Как Европа противостояла волне эмиграции из России

Сто лет назад, 17 декабря 1920 года, месяц спустя после эвакуации войск генерала Врангеля и беженцев из Крыма обещавшее организовать их снабжение и расселение правительство Франции неожиданно заявило, что с 1 января 1921 года прекращает их финансировать. А европейские страны, в которые предполагалось направить русских эмигрантов, потребовали значительную предоплату за их прием. Однако катастрофическое положение беженцев еще больше усугубляли совсем другие проблемы…

«И все без исключения пожелавшие выехать»

Быть беженцем всегда тяжко. Быть русским беженцем тяжелее вдвойне, если не втройне. Точнее оценить трудно, ведь скрупулезность в подсчетах никогда не входила в число широко распространенных в русском народе добродетелей. Примеров тому всегда было более чем достаточно. Когда корабли и суда с остатками армии генерал-лейтенанта барона П. Н. Врангеля и беженцами в ноябре 1920 года прибыли к турецким берегам, ни сам главнокомандующий, ни члены его штаба не знали, сколько в действительности людей было эвакуировано из Крыма. В одних документах фигурировала цифра 100 тыс., в других — 110 и 130 тыс.

Вполне возможно, что обычная небрежность в подсчетах усугублялась еще и шоком, который переживал барон и его окружение. Всего несколькими неделями ранее всем им казалось, что войскам Врангеля удастся надолго закрепиться в Крыму и на юге России. Правительство генерала признала Франция, со дня на день ожидалось признание Соединенных Штатов.

Европейские страны наперебой предлагали оружие, вплоть до самого мощного и современного. В той же Франции, например, были заказаны новейшие бомбардировщики фирмы Бреге с алюминиевыми фюзеляжами, о которых командование Красной армии не могло даже мечтать. Страны, поддерживавшие этот антибольшевистский форпост, пусть и не всегда щедро, выделяли деньги на топливо и все необходимое.

В Польше, как сообщали Врангелю, из пленных красноармейцев формировалась восьмидесятитысячная армия под командованием белых офицеров, которая должна была в нужный момент ударить по большевикам одновременно с его армией. И ждать этого момента оставалось недолго — промышленность РСФСР была в шаге от полной остановки, а экономика — от полного краха.

И вдруг буквально в один момент все рухнуло. Красные части стремительно захватили Крым, а Врангель, как писала пресса, позорно бежал, бросив на полуострове немалую часть своих войск и множество других людей, которым из-за участия в борьбе с большевиками или происхождения грозила самая страшная участь.

Так что барона после прибытия в оккупированный войсками Антанты Константинополь куда больше, чем расселение и питание прибывших беженцев, волновало спасение собственной репутации. В Париж представителям барона была отправлена шифротелеграмма с поручением переговорить с самым известным и авторитетным российским публицистом той эпохи В. Л. Бурцевым:

«Главнокомандующий поручает обратить внимание БУРЦЕВА на появление в различных зарубежных органах, в том числе в Общем Деле (газета, издававшаяся Бурцевым в Париже.— "История"), совершенно ложных сведений об условиях, при которых происходила эвакуация Крыма. Сообщается об эксцессах при посадке на суда, самоубийствах не допущенных на борт, о значительном числе лиц, оставленных в Крыму. Главнокомандующий обращается к БУРЦЕВУ как к свидетелю событий, с просьбой огласить в прессе истинные условия эвакуации. Последняя происходила в полном порядке, без малейших эксцессов. Вывезена вся армия и все без исключения пожелавшие выехать. Главнокомандующий и Начальник Штаба и Комфлот перешли на корабль последними, когда эвакуация была закончена».

Из Парижа ответили, что уже не раз говорили Бурцеву о недопустимости публикации подобных сообщений.

Казалось бы, в тот момент барон действительно мог ни о чем другом не волноваться. С Францией была достигнута договоренность о снабжении за ее счет войск и беженцев и распределении их по принимающим европейским странам, гостеприимство которых также согласилось оплачивать французское правительство.

