События в Прибалтике и на Кавказе, реформа Валентина Павлова и все остальное, чем запомнился январь 1991 года

Срок существования Союза Советских Социалистических Республик составил почти ровно 69 лет — не так уж мало по меркам советского государства, где средняя продолжительность человеческой жизни превышала этот срок в течение примерно полутора относительно благополучных десятилетий, с конца 1950-х по середину 1970-х. В 2021 году исполнилось 30 лет с момента, когда Советского Союза не стало. Книга Алексея Юрчака о позднем советском обществе называется «Это было навсегда, пока не кончилось» — и тридцатилетие без СССР дает повод хорошенько припомнить год, в начале которого «это», несмотря на уже вполне очевидные сложности, все еще «было навсегда», а в конце — «кончилось». За последние двенадцать месяцев “Ъ” предложил своим читателям целый ряд спецпроектов, посвященных исчезновению Советского Союза — тому, как и почему это произошло. Виктор Лошак записал целую серию интервью с людьми, которые участвовали или как минимум переживали события 1991 года вместе со всей страной; вышел уникальный спецпроект «История одного фото». Кроме того, мы просто напомнили читателям, что происходило в последний год СССР, начиная с января. Плотность событий зашкаливала — даже сейчас, когда скорость перемен во всем мире снова выросла до пугающей, трудно себе представить, как огромная страна успевала адаптироваться и переваривать новости: пятипроцентный налог, события в Прибалтике и на Кавказе, митинги в Москве, «Буря в пустыне», правительство Валентина Павлова и последняя советская денежная реформа...

… А также переименование Самары. 25 января 1991 года Верховный совет СССР принял решение о возвращении городу Куйбышеву, названному так в 1935 году в честь пламенного большевика, исторического названия. Не худшая новость, но если сопоставить это решение с другими событиями начала 1991 года, будет трудно не восхититься невозмутимостью союзных парламентариев: страна буквально начинала рассыпаться у них на глазах, а они рассматривали вопрос о переименовании Самары.

С другой стороны, это как раз хорошая иллюстрация: события и явления, которые спустя 30 лет выглядят как неотъемлемые составляющие неизбежного крушения СССР, за несколько месяцев до крушения воспринимались как временные трудности — вот пройдут, и все наладится.

Сопоставимые перемены — годы трех русских революций — к 1991 году уже мало кто помнил. Люди, родившиеся, выросшие и успевшие дожить до преклонных лет в СССР, просто не представляли себе, как это так он может перестать существовать. Те, кто постарше, следили за развитием событий с тревогой; те, кто моложе,— одновременно с тревогой и надеждой. Те, у кого в плеере играла группа «Технология», а в телевизоре после школы пел Богдан Титомир, тревожились не за страну, а за себя: что надеть, с кем встречаться, как сдать экзамены, не попасть в армию и поступить в институт, где взять денег.

Вот моя визитка

О том, где взять денег, думали и в союзном правительстве. Год начался с «подарка»: с 1 января в Советском Союзе начали взимать пятипроцентный налог с продаж. Это означало, что к цифре на любом ценнике нужно было прибавить 5% — хорошее упражнение как по арифметике, так и по части шуток в адрес союзного правительства и нового способа, который оно придумало для пополнения быстро пустеющей казны. К изобилию товаров в магазинах мера не привела: за более или менее приличными продуктами надо было идти на рынок, даже к табачным ларькам по-прежнему мгновенно выстраивались очереди, когда в нем появлялись сигареты.

Купить их, как и водку, сахар и еще ряд товаров первейшей необходимости, можно было только по талону тошнотворного цвета, который действовал месяц и при утрате не восстанавливался.

Кроме талонов с 1990 года в Москве и ряде других больших городов действовали «визитные карточки покупателя» с фотографией и ФИО — получить их можно было по месту жительства. На этом фоне странно вспомнить, что одновременно в стране появлялись визитки в классическом понимании этого слова: с фамилией, именем, телефоном, факсом и названием компании. Закон об индивидуальной трудовой деятельности был принят еще в 1986-м, закон о кооперации в СССР — в 1988-м, а закон РСФСР о предприятиях и предпринимательской деятельности — в декабре 1990-го.

От очередей не спасали ни талоны, ни элементы рынка. Стояли за сигаретами, за пельменями, за стиральным порошком, стояли семьями, чтобы взять три, по одному в руки, стояли часами, и в этих очередях, как и в рабочих курилках, быстро таяли остатки оптимизма, еще совсем недавно связанного с именем Михаила Горбачева.

