Почему будущее — за экономикой услуг

Пандемия ярче проявила существование в экономике двух очень разных секторов — инфраструктурного, по старой памяти еще называемого «реальным», и сервисного, опирающегося на эту инфраструктуру. Пока российские власти были заняты спасением экономики услуг — гостеприимства, туризма и пассажирских перевозок,— «большая» промышленность продолжала работать, пандемию практически не заметив, и ее довольно большая в сравнении с развитыми странами доля в ВВП обеспечила РФ и гораздо меньший экономический спад. Однако устойчивость этой «большой экономики» не избавила от появления всепроникающего ощущения «чего-то не того» — и как бы ни был хрупок сектор услуг в сравнении с инфраструктурой, понятие о нормальной жизни у большинства людей связано именно с ним.

Когда весенний локдаун закончился и стало понятно, что снова можно куда-то уехать, первыми разочарование ощутили, вероятно, московские дачники, вырвавшиеся из четырех стен на просторы Московской и сопредельных областей — и обнаружившие, что их ощущение «все не так, как надо» никуда не исчезло. Путешествуя в Малаховку, по Золотому кольцу или в Казань, многие говорили: не стоило ехать, там все то же. Те же маски на одном ухе, те же закрытые торговые центры, кинотеатры и кафе, та же атмосфера тревожного ожидания, раздражение и неуверенность в том, что завтра все не закроют снова. И то же недоумение — да что закроют-то? Все и так закрыто или ограничено.

Попытки разобраться, из чего состоит эта подспудная всепроникающая тревога, только сбивали с толку. Инвентаризация изменений показала — нет, не нужны новые штаны, старые еще не износились. И ботинки еще походят. И машина поездит. Когда на лице маска, все равно, что на голове — на стрижку «сам, машинкой, пять миллиметров выставил и вперед» перешли, кажется, все, кто не побрился «под ноль» или не нашел подпольного парикмахера. Да, многие отложили несрочную стоматологию. Да, пустовато в кафе и ресторанах, и проще стало заказать любой товар домой, идея отправиться в торговый центр в выходной стала восприниматься как нездоровая. Да, Италия была закрыта, но кому пришло бы в голову летом 2020 года лететь в Италию.

С другой стороны, вода-то из крана льется, хочешь — холодная, хочешь — горячая. В розетке все еще 220 вольт, в магазине батон нарезной, в полях за городом бодрые тракторы, дорожники в кои-то веки залатали дыры в асфальте сразу после весенней распутицы, интернет подешевел. Кран над стройкой крутит стрелой, электричка мчит куда-то — отмытая хлоркой по весне и чище, чем раньше. И даже люди из малого бизнеса говорят: «Да мы и не увольняли никого, крутимся, посмотрим».

Как будто в стране оказались две экономики, одна — инфраструктура и промышленность, вторая — все, что выросло на ней «сверху»: услуги, развлечения и удовольствия.

Пандемия «схлопнула» сервисную активность — но вообще не затронула то, что раньше называлось «реальным сектором», или «базовыми отраслями»: металлургия исправно плавила, разливала, прокатывала и продавала, добыча качала, товарняки и танкеры везли это все, как и раньше — туда же, и, невзирая на ценовую конъюнктуру, урожай колосился и просился на экспорт, и даже ЖКХ, несмотря на введенные отсрочки по платежам населения, исправно грело воду и обливало подъезды санитайзерами. Оказалось, что «реальному сектору» безразличны инфляция или ее отсутствие, процент по кредиту, рост или падение промпроизводства, курс доллара и цена барреля и даже смертность: есть старые капвложения, есть инфраструктура, ее естественное состояние — работать, и она работает. Притом что в России «реальный сектор» — это половина экономики: сталь, бетон, стекло, нефть, газ и медный колчедан, капвложения и отдача от них. Но решительно ничего интересного в пандемию в нем не происходило — в России (в отличие от развитых экономик, в которых доля услуг в ВВП приближается к 80%) именно за счет него экономический спад оказался заметно меньшим.

И правительство будто с самого начала знало, что так и будет. Поддержка туризма обсуждалась в Белом доме десятки раз. Малого бизнеса — тоже. Льготы авиакомпаниям. Гостиницам. Ресторанам. Программа сохранения фонда оплаты труда — фактически выплата государством зарплат в пострадавших секторах корректировалась при возникновении малейших проблем. «Вам неудобно получать наши деньги? Ок, мы подкрутим порядок их выдачи» — самая, пожалуй, удивительная реакция власти на жалобы, повторявшаяся в течение 2020 года десятки раз в секторе услуг — и ни разу в «реальном секторе».

Впору спросить озадаченно — что это за экономика такая, где в кризисный год основной головной болью правительства становятся не шахтеры, докеры и комбайнеры, а владельцы турагентств и волонтеры социально значимых НКО. Но и ответ очевиден: в целом нормальная европейская экономика, без забастовок фермеров, шахтеров и автосборщиков — зато с петициями «разрешить собираться в кафе больше трех» и просьбами открыть границу для мигрантов, потому что россияне во время самого мощного за два десятилетия экономического спада и в условиях двукратного роста зарплат на стройках работать там все равно не хотят — но при этом остро нуждаются в дешевой ипотеке.

Раньше приходилось доказывать, что российская экономика работает по мировым законам, теперь — говорить «спасибо» тому, что ее «реальный сектор», во многом нерыночный или вовсе государственный, оказался достаточно крупным и крепким для того, чтобы амортизировать спад.

Как старые ботинки, оказавшиеся достаточно прочными, чтобы пережить год, когда новых не купишь.

Однако при всем при этом ощущение нормальности происходящего оказалось прямо и полностью функцией той части экономики, которая не необходима для выживания — с чашкой эспрессо, с парикмахерской, с разнообразием планов на отпуск, с кивком бармена и улыбкой хостессы. Да, ВВП спасла невеликая доля этого сектора — но, как оказалось, ровно ее не хватает для того, чтобы ощущение «все не так» наконец-то ушло.

Олег Сапожков