Вот только совсем не бескорыстно. По подписанному еще в Севастополе протоколу французы в обмен на финансирование получали некую часть торговых судов российского Добровольного флота (Доброфлота). Однако даже ответственные за его исполнение лица упорно старались, но не могли получить от Врангеля полный текст этого документа. Позднее он утверждал, что речь шла лишь о передаче имущества Доброфлота в залог, а французы, забирая суда, извратили договоренности.

Основную массу русских беженцев и военных — 50 тыс. человек — согласилось принять правительство Королевства сербов, хорватов и словенцев (КСХС), которое позднее, в 1929 году, стало называться Королевством Югославия. Но кроме французских денег оно желало получить суда Русско-Дунайского пароходства. Однако на те же пароходы и баржи претендовала и Румыния, с трудом согласившаяся принять лишь три тысячи русских эмигрантов — и только на то время, пока будет оплачено их питание и проживание. Причем Врангель согласился на то, чтобы арбитром при дележе судов между двумя дунайскими странами выступило французское командование.

«Начинают развиваться эпидемии»

В конце ноября 1920 года все шло по оговоренному плану. Войска Врангеля мало-помалу размещались на турецкой территории, главным образом на Галлиполийском полуострове, и приходили в себя после боев и эвакуации. Первые пароходы с тысячами беженцев отправились в сербский, как говорилось в документах, порт Каттаро (Котор). Часть войск, естественно при условии французской оплаты, согласилась принять Греция — в Солониках и на острове Лемнос. Раненых и больных греки собирались направить в Пирей.

А после некоторого сопротивления на прием беженцев пошла и Болгария, которая прежде мотивировала свой отказ тем, что на ее территории находятся около пяти тысяч пленных, взятых на русско-болгарском фронте во время Первой мировой войны. А также 4,5 тыс. человек, перебравшихся в Болгарию за годы Гражданской войны в России. И что она с трудом может прокормить и их на средства, выделяемые Красным Крестом. Но после обещания правительства Франции немедленно перевести деньги болгарское руководство дало разрешение на приезд 10 тыс. человек.

Но радоваться было рано.

Из Белграда докладывали, что французы обеспечили отправленных морем в КСХС беженцев продовольствием ниже минимума, и они в пути голодали.

А 2 декабря 1920 года из Константинополя в Париж ушла шифровка с данными о текущей ситуации:

«Положение здесь осложняется: ввиду того, что на пароходах остается еще неразгруженными до 29-ти тысяч человек, среди которых начинают развиваться эпидемии. В этом числе имеется 17.000 человек войск, подлежащих направлению в лагери на Галлиполи и Лемнос. Затем 2.000 больных и раненых, которых предполагается частью разместить здесь на берегу, а частью в госпитале в Пирее. Наконец около 10-ти тысяч беженцев. Среди всех этих элементов начинает развиваться вредная агитация. Необходимо, чтобы Французы повторили настояния перед Румынией, Болгарией, Грецией и Сербией на принятие дополнительного числа беженцев».

Тогда же выяснилась и еще одна тревожная деталь. Несмотря на все обещания и заверения, Франция так и не выплатила ни одного франка ни одной из стран, принимающих эвакуированных из Крыма. 3 декабря 1920 года из Белграда в Константинополь передали просьбу правительства КСХС приостановить отправку пароходов в Каттаро, поскольку для их приема нет ни продовольствия, ни медикаментов, ни средств для их приобретения. А многие прибывшие беженцы, как сообщалось ранее, больны тифом.

Однако 11 декабря 1920 года из Парижа телеграфировали:

«Французское Правительство будет оплачивать беженские расходы только в сумме оценки переданного ему имущества».

Причем полученное оружие и различные запасы армии Врангеля и суда Доброфлота французы оценивали самостоятельно и по собственным правилам.

А 17 декабря 1920 года пришла шокирующая информация о письме премьер-министра Франции Жоржа Лейга представителям Врангеля в Париже:

«ЛЕЙГ письмом известил, что финансовая помощь крымским беженцам будет прекращена 1-го Января. Это угрожает катастрофой».

