Евгения Милова о форме жизни, оказавшейся непобедимой

Светская жизнь в России более или менее в обмороке с сентября 2008 года. Все движется по нисходящей с тех недосягаемых теперь куршевельских вершин, попадавших в безраздельное пользование российских бизнесменов, чиновников и политиков (помните, тогда всем было можно) каждые новогодние каникулы. Однако на нее, светскую жизнь, машут, дают водички, и она как-то оправляется. И так все последние двенадцать лет. Бывает, машут сильно, получается Олимпиада в Сочи или чемпионат мира по футболу — планетарного масштаба светские события. Бывает, наоборот, рубль как рухнет в два с лишним раза, и живущие ивент-бюджетами предприниматели шепчут побелевшими губами: «Больше никто ничего не будет устраивать». Но потом снова происходит что-то оптимистическое, и становится почти как раньше. С каждым новым таким «почти» старожилам светских хроник кажется, что эта чудесная глянцевая круговерть чуть теряет в блеске и лоске, немного блекнет, сжимается, беднеет, будто реальность в «Пене дней» Виана. Шарики, конечно, чаще всего те же, но радуют уже не так.

Нет ничего удивительного, что в мартовском номере 2020 года светский аналитический ежемесячник Tatler выпустил колонку, посвященную карго-культивированию зарубежных терминов FOMO (fear of missing out) и JOMO (joy of missing out). Мол, страх пропустить что-то классное сменился радостью, что ты пропустил что-то, что другие считают классным, но ты уже тертый калач и знаешь точно, что не пропустил ничего. Как раз к моменту выхода этого текста в свет коронавирус захватил мир, и все отправились на карантин проверять свое JOMO на прочность. Эксперимент, конечно, не чистый: до поры до времени каждый сидел дома с гарантией, что ничего не пропускает. И все-таки как бы ни сетовали светские львицы на непомерную загруженность вечеринками до локдауна, от его объявления до первого инстаграм-челленджа типа «смотрите, как я в вечернем платье и лучших бриллиантах выношу мусор» прошло не больше недели.

Дальше онлайн начал стремительно воспроизводить формы активности, к которым мы привыкли в офлайне, будь то тренировка или поход в музей. Светских увеселений эта тенденция тоже коснулась. Ежевечерне инстаграм и другие соцсети заполнялись свидетельствами званых ужинов, прямыми эфирами с интервью или лекциями. Светские фотографы овладели техниками удаленных репортажных съемок, популярные шефы придумали, как подать ужин из семи перемен на сто персон через курьеров, ведущие благотворительных аукционов научились строго и озорно смотреть в глаза каждому потенциальному жертвователю через объектив камеры на ноутбуке. Как только ограничения ослабили, герои светских хроник кинулись встречаться, хотя до этого уверяли, что им и онлайн очень друг с другом хорошо.

В июле и августе стало очевидно, что каникулы сильнее любых других обстоятельств: почти ничего не случалось в Москве, все фигуранты разлетелись. Упрямые — в Европу, оптимисты — в российские регионы. Зато уже с начала сентября и до новых пиков заболеваемости график светских мероприятий если не дотянулся до благостного 2007-го, то точно вышел на докрымский уровень. Когда статистика заболевших за сутки стала превышать весеннюю, светские собрания стали компактнее и тише, но, если кто-то пытался снова устроить зум-вечеринку, она проходила с кромешным неуспехом. Хотя понятно, что, если нас снова совсем закроют, в онлайне снова что-нибудь придумают. В общем, как бы свысока к светской жизни ни относились абсолютно все — и те, кто ею живут, и те, кто ее игнорируют, и те, кому она недоступна,— она, как выяснилось, совершенно необходима и непобедима.

Евгения Милова