Еда с Алексеем Зиминым

То, что то ли русский язык, то ли наше отношение к нему немного притормаживают, стало понятно после вируса феминитивов. Все эти «редакторки» и «режиссерки» возмутили консервативное большинство, которое тут же начало говорить с прогрессивным меньшинством, как русский царь с евреем.

Лично мне проблема новой женственности в лингвистике не кажется надуманной; в конце концов, язык — отражение в том числе и поведенческих модусов, а если в языке сохранилось ветхое понятие рода, то почему бы в нем не возникнуть и «режиссерке». В конце концов, «отечество» у нас, как трансгендер какой-нибудь, среднего рода. Так что, в известном смысле русский язык еще и фору даст тому же английскому, где что «младенец», что «собака» — это одно и то же it.

Любопытнее другое, почему вот эта вот отзывчивость русского языка, его потенциальная всеядность так не работает даже в местах, не имеющих отношения к деликатным проблемам гендера.

Те, кто играет в «скрэббл» или «эрудит», поймут меня.

Скажем, есть слово «колхозник», но нет слова «совхозник». Хотя словообразовательная модель никак не противоречит существованию этого слова. Были колхозы, в них работали колхозники. Это научный факт. Но были и совхозы, это тоже научный факт — и кто работал в них? Ответ «никто» не принимается, пусть он отчасти и может быть засчитан.

Есть «силовики», но нет общеупотребительного термина «слабовики» за пределами интеллигентской субкультуры, хотя понятно, что слабовики — это абсолютное большинство. Ну и существует, например, расстегай — пирог с декольте, но нет застегая — пирога, блюдущего скромность. То есть, он есть, но нет термина, точно его характеризующего в качестве альтернативы расстегаю. В рамках целой жизни, а не то что одной журнальной колонки, нелегко восстановить справедливость. Но это не значит, что не надо даже пытаться. Давайте попробуем. Вот вам рецепт «застегая», которого нет в словаре Ожегова и «Книге о вкусной и здоровой пище», но который при этом существует в природе, еще никак не названный, названный по-разному, но все не так.

Полкило хорошего рыбного филе (треска в чистом виде, треска пополам с лососем и т. п.) нарубить ножом так, как будто вы собираетесь готовить рыбный тартар. То есть мелко, но достаточно крупно, чтобы каждый кусок сохранял структуру большого филе. Грубо говоря, кусок должен быть размером 5 на 5 мм примерно. Чуть меньше, чуть больше — не страшно.

Добавить 50 мл жирных сливок, хорошую щепотку соли, хорошую — молотого черного перца, по хорошей щепотке укропа и петрушки, нарубленных мелко-мелко.

Половину луковицы нарезать небольшим кубиком и припустить на сливочном масле, пока лук не даст слезу, станет мягким. Добавить два зубчика чеснока, нарезанных мелко, и 200 г шампиньонов, нарезанных так же мелко, как лук, тушить все это на быстром огне пару минут, потом перемешать с рыбой и 50 г панировочных сухарей.

Готовый брикет слоеного бездрожжевого теста раскатать на два прямоугольника размером примерно 25 на 20 см. Выложить один прямоугольник на противень, на него рыбную смесь максимально компактно, в виде протяженной горки, так, чтобы чистыми оставались по 2 см края теста.

Сверху накрыть вторым прямоугольником теста и склеить края. Смазать тесто взбитым яйцом и поставить в печку, разогретую до 160 градусов на 25 минут. Увеличить температуру до 200 градусов и держать еще минут 10–15, пока корочка теста не приобретет приятный загар.

Дать остыть полчаса, нарезать на куски и подавать с холодным шампанским, продажи которого по итогам пандемии в мире упали чуть ли не вдвое, а это значит, что в мире его — достаточно.

И если вам не понадобятся после этого никакие слова для описания собственных чувств, вы все сделали правильно. В конце концов, от всего языка нам остается даже не часть речи, а только лишь молчание.

Алексей Зимин — главный редактор сайта «Афиша-Еда»