Собственно, это означало только одно. Все надежды Врангеля на сохранение армии и продолжение вооруженной борьбы с большевиками рухнули. Французские политики, которые в то время пытались руководить всей континентальной Европой, решили, что победить новую власть в России силой оружия не удастся, и потому война, от которой все устали, больше не нужна. А значит, нет необходимости содержать войска, эвакуированные из Крыма. И тем более нет абсолютно никакого смысла тратиться на гражданских беженцев.

«Без ущерба возвратить в Совдепию»

Слезные просьбы не губить людей, не принесли сколько-нибудь значимого результата. Французский премьер-министр согласился лишь на одну микроскопическую уступку. 31 декабря 1920 года в Константинополь докладывали:

«ЛЕЙГ ответил письмом, что прямая финансовая помощь прекращается 1 Января, материальная 1 Февраля. Военное Министерство пояснило, что питание эвакуированных будет продолжаться в Январе французскими запасами за наш счет. Оно отказывается после 1-го Января гарантировать и уплату государствам, которые приняли беженцев. На все это необходимо изыскать средства самим в течение ближайшего месяца. Предупреждают, что к Февралю может оказаться недостаток товаров на рынке даже за наличные. Необходимо запасти заблаговременно».

Но главный совет французского военного командования вызвал у русских настоящий шок:

«Весьма советуют выделять элементы, которые можно без ущерба возвратить в Совдепию».

Причем французы от слов практически сразу перешли к делу и начали агитировать врангелевских солдат вернуться в родные места.

А чтобы офицеры не мешали, их просто перестали пускать в те лагеря, где призывы к отъезду в РСФСР находили наибольший отклик.

Альтернативные варианты переселения беженцев появлялись и до возникновения проблем с французским финансированием. К примеру, как сообщали из Вашингтона, там витала идея отправить несколько десятков тысяч русских эмигрантов, которых считали от рождения привычными к суровым зимам, на Аляску, страдавшую от малонаселенности. Но как только вопрос попытались переместить в более или менее практическую плоскость, последовал немедленный и категорический отказ.

Из Вашингтона в Константинополь телеграфировали, что любая эмиграция в Соединенные Штаты не приветствуется американским правительством:

«Государственный Департамент сообщил, что настоящий финансово-экономический кризис и безработица создают сильное настроение против эмиграции. Условия заработка для наших эмигрантов, особенно для культурных, здесь исключительно неблагоприятны».

И получение обычной визы на въезд в Соединенные Штаты оказалось для эвакуированных из Крыма почти невозможной задачей. Американский Верховный комиссар в Константинополе ввиду наплыва желающих просил свое правительство дать ему возможность самостоятельно решать вопрос о визах. Но ему было предписано запрашивать разрешение в Вашингтоне на всех без каких-либо исключений. Причем за каждого соискателя визы обязательно должен был поручиться кто-то в Соединенных Штатах.

Еще одна причина подобной суровости стала понятной, когда речь зашла об отправке хотя бы небольшой части русских эмигрантов в Мексику. Мексиканцы хотели предварительно получить одобрение Вашингтона, а в ходе консультаций в американской столице выяснилось:

«Американское Правительство в общем не встречает препятствий, хотя вообще желало бы иметь больше деталей. Правительство, однако, обеспокоено ростом большевизма в Мексике, который нежелательно усиливать привозом ненадежных элементов».

Эти же ненадежные элементы категорически не желали видеть на своей территории Великобритания и Франция, считавшие к тому же, что уже приняли после революции достаточно много русских эмигрантов. Одним из редких исключений стали члены семьи самого Врангеля и их прислуга, без проблем получившие французские визы (сам барон в тот момент оставался с войсками).

Какое-то время охотно давали русским эмигрантам свое гражданство и паспорта образовавшиеся после мировой войны страны, прежде всего Польша и Латвия. Но добраться туда было практически невозможно, поскольку транзитные визы добывались с таким же трудом, как и обычные.

