90 лет назад скончалась Анна Павлова

В ночь на 23 января 1931 года в Гааге с почти ковидной внезапностью скончалась Анна Павлова, не дожив несколько дней до своего полувекового юбилея. Скоро балетный мир отметит 140 лет со дня ее рождения. О том, почему единственная балерина превзошла по популярности дягилевские «Русские сезоны», собравшие самых выдающихся людей эпохи, рассказывает Татьяна Кузнецова.

Тонны книг, статей и исследований, в том числе собственные заметки Павловой и мемуары Виктора Дандре (сначала содержателя, потом — вечного должника и негласного мужа), не проясняют тайн этой невероятной жизни. От нелепой, в сущности, смерти (заражения крови под надзором врачей) до загадки рождения. Мало кто сомневался, что прачка Любовь Федоровна не могла родить от отставного солдата Матвея Павловича Павлова столь изящное и грациозное существо. Отцовство, а также темперамент и «личико южной испанки» приписывали то московскому банкиру, то крымскому караиму. Кому из них балерина обязана железной волей и поразительным упорством, неизвестно, но эта эфемерная особа всю жизнь работала за десятерых и поступала так, как считала нужным.

Ее облик и пропорции — худоба, маленькая «миндалевидная» голова, длинные немускулистые ноги, хрупкая щиколотка, высоченный подъем, гибкая шея, пластичные руки — сейчас кажутся эталонными, однако 120 лет назад решительно не соответствовали моде. Настолько, что в балетной школе Павлову старались не перегружать, опасаясь за ее здоровье, так что технику она укрепляла уже после выпуска — у итальянцев. Впрочем, харизма юной артистки оказалась столь сокрушительной, что и зрителям, и рецензентам было все равно, что и как она танцует. Сама же Павлова желала «танцевать душой», и ее душа могла возбудиться хоть в «Жизели», хоть в какой-нибудь «Стрекозе». Главное, чтобы ей не мешали самовыражаться: чего Павлова не терпела, так это рамок и рутины. Писали о ее воздушности, непогрешимом чувстве позы, летящем беге на пуантах, апломбе — чувстве равновесия, благодаря которому она могла сколь угодно долго стоять на пуанте в арабеске. (Тут, правда, Павлова пускалась на маленькую хитрость, подкладывая дополнительную кожаную стельку, чем вызывала негодование коллег: считалось, что доблесть балерины — в крепости ее собственной стопы.)

Не вписавшаяся в канон танцовщица по иерархической лестнице Императорского балета тем не менее продвигалась легко и быстро, к 1906 году получила статус балерины и привилегии: право выезжать на личные гастроли. Этим правом она воспользовалась столь успешно, что уже через четыре года, после триумфов в Скандинавии, Лондоне и США (сопровождаемых баснословными гонорарами), захотела создать собственную труппу — гарантию личной независимости. Вероятно, раньше таковой ей представлялась дягилевская антреприза. Но согласившись участвовать в первом парижском сезоне 1909 года, она была неприятно поражена не только конкуренцией с Нижинским, но и важнейшей ролью балетмейстеров, композиторов, художников, либреттистов. В отличие от Дягилева, ей был безразличен статус площадки, цельность и художественная значимость зрелища. Она могла танцевать в мюзик-холлах в одной программе со слонами и акробатами, в ангарах и на аренах для боя быков, могла танцевать что угодно — от адаптации «Лебединого озера» до «Козлоногих», но не была согласна делить успех и мириться с диктатом кого-либо, кроме публики.

Дягилев был ее антиподом и антигероем, его эксперименты она считала надругательством над балетом. Невозможно представить Павлову в авторских спектаклях Нижинского, Нижинской и даже неоклассике Баланчина. Правда, ее слегка коробила старомодность собственного репертуара, иногда она порывалась сделать что-то «современное», но обычно порыв удовлетворялся какой-нибудь малоформатной экзотикой — мексиканской, сирийской, индийской: Павлова отчаянно боялась, что новое «публике не понравится».

Публику она тоже не выбирала: выступала перед коронованными особами и индийскими крестьянами, перед аристократией и аборигенами далеких островов. Со своей труппой исколесила весь мир — 44 страны, полмиллиона миль. Танцевала с адской интенсивностью, чуть не ежедневно меняла площадки. Типичное турне по США: за 26 недель — 77 городов и 238 представлений. При этом никакой халтуры: ее труппа (30 танцовщиц, 15 танцовщиков, две солистки, два дирижера, пианист и скрипач) давала трехчастные программы. И в каждом отделении доминировала Павлова.

Искусство дягилевцев было элитарным, Павлова занималась популяризацией. Общественный резонанс ее деятельности — балетные школы и театры в медвежьих углах, поколения девочек, желавших «стать Павловыми», именные духи, десерты, тюльпаны, наряды — оказался громче дягилевского. Но в искусстве танца последователей она не оставила. Не могла, даже если б хотела: танцем была сама ее жизнь. Потому-то в свои 50 лет, имея больше полумиллиона тогдашних долларов и прекрасный особняк в Лондоне, она и работала до изнурения, игнорируя возраст, хронические травмы, температуру, плеврит и подступавшую смерть.