Как повышение цен в 1970 году привело к политическому кризису в Польше

Леонид Максименков, историк

Полвека назад в Кремле осознали: растущие цены страшнее дефицита

Ровно 50 лет назад мир реального социализма потряс взрыв. Рвануло там, где не ждали,— в мирной и благополучной Польской Народной Республике. Владислав Гомулка — первый секретарь ЦК правящей партии — ПОРП объявил о повышении цен на продукты первой необходимости. И вместо митингов трудящихся, безоговорочно поддержавших решение партии и правительства, взамен писем сознательных граждан в газеты и на радио, докеры трех главных прибалтийских портов объявили забастовку. К ним примкнули интеллигенты, студенты и простые обыватели. Люди вышли на улицы, где их встретили войска Польской народной армии, которые открыли огонь. Погибли 45 человек. Почти 1200 получили ранения…

Через несколько дней уже в Москве политбюро ЦК в своей закрытой «Информации для партийного актива КПСС о событиях в Польской Народной Республике» изложит свою версию событий: «В середине декабря с.г. в Гданьске, Гдыне, Щецине и в некоторых других городах возникли волнения среди населения, принявшие в ряде мест массовый характер. К выступлениям рабочих, сохранивших в общем лояльное отношение к социалистическому строю, примешались хулиганские авантюристические элементы и враги социализма, которые спровоцировали серьезные эксцессы и беспорядки». О количестве убитых и раненых советскому партийному активу не рассказывали.

Путь к обрыву

В Москве причины польского кризиса увидели «в несоблюдении ленинских законов народного хозяйства». А как иначе объяснить затрагивающее широкие массы трудящихся повышение цен на мясо, молоко, крупы, макароны, муку, рыбу, консервированные фрукты, а также на уголь, кокс, льняные и хлопчатобумажные ткани, строительные материалы и ряд других товаров? Дело усугублялось тем, что при этом повышались заготовительные цены на свинину, домашнюю птицу и молоко, производимые в частных хозяйствах (85 процентов крестьянских хозяйств в Польше были единоличными), что, по мнению Москвы, оценивалось как «кулацкий удар в спину рабочего класса». Закрытое письмо ЦК КПСС в адрес номенклатуры, командного и политического состава Вооруженных сил, работников СМИ и советских учреждений за границей, а также лекторов парткомов акцентировало: «Эта мера предоставила выгоды главным образом зажиточным крестьянам». Но и это еще не все. Одновременно польские руководители объявили о снижении цен на некоторые промышленные товары длительного пользования. «Однако,— разъяснило письмо,— многие из этих товаров — холодильники, телевизоры, магнитофоны и т.д.— имеют пока еще ограниченный сбыт в стране». То есть покупать эти предметы роскоши «широкие трудящиеся массы» не могли — это тоже подогревало протесты.

Через две недели после стрельбы уже новый премьер Польши Ярошевич отчитывался в Москве, как бывшие руководители «довели до ручки» страну: на мясо и мясопродукты цены в 1967–1970 годах в общей сложности выросли более чем на 40 процентов, на вино-водочные изделия — почти на 17, на табак и папиросы — приблизительно на 30, на уголь (в 1970 году) — на 10 процентов. Подорожали еще рыба, кофе, крупы. Кроме того, росла квартплата. Да еще в 1967-м в 2 раза увеличилась плата за пользование городским транспортом, повысились цены в рабочих столовых. Наконец, в 1970-м выросла плата за детские сады и ясли, а рост реальной заработной платы был самым низким из соцстран. Ярошевич констатировал: «Возникло чреватое взрывом положение, в котором искрой для взрыва явилось навязанное В. Гомулкой и Б. Ящуком изменение цен от 13 декабря 1970 года».

Говорит и слушает Москва

Были ли польские потрясения полной неожиданностью для Москвы? С одной стороны, именно так: политбюро ЦК КПСС должно было собраться на очередное заседание 17 декабря в 3 часа дня, среди вынесенных на обсуждение вопросов Польша числилась одним пунктом — «Об увеличении поставок хлопка в ПНР в 1971 году». Но когда в Кремль полетели шифровки о стрельбе и кризисе власти в ПНР, заседание политбюро отложили. Брежнев несколько раз говорил с Гомулкой по телефону, призывал его сделать правильные выводы, то есть подать в отставку. Об этих телефонных переговорах пару дней спустя скупо расскажут советскому активу: «В беседах по телефону т. Л.И. Брежнева с т. Гомулкой была подчеркнута особая опасность ослабления связей партии с рабочим классом, отмечалась необходимость принять такие меры политического и экономического порядка, которые обеспечили бы поддержку рабочим классом линии партии».

«К сожалению,— продолжало информировать письмо,— надлежащего понимания со стороны т. Гомулки проявлено не было. Он защищал принятое решение, недооценивал отрицательную реакцию значительной части рабочих, уходил от принципиальной оценки сложившейся ситуации, сводил суть всех осложнений только к действиям хулиганских, антиобщественных элементов и заявлял, что он не видит нужды вносить коррективы в свои решения».