Очень немногие офицеры смогли завербоваться в Испанский легион, и всего несколько — в армию короля Сиама. Большой интерес к солдатам из земледельцев, офицерам, имеющим инженерные специальности, и врачам проявляла Бразилия. Но любой грамотный русский человек понимал, насколько непривычные условия ждут его в Южной Америке. Так что, выбирая между возвращением в Россию, отправкой в Бразилию и неопределенностью с переездом в КСХС, Болгарию, Грецию и Румынию, большинство предпочло ждать размещения на юге Европы.

И на их содержание требовались немалые деньги, которые еще предстояло собрать. Если переводить финансовые запросы четырех принимающих стран в доллары, то в среднем они настаивали на выплате $50 за человека в год. И отказывались обсуждать вопрос, если речь не шла о плате за год-два вперед.

«Их крайне смущает предположение»

Свою помощь новым беженцам сразу же предложили те, кто бежал из России вскоре после революции и в первые годы Гражданской войны и сумел худо-бедно устроиться в Европе и Соединенных Штатах. Но собранные ими деньги были каплей в море трат на эвакуированных из Крыма.

Оставались не полностью израсходованными выделявшиеся императорскому, Временному и антибольшевистским правительствам кредиты. Ими распоряжались бывший посол в Вашингтоне профессор Б. А. Бахметьев, которого американцы продолжали считать полномочным представителем России, Совет послов (также бывших российских, но еще признаваемых) в Париже, посольство в Токио и представлявший интересы Врангеля за рубежом генерал-лейтенант Е. К. Миллер. Кроме того, немалыми средствами располагали заграничные представители Российского Красного Креста.

Бахметьев, раньше других разгадавший игру французов, еще в ноябре 1920 года придумал, казалось бы, замечательную комбинацию по увеличению денежной помощи армии Врангеля и гражданским беженцам. Описав все ужасы их положения руководителям Американского Красного Креста, профессор предложил совместно отправить им помощь. 29 ноября 1920 года он сообщал шифровкой Совету послов:

«Американский Красный Крест сегодня телеграфом перевел в Париж 400.000 дол. на нужды наших беженцев района Константинополя.

На ту же цель ассигновано 1.500.000 франков, имеющихся уже в распоряжении Американского Красного Креста в Европе. Кроме этого Посольством внесено 300.000 дол. Американскому Красному Кресту… Итого свыше 800.000 дол.».

Но огромные для того времени деньги американцы Врангелю так и не передали. Он много раз почти униженно просил Бахметьева что-нибудь предпринять. И 4 января 1921 года Бахметьев телеграфировал:

«Как выяснилось из переговоров с представителями Американского Красного Креста, их крайне смущает предположение, что до сих пор помощь обращалась на сохранение контингентов армии, без определенного плана окончательного устройства беженцев».

И деньги, судя по упоминаниям в документах, постепенно были потрачены исключительно на помощь гражданским беженцам.

Куда более важным и надежным источником финансирования армии Врангеля и беженцев руководители эмиграции сочли Доброфлот. Он и до Первой мировой войны имел десятки торговых судов и пассажирских пароходов. А после ее начала был пополнен частными судами, мобилизованными в порядке судовой повинности и купленными в нейтральных странах транспортниками.

После окончания мировой войны суда Доброфлота по контрактам с различными компаниями и правительствами перевозили грузы и пассажиров. И, по данным Бахметьева, только американские грузоотправители задолжали Доброфлоту грандиозные суммы. Однако, какие точно, никто не знал. Также не было известно число судов, погибших в ходе войны и после нее, количество оставшихся и их местонахождение. Некому было и предъявлять претензии — правления Доброфлота не существовало, и его на скорую руку сформировали и утвердили решением Правительства Юга России, находящегося в Константинополе и, по сути, не имевшего для этого никаких полномочий.

