Глава банка «Траст» Александр Соколов о кино, дефолтах и возвратах

В конце ноября ЦБ объявил о выделении еще почти 80 млрд руб. на выкуп активов у банка «ФК Открытие». Сделки будут проводиться через «Траст», где сконцентрированы проблемные активы ряда крупнейших частных банков. Как шло взыскание долгов в условиях пандемии, с какими сложностями сталкивается банк и будет ли он преобразован в фонд непрофильных активов, рассказал “Ъ” предправления «Траста» Александр Соколов.

— Одна из главных задач «Траста» — вернуть до конца 2023 года 482 млрд руб. Как идет выполнение плана?

— В этом году перевыполним план по сборам, утвержденный акционером. Пока сложно сказать насколько — слишком высокая концентрация сделок на оставшийся месяц. Суммарно по двум годам идем с опережением на 15%.

— В этом году планировался возврат активов на 91 млрд руб., а 74 млрд руб. требовалось перечислить вашему акционеру, Банку России. Сколько уже удалось собрать и сколько ушло в ЦБ?

— Gross-сборы по предварительным прогнозам превысят 100 млрд руб., 91 млрд — предварительный план по net-сборам, скорректированный наблюдательным советом в марте.

— С чем связана коррекция?

— План не включал инвестлимит — затраты банка непрофильных активов на текущую деятельность дочерних компаний, таких как «Интеко» и «Ростагро» (12 млрд руб.). И также предполагал выход из привилегированных акций «РуссНефти» (10 млрд руб.). Итоговый план 2020 года по net-сборам с учетом дофинансирования и отмены сделки по продаже «префов» составил 69 млрд руб. План по gross-сборам остался неизменным — около 95 млрд руб.,— за исключением сделки по выходу из привилегированных акций «РуссНефти».

— Но при этом, согласно отчетности банка, за три квартала «Траст» выплатил ЦБ только 14 млрд руб. Оставшееся передадите в декабре?

— Поправлю. Банк непрофильных активов погасил 14 млрд руб. основного долга. Сумма погашенных перед ЦБ обязательств с процентами по итогам января—сентября составила 24,6 млрд руб. На 1 декабря она выросла до 26,7 млрд руб.

Заявленные в начале года 74 млрд руб. в существенной части скорректировались с учетом финансирования пакетной сделки, которая состоится в конце декабря. «Траст» должен выкупить с баланса «Открытия» акции ВТБ и ряд других активов. Всю оставшуюся ликвидность, которую мы накопим до конца года, направим в том числе на финансирование сделки, поэтому возврат в этом году будет существенно меньше.

Но окончательные итоги и по сумме возврата, и по сумме погашения депозита ЦБ корректно подводить, когда мы закроем год, то есть в марте 2021 года. Тогда мы четко поймем, сколько составили сборы и сколько потратим на покупку активов «Открытия». Биржевые инструменты имеют волатильность в стоимости. Каким будет рынок на момент сделки, предсказать сложно.

Если бы по решению акционера мы не направили ликвидность на выкуп активов, банк бы перевыполнил план по возврату в ЦБ.

— Банк России собирается потратить на покупки активов с баланса банка «Открытие» почти 80 млрд руб. На конец третьего квартала у «Траста» было не так много свободных средств, то есть основные траты будет осуществлять ЦБ. При этом 9% акций ВТБ, которые предполагается выкупить, стоят всего 44 млрд руб. На что пойдут остальные средства, с учетом того что акции ОВК останутся у «Открытия»? ЦБ консультировался с вами по поводу сделки? Как предполагается распоряжаться акциями ВТБ?

— Предстоящая сделка — решение акционера, завершится к концу года. В нее войдут не только акции ВТБ, но и другие активы. Подробности сможем раскрыть после подписания. Что касается распоряжения акциями ВТБ, мы решим, что с ними делать, когда получим на баланс.

— Поскольку цифры на 2020 год скорректировали, значит ли это что меняется конечная цель по возврату — 482 млрд руб.?

— Цель скорректирована только в чистом эквиваленте. Цель вернуть акционеру 482 млрд руб. до конца 2023 года не меняется.

— А сейчас сколько уже собрали?

— На сегодня исполнение плана более 100%.