На случай событий

2 января Рижский ОМОН, подчиняющийся союзному Министерству внутренних дел (министр — генерал-полковник Борис Пуго), получил приказ занять Дом партийной печати в Риге. Формально попросил об этом первый секретарь ЦК Компартии Латвийской ССР Альфред Рубикс, позднее отбывший шестилетнее заключение за попытку государственного переворота, избиравшийся в латвийский Сейм и пять лет проработавший в Европарламенте.

Фактически это было начало январской попытки союзных силовиков частично отыграть назад ситуацию в Прибалтике. Все три республики — Эстония, Латвия и Литва — еще в 1990 году объявили о восстановлении своего государственного статуса, утраченного со включением в состав Союза в 1940-м, и перестали признавать верховенство союзной Конституции 1977 года.

5 января Министерство обороны Советского Союза (министр — маршал Советского Союза Дмитрий Язов) направило в Прибалтику дополнительные воинские части — формально для обеспечения призыва на срочную службу в вооруженные силы. 5 января пришлось на субботу, опубликован приказ был только в начале недели. К этому моменту рижский ОМОН (командир отряда Чеслав Млынник) уже шесть дней охранял национализированный республиканским правительством Дом печати, причем продолжали выходить все издания, кроме изданий Народного фронта Латвии. Последний располагал большинством в Верховном совете.

8 января Верховный совет наделил заместителя председателя Дайниса Иванса (сейчас ему 65) правом представлять интересы Латвии за рубежом на случай «событий», которые могут этого потребовать: сторонники независимости готовились к самой жесткой реакции союзного руководства, вплоть до арестов после введения дополнительных войск.

Милиция не бережет

Исчерпывающего ответа на вопрос, почему союзные силовики именно в январе обратили внимание на ситуацию в Прибалтике и попытались силой разрешить ее в пользу союзного центра, нет. Вероятно, это был просто первый момент, когда они получили для этого возможность. Но как только они обратили свой взгляд на Северо-Запад, полыхнуло на Юге.

Утром в воскресенье, 6 января, жители Цхинвали, столицы Республики Южная Осетия, провозглашенной в ноябре 1989 года на месте Югоосетинской автономной области в составе Грузии, обнаружили, что в город введены 3 тыс. милиционеров из других грузинских районов. Формально это была та же советская милиция, сотрудники которой охраняли правопорядок в Москве, но фактически оказалось, что в город вошли враги.

Председатель Верховного совета Грузии Звиад Гамсахурдиа, избранный в парламент спустя пять месяцев после столкновений 9 апреля 1990 года в Тбилиси между митингующими сторонниками независимости Грузии и бойцами внутренних войск МВД СССР (тогда погибли 19 человек), еще осенью объявил о начале перехода к восстановлению государственной независимости Грузии. Южная Осетия выходить из СССР не собиралась, ее Верховный совет под конец 1990 года объявил, что республика намерена стать самостоятельным субъектом подписания обновленного союзного договора. Цхинвали и Тбилиси находились на грани конфликта еще с 1989 года.

События начала 1991 года многие считают началом самой острой фазы грузино-югоосетинского конфликта, вылившегося в 2008 году в пятидневную войну между Россией и Грузией.

Новый 1991 год Южная Осетия встречала без электричества и газа — прежде они поступали с территории Грузии. 6 января цхинвальцы, среди которых тогда были не только осетины, но и грузины, обнаружили на своих улицах и площадях десятки автобусов с вооруженными милиционерами. Очевидцы событий говорят, что городу повезло: грузинские силы оказались сводными, среди милиционеров были армяне, азербайджанцы и выходцы из грузинских регионов, далеких от Осетии, эмоционально не вовлеченные в конфликт: «Многих из них местные поили вином и потихоньку отправляли домой».

Тем не менее начались аресты, избежать которых удалось председателю Верховного совета ЮО Торезу Кулумбегову (на тот момент ему 52 года) и его первому заму Алану Чочиеву (сейчас ему 74 года, живет в эмиграции в Германии).

