Как начиналось то, что еще не кончилось

В свете бурных политических процессов, всколыхнувших «стабильную и процветающую» Белоруссию за последние полгода, многие уже позабыли, что начались они вовсе не с президентской предвыборной гонки и даже не с пандемии. Первые протестные марши прокатились по минским улицам ровно год назад — в декабре 2019-го. Давайте вглядимся в них. Иначе не понять, что началось полгода спустя.

Алеся Корженевская, Минск

Бело-красно-белые флаги, «живые цепи» вдоль проспекта Независимости, скандирование «Жыве Беларусь» и «Далучайся», выкрики «Фашисты» в сторону милиционеров, активное освещение происходящего в небезызвестном Telegram-канале Nexta — повторение всей этой стилистики, выплеснувшейся на улицы зимой 2019-го, мы увидим летом и осенью 2020-го. Правда, в гораздо больших масштабах и с трагическими последствиями. А тогда, год назад, казалось, ничто и не предвещало…

Декабрьский тест

Причина, по которой люди вышли в середине декабря 2019-го,— возможная углубленная интеграция в рамках Союзного государства. Причем недовольство демонстранты по большей части высказывали в адрес не своего президента, а соседского, который, по их мнению, планировал «включить Белоруссию в состав России». Были у толпы и свои лидеры — оппозиционные активисты минувших лет, которые, как выяснилось к моменту нынешней предвыборной гонки, уже никого не интересовали.

Зато именно за участие в одной из таких вот противоинтеграционных демонстраций блогер Сергей Тихановский и получил впервые 30 суток ареста. После этого его имя все чаще стало мелькать в белорусских СМИ, а в мае он и вовсе объявил о намерении выдвигать свою кандидатуру на пост президента. И хотя до избирательного бюллетеня дошел не он сам, а его жена Светлана Тихановская, точкой отсчета их семейной политической карьеры можно считать именно те самые акции конца прошлого года.

Впрочем, не только рождением новых лидеров оппозиции запомнился прошлый декабрь. Год назад белорусские и российские власти так и не смогли прийти к окончательным интеграционным договоренностям. Принципиальные разногласия коснулись нефтегазовых вопросов, на которых процесс и остановился…

Энергетическая заноза

Главная заноза в белорусско-российских экономических отношениях, как ни крути,— энергетика. Напомню, как она нарывала в последний раз.

Принципиальность в вопросах цены на нефть привела к тому, что в начале нового (2020-го) года белорусские нефтеперерабатывающие заводы остались практически без сырья. В спешке пытались наладить доставку из альтернативных источников, порой экзотических, но долгосрочных контрактов на крупные поставки подписать так и не удалось. Спасло падение цен на нефть, которое неожиданно усилила пандемия: на фоне всех этих метаморфоз российская нефть вернулась в Белоруссию, а ценовые разногласия отошли на второй план — до поры до времени.

В целом же за год без малого (в январе — ноябре 2020-го) нефти в Белоруссию было поставлено на четверть меньше, чем за аналогичный период в 2019-м. Ожидается, что до конца декабря общий объем переработки на двух белорусских НПЗ не превысит 15 млн тонн (в 2019-м для сравнения было 18 млн тонн). На фоне тех потрясений, которые пришлось пережить белорусской нефтеперерабатывающей отрасли в первые месяцы года из-за критически низких поставок, а потом и всему мировому нефтяному рынку из-за падения цен на энергоносители, это снижение, скажем прямо, не такое и страшное.

Главное в другом — как ни пытались белорусы избавиться от этой самой занозы энергетической зависимости от соседа, около 90 процентов поступившего к ним сырья все равно оказалось российским.

Сохранится ли тенденция? Теперь уже наверняка. И дело тут не только в ценах, но и вот в чем еще.

С января 2020-го вплоть до дня президентских выборов (9 августа) прибалтийские порты упоминались в белорусской повестке исключительно в позитивном ключе. Их представляли в качестве спасительной соломинки, по которой в страну будет поступать нефть из альтернативных источников — Норвегии, США, Саудовской Аравии… Каждый танкер (со сравнительно небольшим объемом сырья — около 80 тысяч тонн) сопровождался пристальным вниманием государственной прессы. Но как только Европа (после звучных предложений Литвы) стала угрожать белорусским чиновникам и госпредприятиям санкциями, милость сменилась молчанием. А потом и вовсе пошли прямые угрозы:

— Я поручил правительству внести предложение о переориентации всех торговых потоков с портов Литвы на другие. Вот мы и посмотрим, как они будут жить. 30 процентов литовского бюджета формируют наши грузопотоки через Литву. Что еще надо? Зажрались. Поэтому поставим на место,— заявил Александр Лукашенко в конце августа.