— За счет каких направлений?

— Основу возврата сформировали департаменты реструктуризации и специальных проектов. Это два крупнейших направления, как и в прошлом году. Дальше идут взыскание, продажа недвижимости и прочих активов.

— Что понимается под спецпроектами?

— Это набор крупнейших, наиболее сложных проектов. В частности, долги «Открытие холдинга», семьи Минцев и проекты с группой «Сафмар».

— Какой возврат в деньгах или в долях приходится на реструктуризацию и спецпроекты?

— Спецпроекты и реструктуризация составляют две трети поступлений, остальное дают другие направления.

— Какую ставите цель по возврату на 2021 год?

— Она будет сопоставима с фактом этого года.

— Тот результат, который есть сейчас у вас по итогам 2020 года, мог бы быть лучше, если не пандемия?

— Мог бы.

— Какие направления просели? Что могло быть лучше?

— Не получилось продать тот объем недвижимости, который планировали (в планах было продать 20 объектов на 8 млрд руб.,— “Ъ”). На это направление сильно повлиял коронакризис. Рынок не понимает, как развивать коммерческую недвижимость, каким будет спрос. Поэтому объемы продаж по направлению получились меньше, чем мы планировали, и пришлось перекрывать их другими источниками.

Мы выполним только 50–60% плана продаж по недвижимости: до конца года продадим объектов на 4 млрд руб., еще около 5,9 млрд руб. поступят от продажи объектов недвижимости по линии взыскания. Но не продали в этом году — продадим в следующем.

Из всех областей, на которые мог повлиять коронакризис, эта для нас самая комфортная.

— На другие не повлияло?

— Повлияло на все, включая реструктуризацию и спецпроекты, но удалось вытянуть. Кризис затронул активы всех наших контрагентов.

— Год назад вы называли для своей работы главным риском макроэкономику. Что если случится экономический кризис, то цель по возврату может оказаться недостижимой. Как вы сейчас оцениваете ее реалистичность?

— Макроэкономический риск влияет, но мы его переоценили. Последствия для нас — сборы, состояние должников и проектов — оказались менее значимыми, чем мы опасались. С макроэкономикой нам удалось справиться.

Есть другие вещи, влияние которых мы недооценили. В частности, неповоротливость судебной системы, длительность процессов, особенно на Кипре, и особенно в условиях пандемии. Суды то не работают совсем, то работают на удаленке. Это удлиняет сроки и снижает эффективность процесса судебного взыскания. Второй риск, который мы не могли предсказать в полной мере,— разветвленность и сложность финансовых мошеннических схем наших заемщиков, особенно убежавших за границу.

— Масштаб сложности стал понятен только в этом году?

— Мы начали понимать его уже в прошлом году, когда вывели на пиковые мощности форензик-службы и добрались до середины процесса финансовых расследований. Осознание масштаба — результат погружения в эти совершенно жуткие финансовые пирамиды.

— Кто занимался финансовым расследованием при подготовке к подаче иска к Вадиму Беляеву? Как удалось выявить эту схему, описанную вашей защитой?

— Любой форензик-процесс ведет служба финансовых расследований банка непрофильных активов. Периодически мы привлекаем контрагентов. В кейсе Вадима Беляева нам помогали KPMG. Совместными усилиями нам удалось выявить разветвленную офшорную схему. Огромная теневая часть «Открытия холдинга», которая не находилась в его периметре и де-юре не была с ним связана. Но де-факто была. Это грамотно выстроенная и управляемая финансистами и юристами машина, которая готовила схемы, прятала деньги, совершала фиктивные трансакции.

— Вам известно, как долго действовала эта «машина»?

— Минимум несколько лет.

— Сколько времени потребовалось для вскрытия схемы?

— Мы еще не закончили полное расследование по делу «Открытие холдинга», хотя большую часть пути прошли. Вообще, на вскрытие подобных конструкций может уйти от полугода до года. Мало раскрыть схему, надо запаковать ее в юридически корректный кейс, который можно представить в суде.