Стрельба на улицах Цхинвали слышалась с первого дня, но 8 января появилась первая жертва: утром по дороге на работу был убит криминалист Григорий Кочиев, который попытался защитить детей от приезжих вооруженных милиционеров. После этого в городе начались спорадические перестрелки и нападения на милицейские посты, периодически переходившие в бои, иногда с применением гранатометов. За две недели боев с обеих сторон погибли несколько десятков человек.

К середине 20-х чисел января осетинские ополченцы очистили от грузинских милиционеров часть центра, а стоявший в Цхинвали 8-й полк внутренних войск МВД СССР получил приказ о разведении противостоящих сторон. Командир полка Андрей Крестьянинов в 1992 году станет начальником СОБР Главного управления по борьбе с организованной преступностью в МВД России, а 16 января 1996 года погибнет при штурме захваченного боевиками села Первомайское (Дагестан).

Грузинская милиция была вынуждена покинуть Цхинвали, но развернула свой штаб на въезде, и там 29 января был задержан Торез Кулумбегов, направлявшийся на переговоры в Тбилиси. Он пробудет в тюрьме год, а война в Южной Осетии продлится до лета 1992 года, когда в регион войдут уже не советские, а российские миротворцы.

Вильнюс

7 января правительство Литвы, которая еще в марте 1990 года провозгласила свою независимость от СССР, провело либерализацию цен. На следующий день в Вильнюсе прошел митинг сторонников Союза, участники которого потребовали отстранения премьер-министра Казимеры Прунскене (на тот момент ей 47 лет) и попытались прорваться в дом правительства. Председатель Верховного совета Витаутас Ландсбергис (тогда ему было 58) по республиканскому радио и телевидению призвал сторонников независимости не допустить захвата правительственных зданий. Одновременно председатель Палаты национальностей Верховного совета СССР Рафик Нишанов (тогда ему оставалось 11 месяцев до пенсии, сейчас ему 95 лет) на пленарном заседании «выразил обеспокоенность» ситуацией в Литве.

Вечером 9 января противники независимости собрались на митинг у здания Верховного совета Литвы в Вильнюсе. На следующий день президент СССР Михаил Горбачев потребовал восстановления действия в Литве Конституции СССР. В ночь на 11 января советские военные заняли Дом печати в Вильнюсе, на улицах появилась бронетехника. 11 января части внутренних войск и Министерства обороны СССР заняли ряд объектов в Вильнюсе, Алитусе и Шяуляе. В свою очередь, Верховный совет Литвы призвал граждан выйти на улицы и защитить стратегические объекты, а в МИД СССР отправил ноту против «оккупационных действий советских военнослужащих».

Вечером 11 января в офисе ЦК компартии Литовской ССР прошла пресс-конференция заведующего идеологическим отделом ЦК КПЛ Юозаса Ермолавичуса: он объявил о создании Комитета национального спасения Литвы, к которому переходит вся полнота власти. Поскольку Верховный совет Литвы и ее кабинет министров комитет не признали, а офисы их находились под защитой многочисленных сторонников независимости, разместиться чрезвычайному органу пришлось на заводе радиоизмерительных приборов. В 20:00 11 января союзные власти блокировали железнодорожное сообщение с Вильнюсом.

Ночью советские военные заняли штаб-квартиру департамента охраны края — формирования сторонников сецессии, которое они смогли позволить себе создать с учетом союзного подчинения силовых ведомств,— и телефонный узел Вильнюса. Следующей ночью бронетехника дислоцированной в Литве 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии Министерства обороны СССР (сейчас — 7-я гвардейская десантно-штурмовая (горная) дивизия МО РФ) при поддержке группы «Альфа» КГБ СССР выдвинулась в центр Вильнюса двумя колоннами. Одна из них направилась к зданиям Верховного совета и телецентра, другая — к телебашне. И там и там находилось несколько тысяч граждан, вышедших по призыву Верховного совета Литвы на защиту независимости.

Советские военные предприняли штурм телецентра в первые часы 13 января. Телеведущая республиканского канала Эгле Бучелите (ей буквально только что исполнилось 28 лет) остается в эфире до момента появления в студии советских военных. Кадры столкновений у телецентра обходят мировые телеканалы и появляются на советских, но здесь обходится без жертв. Гораздо хуже обстоят дела у телебашни: там погибли 13 человек, двое скончались позже от полученных ран. Семерых застрелили, один умер от огнестрельных ранений в больнице, трое погибли под колесами техники, один — в результате подрыва принесенного им с собой взрывпакета и еще один — от инфаркта. Среди погибших был лейтенант «Альфы» Виктор Шатских — один из 65 бойцов, пытавшихся выполнить задачу по занятию телецентра. Посмертно его наградили орденом Боевого Красного знамени, который родственникам вручил председатель КГБ Владимир Крючков.