Тогда на призыв Москвы откликнулась «здоровая часть польского руководства». Проще говоря, произошел переворот: первым секретарем ЦК ПОРП стал Эдвард Герек, который провел основательные кадровые перестановки в руководстве страны и через две недели на «смотринах» в Москве докладывал Брежневу и Косыгину об итогах «оргмероприятий» и деталях драматических декабрьских событий. Согласно Гереку, командование Польской армии, в частности министр национальной обороны Войцех Ярузельский, фактически было отстранено от управления войсками, все приказы исходили непосредственно от Гомулки, а он «требовал не жалеть патронов». На побережье был создан штаб, который должен был руководить всеми операциями против бастовавших рабочих. Однако и этот штаб был лишен полномочий — действиями войск и милиции руководили второй секретарь ЦК и главный идеолог Зенон Клишко и глава польских профсоюзов Лога-Совиньский. Без ложной скромности Герек сказал Брежневу: «…могла бы произойти большая трагедия. Если бы в воскресенье не сменилось руководство, то в понедельник в знак солидарности с рабочими побережья поднялась бы вся страна. Дело не только в повышении цен, оно явилось последней каплей, переполнившей чашу».

И все же: знал ли Кремль о грядущем повышении цен? О том, что кризис назревал давно, а откладывать принятие болевых финансово-экономических решений дальше было невозможно, в Москве были хорошо осведомлены.

Так, еще 19 августа 1970 года польская сторона, предвидя приближение масштабного кризиса по выплате платежей — процентов по западным займам, обратилась к Москве с просьбой о дополнительных поставках зерна (к тому моменту сумма польского долга составляла 1 млрд долларов — огромная сумма, равная годовому экспорту страны в капиталистические страны). Не получив ответа, поляки повторили просьбу, уже более настойчиво, 16 октября. И опять молчание. Наконец, спустя еще некоторое время, Москва дает согласие выделить дополнительно 2 млн тонн зерна в обмен на товары народного потребления, но к этому моменту ситуация уже входила в пике. Когда в начале декабря в Москву на переговоры прилетел польский вице-премьер и председатель Госплана Станислав Маевский, выяснилось, что Польше необходимы еще и дополнительные поставки нефти (200 тысяч тонн), и отсрочка (на 15 лет) по предоставленным советским кредитам, и много еще чего — список был длинным. Председатель Госплана СССР Николай Байбаков докладывает политбюро: «…Тов. Маевскому было сообщено, что из-за отсутствия ресурсов удовлетворить просьбу ПНР не представляется возможным».

Подобные ответы Госплан без санкции Кремля давать не мог. Значит, такая санкция была. Получив фактический отказ, раздраженный и оскорбленный Гомулка садится перед телекамерами и объявляет о повышении цен...

Новые лидеры Польши — Герек и премьер Ярошевич — прилетели в Москву 5 января нового, 1971 года. Во Внуково их встретили Брежнев с Косыгиным, потом — Кремль и переговоры. Советское руководство интересовали политические и идеологические новости «с фронта». Польские гости, наоборот, стремились донести до хозяев бесконечный список дефицита, который нужно было срочно покрывать. Фактически они озвучили те же списки, которыми бомбардировал Москву свергнутый Гомулка с соратниками. Получалось: персонажи за столом поменялись, но «игра» осталась прежней. С той только разницей, что теперь, после случившихся в Польше расстрелов, просьбы товарищей оформлялись оговорками типа «существует настоятельная необходимость», что больше походило на легкий шантаж.

Правда, гости сообщили Брежневу и Косыгину о том, что новые власти на два года заморозили цены на продукты. Кроме того, увеличили зарплатный фонд на 8 млрд злотых. Из этой суммы 2,6 млрд выделено для многодетных семей, 600 млн — для пенсионеров. За счет чего эти расходы? Придется придержать рост зарплаты высокооплачиваемым, ввести дополнительные налоги на частный сектор.

Москве, которая всегда настаивала на классовом подходе к решению экономических проблем, такое решение пришлось по душе. Но много ли было состоятельных поляков? Читаем в стенограмме тех первых после Гомулки советско-польских переговоров на высшем уровне.

«Э. Герек. Остро стоит вопрос о дополнительных налогах на частный сектор, особенно в промышленности, где он уже вышел за рамки мелкого ремесла. Частники представляют большую опасность с точки зрения отрицательного влияния на политические настроения населения.

А.Н. Косыгин. Какой процент составляет частный сектор в промышленности?

П. Ярошевич. Примерно полтора процента. Это немного, но здесь главное — морально-политический фактор.

Л.И. Брежнев. Вы за этим внимательно следите. Частный сектор может незаметно расползтись, как это имеет место в ГДР».

Как откликнулось

Какие уроки из варшавского переворота извлекли в Москве?