Часто наши форензик-специалисты сталкиваются с ситуацией, когда знают, что это схема конкретного бенефициара, но доказать не могут. Искусство финансовых детективов не только в том, чтобы вскрыть схему, но в том, чтобы сформировать доказательную и документальную базу. Почему «Траст» подал иск к Вадиму Беляеву только в сентябре, хотя команда работала с кейсом еще в составе банка «Открытие» с начала 2018 года? Потому что подготовка сильного иска — а мы слабые не подаем — занимает много времени. Это связано в том числе с тем, что судебные процедуры в США, Великобритании и даже на Кипре дорогие, как и международные юристы. Это своего рода инвестиция. Если идешь на такие затраты, должен быть в высокой степени уверен, что выиграешь дело и затраты окупятся.

— Сейчас вам известно, какова линия защиты у господина Беляева, как вы оцениваете шансы на успех?

— Мы не оцениваем шансы на успех в процентной вероятности. Но если бы не были уверены в нем, то не подали бы иск. Во-первых, то, как реагирует господин Беляев на поданный к нему иск, укладывается в стратегию, которую мы для себя формулировали. Для нас пока неожиданностей не было. Во-вторых, мы считаем, что обладаем достаточно убедительной доказательной базой.

— До подачи иска вы вели переговоры с Вадимом Беляевым? Пытались избежать судебного разбирательства?

— Не мы должны пытаться, а контрагенты. Предложения от господина Беляева об урегулировании мы не получали. Если оно когда-нибудь поступит, мы, конечно же, с удовольствием рассмотрим.

— Вы сказали, что cуды и юристы — это дорого. Сколько стоила подготовка конкретно к этому иску?

— Это информация, подпадающая под коммерческую тайну.

— А в целом какой у вас годовой бюджет на форензик и юристов?

— Это миллионы долларов или сотни миллионов рублей. Но поскольку мы боремся за сотни миллиардов, расходы окупаются.

— «Траст» и ЦБ подали иски к Микаилу Шишханову и другим экс топ-менеджерам Бинбанка. При этом было заключено мировое соглашение с Михаилом Гуцериевым. И господин Шишханов во второй раз не вошел в него. Как так вышло? Пытались ли прийти к компромиссу с ним?

— Объем требований к нему не сопоставим с размером его активов. Поэтому здесь невозможно найти внесудебное решение.

— С его стороны был выход к вам с предложением мирового соглашения?

— Он находится с нами в постоянном сотрудничестве, активно помогает.

— Каким образом?

— По многим вопросам, связанным с исторической деятельностью групп БИН, «Рост». По сделкам, которые, проводились в том числе под его контролем или с вовлеченностью. Помогает информацией, объясняет логику тех или иных событий. Он делает много. Но, к сожалению, масштаб его активов не покроет объем наших с ЦБ требований.

— Какой объем претензий конкретно к господину Шишханову?

— Совокупная сумма всех требований, поданных к нему, уже превышает 700 млрд руб.

— В 2019 году «Траст» заключил с группой «Сафмар» мировое соглашение на 135 млрд руб. с выплатой до конца третьего квартала 2024 года. В прошлом году вам перечислили 37 млрд руб. Сколько поступило в этом году?

— На текущую дату выплачено 9 млрд руб. Мы верим, что и оставшиеся платежи группа «Сафмар» осуществит до конца года в полном объеме. Наши контрагенты идут четко по графику, который мы с ними подписали, без задержек, периодически выполняя обязательства досрочно.

— Сколько они обязаны выплатить в этом году всего?

— Совокупные платежи этого года только в адрес «Траста» составят около 16,2 млрд руб.

— В связи с изменениями цен на нефть как были изменены параметры сделки с группой «Сафмар»?

— Никак, и это не планируется. Надо отдать должное нашим контрагентам. Мы подписывали соглашение, когда нефть была по $60–65 за баррель. Несмотря на падение, они смогли выплатить дивиденды в том объеме, о котором мы договаривались.

— Летом «Траст» просил оценить права требований банка к компаниям Александра Мамута по кредитным договорам от 2017 года. Зачем вам потребовалась оценка? Вы планировали кому-то продавать долг?

— Продажа долговых обязательств — один из инструментов работы с активом и получения возмещения. Если предлагают привлекательную цену, мы готовы продать любой актив.

— А конкретно с господином Мамутом что происходит?