Утром войска вернулись к местам постоянной дислокации, причем ни президент СССР, ни «профильные» союзные министры так никогда и не объяснили публично, кто отдавал приказ о проведении военной операции с 12 на 13 января. Министры несколько сбивчиво заявили в союзном Верховном Совете, что это была местная инициатива, а Горбачев произнес несколько фраз о необходимости соблюдения закона и добавил, что события в Прибалтике не являются проявлением его президентской власти. В Литве сразу после событий 13 января были возбуждены уголовные дела; процесс сецессии балтийских республик только ускорился.

Поворот вправо

На союзном телевидении в связи с событиями в Вильнюсе — проблемы. Главная редакция информации Центрального телевидения к этому моменту уже больше года выпускает программу ТСН. Аббревиатура расшифровывается как «Телевизионная служба новостей», у ТСН четыре выпуска — короткие, в полдень, в три и в шесть часов вечера, и главный, в 23:30. Считается, что подача новостей в ТСН — более свободная альтернатива официальной программе «Время». 13 января в эфире ТСН скандал: популярная ведущая Татьяна Миткова отказывается читать тенденциозное сообщение о событиях в Вильнюсе и передает слово диктору Елене Коваленко; на следующий день в похожих обстоятельствах от эфира отстраняют Сергея Доренко, а 16 января вечерний выпуск вообще не выходит. Позже Татьяну Миткову и еще двоих ведущих ТСН — Дмитрия Киселева и Юрия Ростова — отстраняют от эфира на несколько месяцев.

До этого фактически закрывается программа «Взгляд» — в новогоднем выпуске предполагалось обсудить отставку главы союзного МИДа Эдуарда Шеварднадзе, и выпуск в эфир не выходит. 10 января выходит приказ первого заместителя председателя Гостелерадио о приостановке выпуска «Взгляда» до «уточнения творческой концепции». По сути это означает закрытие проекта, а символически — если не отказ, то пересмотр союзным руководством политики гласности.

Шеварднадзе, собственно, объявляет о своей отставке публично, на IV съезде народных депутатов СССР, за 10 дней до нового года. С точки зрения советской практики, сам способ ухода был вопиющим — тем более что Шеварднадзе считался одним из самых близких единомышленников Горбачева, реализовал «новое мышление» во внешней политике и, как считается, мог стать вице-президентом СССР вместо Геннадия Янаева. Шеварднадзе на съезде говорит об угрозе диктатуры, исходящей от консервативных кругов в руководстве СССР. Январские события в Вильнюсе и «оргвыводы» на ЦТ многих заставляют вспомнить его слова.

Последовательный

Состояние прострации, в которое погружалось общество в связи с переживаемым стрессом, неизбежно приводило к росту преступности. 11 января в Калуге произошло событие, которое и сейчас определенно квалифицировали бы как политически мотивированный теракт: 47-летний неоднократно судимый сварщик Владимир Воронцов пришел в редакцию партийной газеты «Знамя», вошел в кабинет главного редактора Ивана Фомина и разрядил в него обрез охотничьего ружья. Сквозь дверь преступник ранил спешившего на помощь начальнику фотокорра Геннадия Головкова, которого затем едва успели спасти медики.

Совершив убийство, Воронцов, по его словам, спокойно вышел из здания, попил сока, прошелся по улицам и отправился в офис треста «Строймеханизация», где хладнокровно застрелил председателя профкома Анатолия Калужского.

Обе жертвы были у Воронцова в списке врагов, который он составил себе, будучи, как он рассказал следователям, убежденным антикоммунистом. Сварщик ездил на митинги демократической оппозиции в Москву, но считал, что слов для борьбы с коммунистическим режимом не достаточно, а из дел додумался лишь до убийств.

Милиции Виктор Воронцов не сопротивлялся, советский суд приговорил его к высшей мере наказания. В начале 1990-х, уже после краха СССР, он отверг возможность помилования, заявив, что государство должно быть таким же последовательным, как он. Приговор был приведен в исполнение в 1996-м, одним из последних перед введением в России моратория на смертную казнь.