Назначенный агентом Доброфлота в Соединенных Штатах Шестаковский с помощью привлеченных юристов смог доказать, что американцы задолжали за перевозки $1,4 млн. Но документы переходили из одного ведомства в другое без всякого результата. 25 января 1921 года из Вашингтона сообщали:

«Посольство оказывало и оказывает всякое содействие получение сумм ДОБРОФЛОТОМ, но обстановка такова, что заставляет сомневаться в конечном успехе».

К концу года прогноз подтвердился. 3 декабря 1921 года Бахметьев телеграфировал в Париж:

«Государственный Департамент официально уведомил меня об отказе своем рекомендовать Шиппинг-Борду выплатить суммы Доброфлота».

Немалые деньги должна была принести продажа судов, до которых не успели добраться французы, и вскоре было выручено $269 тыс. Но Шестаковский и правление Доброфлота решили не делиться полученным, и эпопея с требованиями передачи этих денег на нужды беженцев продолжалась несколько месяцев.

Большие надежды возлагались на то, что суммы на содержание беженцев и армии в Сербии, Румынии, Греции и Болгарии можно уменьшить, учтя в них довоенные долги этих стран России и военные долги первых двух из них. Однако во всех четырех государствах власти нашли массу причин для того, чтобы уклониться от обсуждения этой неприятной для них темы.

Еще один удар ожидал руководителей эмиграции, когда было решено распродать принадлежащие армии Врангеля запасы топлива и товаров, которые не успели доставить в Крым. Почти все эти и отправленные на полуостров товары поставлялись в кредит. И как только французы начали реквизировать суда, уголь и многое другое, все поставщики армий и правительств Деникина и Врангеля предъявили счета к оплате. А ввиду ее отсутствия начали арестовывать и выставлять на торги все, что имело отношение к Врангелю и его армии и что еще можно было продать. Причем долги пытались выбивать и буквально, охотясь в Константинополе за высокопоставленными армейскими чинами.

Поэтому суммы на перевозку эвакуированных из Крыма в новые места размещения и их содержание там без преувеличения собирались по крохам. А главным препятствием на пути к цели оказалась важная особенность устройства российского общества.

«Ничто не портило так русскому делу»

Как только для помощи беженцам стали выделяться деньги, к примеру те самые от Американского Красного Креста, в Константинополе как грибы после дождя стали появляться общественные организации самой различной политической направленности от эсеровских до почти монархических. И каждая объявляла себя единственно достойной собирать пожертвования и распределять деньги, продукты и одежду среди нуждающихся русских эмигрантов. В любой из них мгновенно появлялся обширный штат секретарей, помощников, конторских и прочих служащих. Именно на них и тратились выделенные организации или каким-то чудом собранные ею деньги.

Руководители эмиграции пытались увещевать их, требовать совместной слаженной работы, но категорическое нежелание договариваться и игнорирование чужого мнения наблюдалось повсеместно и на всех уровнях. Так, каждого эмигранта убеждали не портить отношения принимающих стран к русским, поскольку с их правительствами велись тяжелейшие переговоры о снижении предоплаты за прием беженцев и об увеличении числа принимаемых.

А в это время нашлись беженцы, придумавшие, как им представлялось, прекрасный способ одним махом избавиться от неприятного положения, в котором оказались. Они получали польские или латвийские паспорта и транзитные визы (пока это не запретили) для проезда на новую родину. Доезжали до Белграда и, там объявив, что решили снова стать россиянами, начинали ходить в госучреждения и требовать расселения в хороших домах и квартирах и солидного пособия. Ведь это сербы, убив эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево, спровоцировали мировую войну, в результате которой не стало Российской Империи. Чтобы сгладить крайне неприятное впечатление от таких случаев, Врангель начал награждать чиновников КСХС орденами несуществующего государства.

Размещением беженцев в Болгарии занимался военно-морской агент (атташе) капитан 2-го ранга Н. В. Задлер, о проблемах которого с одной из первых групп прибывших эвакуированных в Константинополь 1 декабря 1920 года докладывали:

«В Варне между Морским Представителем ЗАДЛЕРОМ и прибывшим… на пароходе "Гальванер" генералом МУРАВЬЕВЫМ происходят прискорбные пререкания.