— Структуры Александра Леонидовича с марта находятся в просрочке по одному из своих кредитов (общий долг составляет около 22 млрд руб.— “Ъ”). Когда мы рассматривали возможность изменения стратегии работы с господином Мамутом, мы в том числе изучали вопрос справедливой стоимости его долга.

— Какая просрочка? Какой объем этого долга? Что за долг?

— Без комментариев.

— То есть сейчас вы уже работаете по обновленной стратегии?

— Он сложный клиент. Стратегия работы живая, подвижная, мы ее периодически корректируем.

— Что именно поменялось?

— Основу долга господина Мамута формирует его кинобизнес, причем офлайн-кинотеатры. Эта индустрия в числе наиболее пострадавших от пандемии. Заполняемость кинозалов резко снизилась до нуля в период жестких ограничений. Сократился и объем контента из-за общего падения кинопроизводства в мире. Мало того что спрос упал, так еще и смотреть нечего. Конечно, это сильный удар.

— Вы назвали стратегию работы «живой». Как она может меняться? Вы или часть долга простить можете, например, или изменить условия и график погашения. Как будет в этом случае?

— Мы ничего никому не прощаем. Такого мандата у нас нет.

— То есть изменения коснутся условий обслуживания долга?

— Стратегия может свернуть из реструктуризации в дефолт, например, если рассматривать негативный сценарий.

— Александр Мамут может уйти в дефолт?

— Если не справится с обязательствами и мы не найдем альтернативного решения, да.

— Какова вероятность, что это произойдет?

— Жизнь покажет. Есть такое понятие как ability to pay (возможность платить) и willingness to pay (готовность, желание платить). Поскольку я не могу прочесть мысли заемщиков, то делать такие прогнозы сложно. Не найдем решения — придется инициировать процедуру банкротства.

— Сейчас вы его пока ищете? Лично с ним общаетесь?

— Ищем. Периодически участвую во встречах с ним, но нечасто. В кино с ним не ходил.

— С семьей Минца суды продвинулись как-то?

— В марте 2021 года в Лондоне состоится рассмотрение по существу (в Высоком суде Лондона.— “Ъ”). Но тоже вопрос: как будут работать суды в Великобритании…

— Подготовили к нему какие-то новые факты?

— Мы не разглашаем стратегию работы с должниками.

— Почему решили продавать права требования к Utair?

— Мы посчитали все возможные сценарии работы с компанией. Все они были печальны для кредиторов. Когда мы поняли, что продажа долга принесет нам больше возмещения, чем любая другая стратегия, выставили его на торги.

— Продали банку «Россия»?

— Без комментариев.

— Планируете ли вы иски в отношении братьев Ананьевых? Удалось ли посчитать их долг?

— 12 ноября мы подали иск на Кипре к Дмитрию и Алексею Ананьевым и их женам, 17 ноября добились приказа об аресте активов по всему миру на €267 млн.

— А что это за активы?

— Мы не можем раскрыть. Связано с ограничениями юрисдикции.

— Как удалось посчитать объем долга, учитывая всю сложную предысторию?

— Детективная работа нашей команды. Даже на основании консервативной оценки размер причиненных убытков превышает сумму €267 млн. Почему подали только сейчас? Были вывезены досье, часть из них уничтожена. Финансовые схемы были качественно структурированы. Видно, что люди заранее готовились к тому, что им могут предъявить судебные претензии.

— Что было наиболее сложным в расследовании?

— Изощренность схем, количество задействованных лиц и компаний, уничтожение доказательств и исчезновение свидетелей. У нас есть информация, подтверждающая факт использования Ананьевыми целой системы формально не связанных с ПСБ российских и иностранных компаний специального значения. Они были нужны для обхода нормативов ЦБ, для транзитных операций, на них выдавались необеспеченные кредиты, переводились проблемные активы.

— Как исчезали свидетели и документы?

— В январе 2018 года Ананьевы вывезли за пределы России ряд сотрудников ПСБ, обладавших значимой информацией о выдаче необеспеченных кредитов и обслуживании непубличного контура банка. Часть лиц, которые фактически являются сообщниками бывших бенефициаров ПСБ, до сих пор скрывается за рубежом, другая часть находится под следствием в РФ либо фигурирует в качестве свидетелей в ряде уголовных дел.