Бастионная горка

В воскресенье, 13 января, в Риге прошел митинг солидарности с литовскими сторонниками независимости, после чего в городе начали появляться баррикады на подступах к правительственным зданиям и стратегическим объектам. Баррикады охраняли горожане, которых другие горожане обеспечивали едой. По воспоминаниям тогдашнего начальника ГУВД Риги Виктора Бугая (умер в Риге в ноябре 2020 года в возрасте 77 лет), на баррикадах люди вели себя словно на Песенном празднике, хотя у некоторых и было оружие. Виктор Бугай призывал защитников баррикад и их политических вдохновителей как можно скорее разобрать сооружения во избежание столкновений с союзными силовиками. Его предостережения сбылись: начиная с 14 января в Риге в чуть уменьшенном масштабе повторился сценарий, только что провалившийся в Вильнюсе.

Для начала ОМОН Чеслава Млынника занял под свою базу одно из отделений рижской милиции, подчинявшейся республиканскому правительству, и разоружил личный состав местного филиала Минской высшей школы МВД. 15 января ЦК КПЛ во главе с Альфредом Рубиксом (прошло всего 10 дней с того момента, когда он потребовал вернуть партии Дом печати) объявил о создании Комитета национального спасения. Еще день спустя выяснилось, что горожане блокировали грузовиками единственный мост через канал, по которому ОМОН мог выдвинуться в центр Риги. Омоновцы приступили к демонтажу баррикады, при этом с обеих сторон велась стрельба, и от случайной, по-видимому, пули погиб водитель проезжавшей мимо машины Министерства путей сообщения. После этого министр внутренних дел Латвии Алоиз Вазнис разрешил рижской милиции применять оружие для охраны зданий и в частности открывать огонь по бойцам ОМОНа.

Вечером 20 января обстрелу подвергся пост ОМОНа в Доме печати, после чего бойцы отряда задержали микроавтобус с пятью ополченцами Национальных сил обороны, холодным оружием и боеприпасами. Задержанных повезли через центр города на базу ОМОНа, но на бульваре Яна Райниса машины попали под обстрел. Бойцы ОМОНа приняли решение искать укрытия в здании МВД Латвии — но в МВД восприняли их движение как начало штурма.

В результате ОМОН действительно взял под контроль здания МВД и дом Госстроя Латвии. К занятым зданиям начали стягиваться защитники баррикад, рижские милиционеры и ополченцы, в течение некоторого времени в районе велась интенсивная стрельба, в результате которой были убиты пять человек: четверо, включая одного школьника, двух телеоператоров и одного участкового милиционера — в районе Бастионной горки, один — лейтенант милиции Владимир Гомонович — на лестнице в здании МВД.

Во время последующего расследования и судов защитники бойцов ОМОНа обращали внимание на то, что лейтенант Гомонович был убит выстрелом сверху, что едва ли было возможно, если бы стреляли штурмующие, а Бастионная горка находилась в сущности в тылу у отряда ОМОНа. Еще 10 человек были ранены; в руках омоновцев оказался заместитель министра внутренних дел Зенон Индриков. Переговоры с отрядом ОМОНа инициировал начальник ГУВД Риги Виктор Бугай, вел их депутат Верховного совета Латвии священник Алексей Зотов.

В результате переговоров заместителя министра отпустили, а ОМОН отошел на базу, хотя роль его в рижских событиях 1991 года была пока сыграна не до конца. Похороны погибших прошли 25 января, к этому моменту баррикады в городе были разобраны. Власти Латвии инициировали уголовное дело по факту стрельбы в центре Риги. 500 рижских милиционеров в тот же день собрались в офисе ЦК КПЛ и потребовали отставки министра внутренних дел Алоиза Вазниса.

Кто был на месте рижских событий, тому знакомо чувство диссонанса между описаниями и очень компактными, если не сказать тесными локациями. Но ширина улиц и площадей не имеет значения, когда на них вступает история — в данном случае история распада СССР.

За нашу и вашу свободу

В Литве, Латвии и в Эстонии — в Таллине также в середине января дошло до сооружения баррикад, но столкновений не было, — события 13 января в Вильнюсе и 20 января в Риге трактовали как неудавшиеся попытки государственных переворотов. Официальная союзная версия в общем так и не родилась. Но с этого момента слово «переворот» прочно обосновалось в разговорной речи: глядя на происходящие события, о возможности нового переворота заговорили даже на московских кухнях. Попытка силой остановить перемены в Прибалтике слишком резко противоречила общему курсу Михаила Горбачева, и это трактовалось, естественно, как признак разногласий в верхах и роста изоляции президента СССР.

