти добралась до компьютеров, мы были в шаге от того, чтобы отменить шоу. Но мы увидели, что люди открыли зонты и настроены слушать нас при любой погоде, и остались.
— Но мне из всех ваших концертов, которые лично я видел, больше всего запомнился концерт на 50-м джазовом фестивале в Монтрё в 2016 году, когда с вами были Son Lux, Эд Дрост и Эль Фэннинг.
— Они все — мои друзья!
— не нашел это шоу в сети.
— Из этого шоу мы сделали несколько концертных видео. Вообще, я не очень люблю выкладывать в сеть концерты целиком, даже очень хорошие концерты. Мы делимся лучшим, а остальное улетает в космос. И еще мы хотим, чтобы что-то оставалось только между музыкантами и публикой, понимаете? Что-то должно остаться между нами.
— Вы тогда играли в декорации, которая напоминала внутреннюю сторону футбольного мяча.
— Эта декорация в виде купола из яичной скорлупы очень надежная, ее можно хоть на Луне установить. У нее устойчивый каркас, и при этом она требует совсем мало материала для ячеек, из которых состоит.
— В этом шоу я впервые увидел на сцене инструмент, напоминающий стеклянную гармонику из одного русского мультфильма.
— Это Cristal Baschet — французский музыкальный инструмент, который в 1950-е годы сделали братья Бернар и Кристиан Баше. Они были скульпторами и одновременно музыкантами, так что придумывали инструменты, которыми можно было любоваться как скульптурами и которые в то же время издавали очень необычные звуки. Cristal Baschet обладает особой, я бы сказал, эфирной яркостью звучания.
— Я так подробно вспоминаю этот концерт потому, что на его фоне сильным контрастом выглядели последовавшие годы затишья. Год спустя там же, в Монтрё, я видел вас в толпе — как простого зрителя. Как будто вы сошли с пьедестала и отказались от роли звезды. Вы выглядели нормальным человеком.
— Я не знаю, что такое нормальность. У меня много претензий к этому слову. Я никогда не считал себя звездой, у меня нет этого рода энергии. Нет того ингредиента, который необходим, например, для участия в шоу «X-Factor». Я делаю музыку, потому что я одержим творчеством, потому что это мой способ выживания и у меня огромное эго. Так что я далек от любой нормальности. В этом смысле я, наверное, такой типа сумасшедший художник. Но я никогда не ограничивал себя в том, что касается простых вещей. Я хожу по улицам, меня никто не останавливает, чтобы сделать селфи или взять автограф. Я могу пойти в клуб, напиться и кататься пьяным по полу, не боясь, что на меня кто-то косо посмотрит. Я делаю что хочу, не задумываясь о каких-то звездных ограничениях. Есть дистанция между моей личностью и моей карьерой, понимаете?
— «Goliath» — первое видео, которое вы сняли на материале нового альбома. Вы сделали его в декорациях угольного карьера в Чехии, а одним из главных героев стал огромный угледобывающий комбайн. Для популярной музыки не самый очевидный образ. Следующее видео — «In Your Likeness» — вы сделали на нефтяной платформе в Норвегии. Клип «Goliath» вышел в апреле, а в октябре Пост Мэлоун выступил в похожих технологичных декорациях на Billboard Music Awards. Похоже, вы создали целый тренд.
— Спасибо за упоминание этого номера на Billboard Music Awards. Кажется, это первый раз, когда кто-то заметил сходство. Не знаю, видел ли Пост Мэлоун мой клип, скорее всего, это совпадение. Но эта тема носится в воздухе.
Большие машины — часть мира, в котором мы живем. И это хороший образ на метафорическом уровне. Я просто в какой-то момент почувствовал, что мне нужно поговорить о механизмах. О настоящих машинах из железа — и о машине как системе. Машина — это паттерн общества, паттерн политики. Я пересмотрел множество мест в поисках вдохновения и вот наконец нашел этот экскаватор в карьере. Он полностью соответствовал моей идее. Это была машина, обладающая определенным обаянием. Она олицетворяла инженерное совершенство, полет человеческой мысли и одновременно сумасшествие. Она была метафорой разрушения окружающей среды. Утопия и дистопия в одном образе.
— Насколько я помню, S16 — атомный номер серы. Это вещество, которое необходимо всем живым существам, но оно же может их сжечь. Несколько неожиданный образ для альбома, нет?
— Мне интересно все, что содержит в себе парадокс. Мне неинтересны плоские, одномерные идеи. Если говорить об экологии, у меня нет однозначных ответов на вопросы о вреде, который наносят планете гениальные человеческие технологии. Но я задаю эти вопросы. Вообще, искусство ведь в большей степени задает вопросы, нежели отвечает на них. Может быть, это одна из тех тем, которые занимают меня больше всего. Надеюсь, когда-нибудь у меня будут ответы. Вы знаете, еще одно противоречие состоит в том, что как режиссер, как художник я по-настоящему очарован машинами, но мои политические убеждения полностью противоположны этому культу машины. Благодаря таким противоречиям, наверное, возникает напряжение, которое я и пытаюсь передать в своих работах.
— Одна из ваших самых известных режиссерских работ — клип Гарри Стайлза «Sign Of The Times». Я давно хотел спросить вас, как вы заставили его летать?
— Я вас разочарую. Ничего сверхъестественного. Мы подвесили его под вертолетом на тросе. Конечно, это потребовало от него смелости. Нам поначалу эта идея с левитацией тоже казалась полным безумием. Я рад, что мы смогли ее реализовать, но мы не изобрели для этого клипа ничего нового.
— А какой из своих клипов вы считаете самым новаторским?
— Я до сих пор горжусь клипом «Iron». Он изменил для меня все. Моя карьера делится на до и после него.
— А если взять вообще всю историю музыкальных видео? Что вдохновляло вас больше всего?
— У Мадонны есть клип «Frozen». Его снял Крис Каннингем. Это абсолютное воплощение красоты, бьющее прямо в точку. Я был совсем юным, когда появилось это видео, и я просто влюбился в него. В нем есть волшебство, символизм, прекрасная операторская работа и, я бы сказал, ощущение тьмы. Ощущение, которое редко встречалось в телевизионном эфире. Это был настоящий готский эмо-клип.