Параллельно были уничтожены многие материалы о деятельности. Часть документации, касающейся теневого контура, существовала только в электронном виде с отметкой «конфиденциально».

— Арест активов — предварительная мера. Когда будет рассматриваться дело по существу?

— Суд еще не назначил заседание.

— Результатом довольны?

— Доволен буду, когда нам присудят деньги и они придут в банк.

— По делу против бывших собственников банка «Траст» — Ильи Юрова, Сергея Беляева, Николая Фетисова — вы еще не получили возмещение?

— Есть часть активов, которые уже взыскали. По остальным взыскание займет от года до полутора.

— Сколько вы с них сможете получить?

— Мы сможем взыскать из той массы активов, что арестована. Сейчас арестовано активов на сумму около $50 млн. Процесс взыскания уже начался.

— Изменений в объеме требований к Алексею Хотину не было?

— Радикальных нет. Идет небольшая амортизация.

— На просрочку не выходил?

— Да, у него есть просрочка.

— Планируете ли вы претендовать на «АГД Даймондс»?

— Без комментариев.

— Вы говорили, что ведете собственное расследование по операциям «Открытие холдинга». Удалось что-то вскрыть?

— Кое-что удалось, результат есть, следите за судебными исками.

— Вы планируете на следующем заседании акционеров в конце декабря в повестке поднимать вопрос о совершении «крупных взаимосвязанных сделок». Что это за сделки?

— Когда сделки совершим, тогда раскроем детали.

— В связи с чем вы в прошлом году приобрели пакет акций ОВК, принадлежащий НПФ «Будущее», и отказались от покупки аналогичного пакета акций НПФ «Сафмар»?

— Мы купили определенный объем акций на рынке. «Будущего» он, «Сафмара» или еще чей-то — неважно… Это прошлогодняя история, мы ее для себя закрыли.

— Какие у вас планы в отношении этой компании?

— Рынок вагоностроения сейчас в нисходящем тренде потребительского спроса. Поэтому самая правильная модель работы для ОВК — сохранение операционной эффективности и продолжение производства. Что делать с компанией, будем решать, когда рынок начнет расти. Сейчас в моменте выходить из актива экономически невыгодно — это надо делать при росте рынка.

— Поэтому в план выкупа акций у банка «ФК Открытие» не попали акции ОВК? Или после покупки у вас будет больше 50% и вам поневоле придется заниматься этим бизнесом более плотно, к чему вы не готовы?

— Без комментариев.

— Аналогичный вопрос про «Интеко», где вы консолидировали 100% акций. В какие сроки хотите продать?

— С «Интеко» все прекрасно, это бенефициар кризиса. Спрос на жилую недвижимость в Москве продолжает расти, как и цены на качественные объекты. «Интеко» идет с опережением плана продаж. Компания на нашем балансе стоит уже 11 млрд руб. Еще недавно акции стоили ноль, а пассивы превышали активы, то есть компания имела «отрицательную стоимость». Выходить из компании будем ближе к 2023 году.

— У вас много дочерних и ассоциированных компаний, при этом 18 — под вашим прямым контролем. Как вы работаете с таким объемом организаций?

— Тут стоит разделить понятия «бизнес» и «юрлицо». Именно юридических лиц в нашем управлении около 300. На один бизнес может приходиться десяток юрлиц — именно так это структурировали бывшие собственники. Нам подконтрольны все юрлица, которые относятся к нашему акционерному владению, за исключением нескольких. Например, НЛХК, где у нас мажоритарный акционерный пакет, но нет операционного контроля. К сожалению, этот бизнес изначально был структурирован еще господином Шишхановым с таким пороком. Большинство этих компаний не ведут операционной деятельности, это такая система парковки. На самом деле холдинг не такой уж и большой.

— Вы нанимаете дополнительно штат под управление этими компаниями?

— Мы управляем дочерними предприятиями через советы директоров. А операционное управление исполняют отраслевые команды, которые нанимаем с рынка.

— В «Траст» изначально собирали токсичные активы. Но можете вы назвать активы, которые в результате работы над ними стали качественными?