На митинг в поддержку независимости Литвы 14 января на Манежной площади в Москве, по разным оценкам, вышло от 100 тыс. до 500 тыс. человек. В воскресенье, 20 января, прошел еще один большой митинг, на котором звучали не только лозунги солидарности со сторонниками независимости балтийских республик («За нашу и вашу свободу»), но и требования немедленной отставки президента Горбачева. По-видимому, здесь снова играл свою роль поколенческий фактор: многим людям, выросшим уже после присоединения Прибалтики к СССР, даже после шумного обнародования дополнительных протоколов к пакту Молотова—Риббентропа, казалось, что Эстония, Латвия и Литва так и останутся комфортным советским Западом. Люди постарше, помнившие историю включения трех республик в состав СССР, едва ли могли не понимать, что речь идет о реституции независимости, но не хотели признаться себе, что следствием независимости Эстонии, Латвии и Литвы станет как минимум реконфигурация, а то и демонтаж СССР. Однако часть политической элиты союзных республик, включая Россию, уже была настроена именно на это.

На следующий день после стрельбы у телецентра и Верховного совета в Вильнюсе председатель Верховного совета РСФСР Борис Ельцин 13 января в Таллине подписал от имени России договоры с Эстонией, Латвией и Литвой, фактически признав их суверенный статус.

Чей Крым

Еще за год до этого каждый советский первоклассник знал, что союзных республик 15, и они сплочены навеки. Теперь в оценке числа республик наметились разночтения. Становилось совершенно очевидно, что как минимум Эстония, Латвия, Литва и Грузия больше не собираются участвовать ни в каких союзных структурах. Украина и Армения размышляли. При этом номинально входившие в состав Грузии Южная Осетия и Абхазия заявляли о желании принять участие в подписании нового союзного договора на правах республик. И они были не единственными амбициозными автономиями: в новом договоре готовилась, например, принять участие Чечено-Ингушетия.

20 января число желающих пополнил Крым — на тот момент область в составе Украинской ССР. Там прошел референдум по единственному вопросу: «Вы за воссоздание Крымской автономной Советской Социалистической Республики как субъекта Союза ССР и участника союзного договора?»

Из 1 441 019 поданных бюллетеней (при списочном составе участников референдума 1 770 841) «за» оказались 1 343 825 (93,2%). Это один из референдумов 1991 года, результат которого будет учтен, но не так, как предполагали организаторы и участники: в феврале 1991 года Украина «назначит» Крым своей автономной областью.

Настоящий советский премьер

14 января 1991 года союзное правительство возглавил член ЦК КПСС, министр финансов в правительстве «плачущего большевика» Николая Рыжкова Валентин Павлов. В отличие от своего предшественника, Валентин Павлов официально больше не председатель Совета министров СССР, а именно советский премьер, глава кабинета.

Николай Рыжков ушел в отставку после обширного инфаркта, перенесенного им 26 декабря 1990 года, на пике полемики с радикальными реформаторами Станиславом Шаталиным и Григорием Явлинским, предлагавшими ввести в действие программу «500 дней», чтобы предотвратить крушение союзной экономики. Активными оппонентами Николая Рыжкова были также председатель Моссовета Гавриил Попов и председатель Ленсовета Анатолий Собчак, которые вплотную сталкивались с критическим дефицитом товаров повседневного спроса, в том числе и продуктов. 14 января президент Горбачев утвердил кандидатуру Валентина Павлова с согласия Верховного совета СССР, считая его «сторонником рыночной экономики в рамках социалистического выбора».

«Буря в пустыне»

15 января, во вторник, истек срок ультиматума, предъявленного возглавляемой Соединенными Штатами международной коалицией правительству Ирака, войска которого 2 августа 1990 года заняли Кувейт. В ноябре 1990 года Совбез ООН при поддержке советских представителей разрешил применять к Ираку любые меры воздействия в соответствии с Уставом ООН. Советский Союз не участвовал в коалиции, но поддержал ее создание, как и начало боевой операции союзников против Саддама Хусейна. 17 января самолеты коалиции начали наносить ракетно-бомбовые удары по целям в Ираке. Советское Министерство иностранных дел, которое ровно 15 января возглавил чрезвычайный и полномочный посол СССР в США Александр Бессмертных, не спешило осуждать «империалистическую агрессию». После серии «бархатных революций» в странах Восточного блока и объединения ГДР с ФРГ советский телезритель получил еще один случай убедиться, что привычный мир Холодной войны больше не существует.