Как стало ясно довольно быстро, идея не просто в том, чтобы прекратить перевозки альтернативной нефти через литовский порт Клайпеда. Речь также о том, чтобы перекинуть на Россию вообще все грузы, что идут на экспорт из Белоруссии (например, те же калийные удобрения).

Похоже, президент Белоруссии не бросал слов на ветер. Уже спустя пару недель после его заявления пошел предметный разговор о переориентировке белорусских грузов на Финский залив, а именно в порт Усть-Луга, где сейчас строится три новых терминала. В сентябре губернатор Ленинградской области лично посетил Минск. В октябре белорусская делегация нанесла ответный визит на стройку.

На деле же намерение Александра Григорьевича проучить неблагодарных партнеров в странах Балтии уперлось в определенные финансовые трудности. Удастся ли конвертировать увеличение дистанции (плюс пара сотен километров по железной дороге до моря) в выгоду не только политическую, но и экономическую, пока неизвестно. Большинство экспертов сходятся во мнении, что расходы на транспортировку при таком раскладе только вырастут. Хотя не исключают возможности определенных преференций и скидок для белорусских компаний со стороны РЖД и владельцев портовой инфраструктуры.

Что же до российского правительства, то оно, кажется, всерьез ухватилось за возможность переманить белорусского клиента с литовских берегов к ленинградским — морская тема то и дело всплывает как в переговорах президентов, так и на повестке совещаний энергетических и транспортных ведомств двух стран.

А ведь если дело выгорит, то и поставки альтернативной нефти будут тогда зависеть от России. При этом сворачивать перерабатывающую отрасль в Белоруссии точно не собираются. Сегодня это 1600 организаций, в которых заняты 83 тысячи человек. Более того, 1 декабря концерн «Белнефтехим» заявил о планах вложить в развитие своего комплекса 8,8 млрд долларов (4,9 — из собственного кармана, 3,9 — заемные и привлеченные средства) до 2030 года.

Не меньше конфликтов вызывает и газовый вопрос. Уже который год подряд белорусы добиваются снижения цены (сейчас платят 127 долларов за тысячу кубометров). Тщетно. Этой весной, пытаясь доказать несправедливость стоимости, даже стали платить за потребляемый газ ниже положенного. На что рассчитывали? К октябрю накопили приличный долг, который, однако, погасили деньгами, занятыми у Евразийского фонда стабилизации и развития. И сейчас в переговорах на цены следующего года просят хотя бы одного — оставить все как есть.

Не стоит забывать, что в последние пару десятилетий шли масштабные программы по газификации Белоруссии: немалые деньги из бюджета выделялись на прокладку коммуникаций, серьезные льготы и скидки предоставляли организациям и физлицам на покупку оборудования. В итоге все белорусские города, городские и рабочие поселки, больше трех тысяч деревень и тысяча агрогородков держатся за трубу, по которой течет голубое топливо. Кто ж теперь от нее откажется?

Интересно, что подобных проектов по электрификации в стране нет. Хотя они были бы вполне логичны, учитывая запуск БелАЭС в следующем году. Появились, конечно, льготы и скидки, но народ массово переходить на электричество все еще не планирует, да и к самой атомной электростанции относится прохладно. Логика примерно такая: «Есть и есть, главное, чтоб второго Чернобыля не случилось».

Причины такого подхода, возможно, объяснимы тем, что возводилась АЭС на деньги, взятые в долг у России. Строительством и запуском тоже занимаются непосредственно россияне. Мало того. Судя по тому, с каким остервенением относятся к станции прибалты (все уже сбились со счета, сколько нот протеста они отправили белорусам и сколько раз призывали ЕС бойкотировать покупку электричества из республики), потреблять энергию АЭС будут тоже российские регионы. Поскольку с самого начала станция не рассматривалась как внутренний проект, таким она, видимо, и не станет. По крайней мере, в обозримом будущем.

От интеграции до интенсификации

Если сегодня присмотреться к нефтегазовому конфликту начала года, то невооруженным глазом заметно: очень похоже, что именно он стал одним из тех факторов, из-за которых Белоруссия и Россия входили в пандемию по разные стороны баррикад. Одни разногласия потянули за собой другие.