— Активы, которые к нам попали, изначально все токсичные, за редким исключением «штучных», которые быстро погасились. Одни были просто токсичные, другие — очень токсичные. Пример очень токсичного — «Открытие холдинг». Почти полтриллиона рублей только основного долга. Качество этого долга крайне низкое, а часть менеджмента убежала за границу. С активами, которые находятся в реструктуризации, проще. Люди не исчезли, меньше разрыв между реальной стоимостью актива и балансовой. Такие активы сейчас находятся в хорошем состоянии. И это тоже результат нашей работы. С точки зрения операционной, финансовой эффективности, маржинальности в очень хорошем состоянии сейчас «Интеко», аграрный и птицеводческий холдинги. Например, «Белая птица», которую мы выставили на торги. Но успели, даже находясь в банкротном процессе, перестроить операционную модель и рассчитываем, что сейчас рынок это оценит, профильный инвестор его купит и актив вернется в индустрию. В «Экопэт» мы решили все проблемы и подвели актив к продаже.

В гораздо лучшем состоянии, чем это было на момент передачи нам в управление, находится ОВК: сократили долг совокупно на 37 млрд руб. Это большая сумма, которая была возвращена «Открытию» как основному кредитору.

— Что происходит с судами с «Открытие холдингом», почему так затянулось процедура банкротства? Когда это все может завершиться?

— Мы сами в шоке от этой волокиты. Мотивация судьи нам совершенно не ясна и вызывает определенные вопросы.

— Кто-то из должников нарушал график платежей в 2020 году? Как урегулировали процесс? Кто эти заемщики?

— По части заемщиков, особенно работающих в секторе коммерческой недвижимости, мы были вынуждены поменять стратегию с реструктуризации на дефолтную: банкротство и судебное взыскание. Если раньше мы рассчитывали, что клиент сможет через несколько лет восстановить свою платежную дисциплину и войти в график, то сейчас кризис, к сожалению, убил многих в этом бизнесе окончательно. Эти клиенты уже никогда не смогут выполнить обязательства.

— Насколько у вас широкий диапазон ставок при реструктуризации кредитов? Насколько я слышала, по некоторым заемным средствам она достигает 1%.

— Мы работаем в диапазоне от рыночных ставок до ключевой. У нас в портфеле есть кредиты со ставками ниже ключевой, с околонулевыми ставками, которые нам исторически достались от других банков. Например, тот же кредит Utair был под 0,1%.

— В октябре был задержан исполнительный директор «Траста» Михаил Хабаров. Кто выполняет его функции? Планируете ли кого-то искать на эту должность до окончания разбирательств по делу?

— Мы адаптировали некоторые процессы внутри и выровняли ситуацию. Михаил курировал бизнес-блок — сейчас я полностью замкнул его на себя, за исключением небольшого количества подразделений, управление которыми делегировал прочим членам правления. Моя модель менеджмента и ранее предполагала глубокую погруженность и в проекты, и в коммуникации с нашими ключевыми бизнес-директорами. Поэтому здесь мы бесшовно подкорректировали операционную работу банка. Что касается поиска замены — Михаил по-прежнему остается членом нашей команды. Хорошо, что его перевели из СИЗО домой, это совершенно два разных качества жизни. Мы по-прежнему надеемся, что правоохранительные органы и судебная система в этом вопросе справедливо разберутся и Михаил вернется и в привычную жизнь, и в бизнес.

— Как происходит ваше взаимодействие с ЦБ?

— У нас многогранные взаимоотношения. Для нас Банк России как двуглавый орел: с одной стороны, акционер, а с другой — регулятор. Это очень необычное состояние. Потому что как разумный акционер, заинтересованный в развитии своей дочерней организации, ЦБ должен оказывать определенный объем поддержки. Я имею в виду не финансовую, а бизнес-поддержку. Но как регулятор ЦБ в определенной степени связан: он не может давать нам своим положительным вмешательством какое-либо конкурентное преимущество перед другими участниками рынка. Поэтому мы каждый раз балансируем совместно с Банком России, чтобы конфликта не происходило. К чести ЦБ как странового института, он ведет с нами себя больше как регулятор. Нам это, правда, не добавляет простоты работы, но такова реальность.

— Доволен ли ЦБ вашими результатами?