Очертания порядка, который приходил на смену прежнему, пока выглядели тревожными. К январю 1991 года вовсю полыхает гражданская война в Сомали, страну вынужден покинуть бывший диктатор Мохаммед Сиад Барре. Из менее экзотических и в целом дружественных Советскому Союзу стран на грани полномасштабной гражданской войны и распада находится Югославия, которая к концу года фактически перестанет существовать как единое государство. Советский и югославский распад вообще поражают своей драматической синхронностью, но при всей трагичности советских событий «югославский вариант» навсегда останется образцом того, как могло бы быть, но не стало у нас.

Не по 100 и не по 50

22 января, на следующий день после того, как страны G7 заявили о приостановлении финансовой помощи СССР в связи с событиями в Прибалтике (еженедельный “Ъ”, рассказывая об этом, первым из российских СМИ использовал тогда слова «большая семерка») Михаил Горбачев своим указом объявил о первом шаге правительства Валентина Павлова. Были прекращены к приему денежные знаки Госбанка СССР достоинством 50 и 100 рублей образца 1961 года, установлен порядок их обмена, а заодно ограничена выдача наличных денег со вкладов граждан.

Реформаторы заявляли, что борются с фальшивыми деньгами, ввозимыми из-за рубежа, и нетрудовыми доходами, но фактически надеялись отрегулировать избыток денежной массы. Об изъятии купюр из обращения было объявлено в программе «Время» в 21 час. На обмен отводились три дня, с 23 по 25 января, причем обменять можно было не более 1000 рублей — обмен более крупных сумм до марта рассматривали специальные комиссии. Обычные граждане и начинающие советские предприниматели бросились менять наличность: наиболее стремительные успели в тот же вечер разменять 50- и 100-рублевые купюры на более мелкие в кассах вокзалов (сберкассы и магазины были уже закрыты). Новые сотенные и полтинники мало отличались по дизайну: «Ленина с денег» «снимут» немного позже.

«По неожиданности и темпу проведения реформа больше напоминает если не хорошо продуманный грабеж, то по крайней мере боевую операцию, где в роли противника выступает население страны,— писал “Ъ” 24 января 1991 года.

— О денежной реформе 1961 года правительство официально предупредило население страны за восемь месяцев до ее начала. В 1991 году предупреждение было сделано за три часа». Валентин Павлов оказался одним из родоначальников неписанной традиции: заявлять, что непопулярное решение принято не будет, и принимать его несколько дней спустя. “Ъ” нашел в себе силы пошутить — заголовок в одном из предыдущих выпусков звучал так: «Валентин Павлов сказал, что денежной реформы не будет. Ну-ну». В заметке от 24 января “Ъ” отмечает: «Ну-ну полностью подтвердилось».

«Заначенные» и забытые купюры по 50 и 100 рублей образца 1961 года россияне, пережившие главную павловскую реформу, до сих пор находят в своих шкафах, столах и ящиках для белья.

Патруль как успокоительное

В последний день обмена денег, 25 января, президент Горбачев подписал указ о взаимодействии милиции и подразделений вооруженных сил СССР, по которому со 2 февраля на улицы городов должны были выйти совместные патрули милиционеров и военных. Начальник Главного управления охраны общественного порядка МВД СССР генерал-майор милиции Эдуард Калачев пояснял, что совместные патрули «обеспечат порядок в городах и снизят уровень так называемой уличной преступности, которая растет не по дням, а по часам».

«Автоматическое оружие и бронетранспортеры, возможно, будут применяться, но лишь в самых крайних и локальных случаях, например, когда придется иметь дело с вооруженной бандой. Ничего, кроме покоя и уверенности людям, наши совместные дежурства не несут»,— сказал генерал Калачев.

Несмотря на патрули, покой и уверенность быстро и, как оказалось, надолго покидали советских граждан. Но представить себе, что уже очень скоро они навсегда перестанут быть советскими гражданами, в СССР в январе 1991 года могли представить себе все еще сравнительно немногие.

Иван Сухов