Генерал отказывается признавать местное представительство и предпринял ряд самостоятельных действий вопреки распоряжениям Военного Представителя в Софии. Все это производит тяжелое впечатление и вызывает смущение болгарских властей, которые не знают, кого слушать».

Врангель, которому доложили о самоуправстве генерала, 5 декабря 1920 года приказал Муравьеву передать «Гальванер» под команду Задлера и покинуть Болгарию. Казалось бы, инцидент был исчерпан. Но неделю спустя военно-морскому агенту отказались подчиняться офицеры, прибывшие в Болгарию с генералом Муравьевым, и фактически устроили вооруженный мятеж. Понятно, что после такой группы беженцев пришлось очень долго уговаривать болгар принять следующую.

Почти то же происходило и в среде политической элиты эмиграции. Прибывший в Польшу бывший товарищ военного министра Временного правительства эсер Б. В. Савинков объявил себя единственным руководителем всех сторонников белого движения в этой стране и в результате к удовольствию большевиков перессорил всех и вся.

Представители различных партий и течений множество раз образовывали различные национальные и прочие комитеты, чтобы объединить все силы эмиграции против большевиков. Однако эти органы почти мгновенно раскалывались на группы и группировки, и все в итоге заканчивалось склокой и скандалом.

В 1921 году профессор Бахметьев, потратив немало усилий, уговорил американское правительство оказать значительную финансовую поддержку русской эмиграции, прежде всего помощь беженцам. Американцы требовали лишь одного — чтобы был создан представительный орган из уважаемых российских общественных деятелей, способный ответственно распределять деньги. Бахметьев с коллегами из Парижа долго подбирали кандидатуры. А тех, кого выбрали для поездки за океан, умоляли по прибытии не давать интервью и не рассказывать о своих принципиальных расхождениях во взглядах с остальными. Но сдержаться видным политикам так и не удалось.

Тем временем дело распределения беженцев тяжело и медленно, но двигалось вперед. Технические полки удалось пристроить на строительство железной дороги в КСХС. Власти этой страны, кроме того, решили использовать казаков в качестве пограничной стражи. Болгары, увидев это, решили укрепить свои границы тем же способом и даже пошли на снижение платы за размещение беженцев. Около 4 тыс. солдат и гражданских беженцев, устав ждать, по данным французов, в апреле 1921 года все-таки решили уехать в Бразилию.

К концу ноября 1921 года переброска армии и беженцев была почти завершена. Но одновременно иссякли все финансовые источники. Бахметьев еще 14 мая 1921 года сообщил Совету послов, что уже перевел на нужды беженцев $1,3 млн и сможет добыть в Соединенных Штатах еще максимум $200–400 тыс., тогда как только на нужды эмигрантов, отправляемых в КСХС, у него просят $1 млн.

Оставалось надеяться лишь на начавшую свою работу Лигу Наций, где намечались выборы Верховного комиссара по беженцам и для помощи им должен был быть образован специальный фонд. Заранее уточнить открывающиеся перспективы поручили военному агенту в Чехословакии генерал-майору М. Н. Леонтьеву, который 3 августа 1921 года, после беседы с работником секретариата Лиги Наций доктором Славиком, в числе прочего отвечавшим и за русские дела, докладывал:

«Ничто, по словам г. Славика, не портило так русскому делу в последнее время, как грызня между собой русских партий и организаций.

Теперь ко всякому русскому относятся с недоверием».

К счастью для русских эмигрантов, Верховным комиссаром был выбран норвежский полярник Фритьоф Нансен, а разработанный им в 1922 году паспорт для беженцев позволил им относительно свободно перемещаться по многим странам и самостоятельно устраивать свою жизнь.

Сколько за время хождения по мукам погибло эвакуированных из Крыма и эмигрантов первой волны в целом, как водится, не знает никто.

Евгений Жирнов