— Мы считаем, что доволен. Мы образцово-показательная организация, которая выполняет все взятые на себя обязательства. Бизнес-план выполнили больше чем на 100% в прошлом году и в этом перевыполним. Я считаю, у нас хороший трек. Мы соблюдаем все регуляторные требования, за исключением тех, которые ЦБ позволил не соблюдать, несмотря на то что «Траст» — банк по лицензии, а по сути больше фонд.

— Вы хотите из банка превратиться в фонд непрофильных активов?

— Мы думаем об этом.

В следующем году будем принимать решение, имеет ли смысл трансформироваться, сдать банковскую лицензию или нет.

Сначала нужно оценить преимущества и недостатки такого решения. Если плюсов будет больше, то выйдем к акционеру с этим предложением. Почему мы изначально остались банком? Потому что на момент принятия решения в начале 2018 года плюсов было явно больше.

— Что можно отнести к плюсам, а что к минусам? Финансирование ЦБ? Акционер ЦБ? Банковское регулирование? Акционерная структура? Время на трансформацию?

— Преимущества — например, банки могут инициировать банкротство в упрощенном порядке, нет необходимости «просуживать» задолженность. Налоговый кодекс позволяет признавать резервы под ссуды, проценты, обращающиеся бумаги, что не может компания; нет необходимости IT-доработок и перехода на новый учет. К недостаткам можно отнести более жесткое банковское регулирование, капитал и обязательные нормативы, регулярное формирование более строгой и объемной отчетности.

— Сейчас в наблюдательный совет «Траста» входят двое представителей РФПИ. Каким образом они помогают? Какие компетенции их были полезны? Когда банк непрофильных активов только создавался, предполагалось, что вместе с миноритарной долей, которую получил РФПИ, его представители также будут активно участвовать в сделках «Траста».

— Коллеги из РФПИ — независимые директора и вполне успешно с этой ролью справляются с точки зрения формирования суждений о целесообразности той или иной сделки, которую мы предлагаем. А с точки зрения совместных сделок с РФПИ — их нет. За два с половиной года работы банка непрофильных активов мы с РФПИ ничего совместного не сделали. Общих проектов пока не получилось.

— Насколько я пониманию, они могли помогать поиском потенциальных инвесторов на ваши активы…

— Повторюсь: совместных сделок нет. Могли бы, не могли — это сослагательное наклонение. Как независимые директора коллеги из РФПИ продуктивно работают, анализируют то, что мы предлагаем.

— При создании БНА ЦБ указывал, что помимо РФПИ у «Траста» может быть потенциал для сотрудничества с Агентством по страхованию вкладов (АСВ). Насколько я понимаю, сейчас сотрудничества между вами нет. Почему не срослось?

— У нас нет совместных программ и проектов, у нас есть несколько кейсов, где мы пересекаемся с АСВ как кредиторы в рамках взыскания. Объем пересечений минимален в масштабах и АСВ, и «Траста». Мы работаем независимо друг от друга, каждый решает свои задачи.

— Вы уже думали, где могли бы продолжить работать после 2023 года?

— В формате общей саморефлексии — да. Но если говорить о разработке собственной стратегии, то нет, это пока преждевременно. До завершения работы банка непрофильных активов слишком много времени, чтобы концентрироваться на чем-то за горизонтом «Траста». Сейчас важно этот проект завершить на «пятерку». Тем более что ряд активов останется в работе за пределами 2023 года. Это отдельная задача, о которой сейчас приходится думать.

— Вы сейчас уже понимаете, какой это объем?

— Если осторожно оценивать, сборы с активов, которые выйдут за пределы 2023 года, могут составить от 30 млрд до 50 млрд руб.

— По каким причинам?

— В основном по причине длительности судебных разбирательств. Еще есть сделки, структурированные таким образом, что окончательный recovery выходит за 2023 год. Выбирая между сроком и экономикой, мы ориентируемся на второе. Политическая задача «все завершить» к 2023 году стоит. Но если мы понимаем, что экономически для нашего акционера сделку выгоднее структурировать с выходом за 2023 год, то мы идем на это. Потому что важнее вернуть как можно больше. Но финальное решение остается за нашим акционером.

Интервью взяла Ольга Шерункова