По сути, пошатнувшаяся из-за серьезных проблем в нефтепереработке белорусская экономика просто не могла себе позволить отправить страну на карантин, как это сделали россияне. Весной в республике не стали останавливать работу предприятий, закрывать людей по домам, вводить масочно-перчаточный режим и запрещать въезд иностранцам. В то время как в РФ все это имело место. На Пасху белорусские храмы оставались открытыми, а на 9 Мая в Минске прошел масштабный военный парад в честь 75-летия Победы, чему удивлялись везде, в том числе и в России. Пока Владимир Путин участвовал в совещаниях онлайн и записывал обращения из резиденции в Ново-Огарево, Александр Лукашенко не отказывал себе в хоккейных матчах и практически каждую неделю отправлялся в командировки по стране.

В итоге на белорусского лидера обрушилась критика со всего мира, в том числе и со стороны некоторых российских политиков. А между государствами впервые за последние пару сотен лет возникла не формальная, а вполне реальная граница — по инициативе РФ.

Она вроде как должна была стать проверкой на прочность для братских отношений простых граждан двух стран: смогут ли друг без друга? Смогли, только не друг без друга — люди, кровно заинтересованные в контактах по обе стороны границы, вместе бросили силы на поиск вариантов обхода внезапно возникших кордонов. И, конечно, нашли — народы-то у нас творческие. Появилась целая сеть теневых перевозчиков, которые стали предлагать транспортные услуги по маршрутам Минск — Москва, Минск — Смоленск, Минск — Санкт-Петербург и др. Ехать, правда, через болота и партизанские тропы. В дороге — сутки, цены на билеты — в несколько раз дороже докоронавирусных. И ведь знают пограничники, что нелегалы по лесам шастают, но выискивают рядовых нарушителей без особого энтузиазма. Как говорится, кому пандемия, а кому мать родная.

Другое дело, что после выборов и последующих массовых протестов с жесткими подавлениями и санкциями со стороны ЕС тональность белорусско-российских отношений на высоком уровне в корне переменилась. Достаточно вспомнить, как еще 4 августа Александр Лукашенко укорял Россию за то, что она якобы «поменяла с нами братские отношения на партнерские». А через пару дней как ни в чем не бывало заявил, что все равно «будем строить братские». Дальше — больше. И про то, что «русский язык сохраним», и что «будем вместе границы Союзного государства защищать», если придется, и много чего другого.

Эксперты из области политологии и социологии все пытались высмотреть в этих речах то «крик о помощи диктатора», то «последние попытки удержаться за власть с помощью российской армии». Но суть не в том, что президент Лукашенко говорил, а в том, что вместе со словами тут же пошли реальные действия — от возобновления обсуждения интеграционных карт правительствами до визитов губернаторов регионов РФ в Минск.

Хотя само слово «интеграция» как белорусские, так и российские власти в этом году стараются употреблять как можно реже. Может, боятся дать очередной повод для протестов, которые в последние недели начали сходить на нет. А может, просто за год отвыкли мыслить в допандемических терминах.

Премьер-министры Михаил Мишустин и Роман Головченко, например, все чаще говорят об «интенсификации отношений на всех уровнях». Кстати, новости об их телефонных разговорах теперь появляются каждую неделю-две в противовес весеннему затишью, когда на контакт выходили раз в месяц. В поле зрения вернулась и нефть с газом, и военные учения, и спорт (есть вероятность, что по политическим причинам белорусские спортсмены поедут в Токио под нейтральным флагом). Вслед за россиянами, по всей видимости, белорусов ждут и конституционные изменения.

Хорошая новость — в тестовом режиме в ноябре началась отмена роуминга между странами, к которой, стоит напомнить, шли несколько лет. Фактически звонки и СМС для абонентов основных операторов уже подешевели в 20 раз для россиян на территории Белоруссии и наоборот, для белорусов в РФ. Парадокс в том, однако, что ждали ее люди долго, а пока воспользоваться ей все равно не могут.

В центре внимания всех обсуждений сейчас, однако,— борьба с коронавирусом: с приходом второй волны тревоги и меры, которые принимаются, чтобы их снять, практически полностью совпадают и тут, и там. Белорусы, наконец, стали в обязательном порядке носить маски, а на днях все-таки закрыли выезд собственных граждан за границу. Они же станут первыми иностранцами, которые получат российскую вакцину «Спутник V» (и даже отметились в ее испытаниях на третьем этапе).

Впрочем, все эти сближения так и не открыли границы и не возобновили транспортное, прежде всего железнодорожное, сообщение между странами (не считая трех авиарейсов из Минска в Москву с билетами по не самой приятной цене). Анонсировали это событие не раз и не два, но до реализации в этом году, видимо, так и не дойдет…

Остается привычное — разговоры об углублении интеграции или ускорении интенсификации на высоком уровне. С необходимой поправкой на уходящий 2020 год: мы все увидели — издержки того, что эти планы никак не стыкуются, имеют свойство выплескиваться на улицы.