Как выясняется, существенные: после «польского инцидента» начали срочно переписывать уже готовый к утверждению в марте на съезде КПСС проект пятилетнего плана. А это был сложнейший взаимосвязанный документ, над которым долго работали тысячи людей в десятках научно-исследовательских институтов, в министерствах и ведомствах. Выстрелы в Гданьске, Гдыне и Щецине отправили этот текст в мусорное ведро. Политбюро немедленно приказало:

«Поручить Госплану СССР переработать проект Директив XXIV съезда КПСС по пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1971–1975 гг. с учетом обмена мнениями и в соответствии с предложениями и замечаниями, высказанными на заседании Политбюро ЦК КПСС, обратив серьезное внимание на дальнейшее повышение жизненного уровня народа, на основе всемерного повышения эффективности и интенсификации всего общественного производства, дальнейшего развития и внедрения научно-технического прогресса, роста национального дохода страны и более полного обеспечения рынка страны товарами народного потребления».

Эта музыка о «повышении эффективности», «дальнейшем развитии», «внедрении» и «полном обеспечении рынка» воспринималась массами как нечто из области научной фантастики. Почти как построение коммунизма в стране за 20 лет, обещанное Хрущевым. Чтобы избежать опасных параллелей и понимая, что болтовней о «научно-техническом прогрессе» никого не накормишь, политбюро подкрепило демагогию конкретикой: «Обязать ГУГМР (Главное управление государственных материальных резервов.— "О") выдать в декабре 1970 г. из госрезерва Минторгу СССР для снабжения населения гг. Москвы и Ленинграда, а также союзных республик, получающих мясопродукты из общественного фонда, 30 тыс. тонн мяса в счет количества мяса, предусмотренного к позаимствованию из госрезервов в первом квартале 1971 г., согласно постановлению Совета Министров СССР от 19 ноября 1970 г. № 956–328».

Кроме того, проснувшаяся в вождях забота о народном благе заставила их отложить в сторону главную задумку: уже подготовленный и сверстанный план «дальнейшего улучшения практики ценообразования в стране». И не просто отложить: политбюро поручило Совету министров СССР «тщательно разобраться с этим вопросом».

В переводе на русский это означало — забыть про повышение цен. Отныне и надолго, вплоть до горбачевской перестройки в вопросах цен будет окончательно избран новый стратегический курс.

Уж лучше тотальный дефицит, пустые полки магазинов, пускай очереди, талоны на продукты, чем колбаса и мясо по космическим ценам и предметы роскоши в открытой продаже, которые никто не может приобрести, кроме «воров и жуликов».

Тотальный дефицит партийная пропаганда могла и будет объяснять необходимостью трат на оборону Родины, происками империализма и неблагоприятными погодными условиями. Но при этом твердить, что в стране нет инфляции, а цены не повышались десятки лет.

Отложить не значит решить

Тем временем списку просьб нового польского руководства не было конца. Просили дополнительно поставить в 1971 году полмиллиона тонн зерна, а на предстоящую пятилетку (по годам) — уже по 2 млн тонн. Подсолнечного масла — на уровне 45–55 тысяч тонн в год (до настоящего времени получали по 26–29 тысяч тонн). На пятилетку сверх согласованного требовали 4 млн тонн нефти. А еще покрыть дефицит дизеля — 750 тысяч тонн в год. Сверх соглашения была заявлена необходимость в получении 3 млрд кубометров газа и отдельно 100 млн кубометров для Белостокского воеводства, потому что там вообще сидят без газа. Недостаток в прокате составлял 200 тысяч тонн в год («особенно нужен тонкий лист, потому что на покупку в ФРГ средств нет»). А еще цемент. И под занавес — кредит в 450–500 млн валютных рублей на 10 лет.

Взамен предложили поставлять в Советский Союз 1200 спецвагонов (из них 500 цистерн) и самолеты Ан-2 нового типа на 70 млн рублей, увеличив поставки за пятилетку еще на тысячу штук. Но была закавыка, попросили о сущей мелочи: «помочь нам сконструировать новый тип самолета, так как мы не в состоянии это сделать сами»…

Что было потом, мы знаем. Эра Герека продлится ровно 10 лет и закончится так же плачевно, как правление Гомулки. Теми же забастовками на прибалтийском побережье. Только организованными не одиночками, а независимым профсоюзом «Солидарность». И опять будут звонки Брежнева в Варшаву, и закрытые письма ЦК «О положении в Польской Народной Республике» будут, и даже специальная «польская комиссия» политбюро под председательством постаревших Суслова, Андропова и Громыко возникнет. Потом введут военное положение: Войцех Ярузельский, который в 1970-м был министром обороны, в 1981-м станет председателем Военного Совета национального спасения и, как говорят, тем самым спасет страну от интервенции встревоженных партнеров по Варшавскому договору.

Закат социалистической Польши и падение СССР вместе с соцлагерем случатся позднее. Занятно, но буквально до последнего дня существования этого образования формула партнерских отношений внутри него не менялась: щедро оплаченная Москвой лояльность и… никаких упражнений с ценообразованием!