Презенты всех времен

Установить точный день, год, а может, и век, когда люди подарили друг другу первый подарок, вряд ли получится, но можно попробовать вспомнить самые знаковые сюжеты. Историк и журналист, создатель популярного Тelegram-канала «Парнасский пересмешник» и одноименной книги Александр Радаев собрал для «Стиль. Подарки» несколько весьма неожиданных упоминаний подаркодарения в разные эпохи.

Из глубины веков

Юноша верхом на попугае запускает (лук у него из сахарного тростника, тетива — из пчел) пять цветочных стрел, и рождается любовь. Такая иконография характерна для индуистского божества Камы и уже в V веке иллюстрировала устойчивую связь между преподнесением цветов и проявлением влюбленности. Но я сегодня вам принес не букет из пышных роз... а зубы кашалота, баранью ногу, немножко золота и другие подарки любимым женщинам, вошедшие в анналы мировой культуры.

Прежде всего со всей серьезностью замечу, что подарок — это символический предмет, собственность или услуга, которыми обмениваются, чтобы закрепить этим некую социальную договоренность. Какую именно договоренность вы закрепляете, вручая тюльпаны лучшей половине коллектива в Международный женский день, решайте сами.

Антропологи называют дарение одной из древнейших форм обмена, предшествовавшей торговле и появлению товарно-денежных отношений, хотя в современном представлении подарок и обмен друг от друга по смыслу далеки. Такому глубинному пониманию сущности подарков мы обязаны ученым конца XIX — начала XX века. Французский этнограф Марсель Мосс систематизировал исследования ряда своих коллег и положил начало осмысленному восприятию самого акта дарения. В частности, в работе «Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах» он наглядно показал, что задолго до существования дипломатии подарки были встроены в матримониальную систему и прочно увязаны с истоками мистико-религиозных взглядов древних народов.

Дар, подарок, обмен

Если говорить о временах, более близких к нам, пожалуй, самый известный обмен подарками описывается в «Дарах волхвов» О'Генри. Происходит он, напомним, как раз между мужем и женой: тот продает фамильные золотые часы, чтобы купить черепаховые гребни для ее прекрасных волос, а она продает свои косы, чтобы подарить ему цепочку для часов. Впрочем, по сути, это не сюжет собственно обмена, так как никто из супругов не рассчитывал на ответный подарок, а скорее мотив подарков к религиозным праздникам, в которых появился светский компонент. Название рождественской новеллы (как минимум в русском переводе) выводит бытовую историю на новый уровень философского осмысления.

Обычно различают не только подарок и дар, как профанное и сакральное, но также подарок и обмен, подарок и подкуп. Подарок-подкуп — это, скажем, персидские ковры и ружья с серебряными насечками в «Господах ташкентцах» Салтыкова-Щедрина. Или пассаж в его же «Помпадуре и помпадурше»: «Ежели вы теперича мужичку рубль простите, он, наверное, вам на три рубля сработает да, кроме того, свою любовь задаром вам подарит!» В «Бешеных деньгах» Островского барин прямо говорит молодой женщине: «Я тебя покупаю». То есть я сниму для тебя квартиру, куплю золотую солонку и положу в нее деньги золотом на новоселье. У того же Островского в «Бесприданнице» несчастная Лариса вообще ощущает себя вещью. И немудрено: начать с того, что ее матушка Харита Игнатьевна с говорящей фамилией Огудалова (огудать — обмануть) всем гостям рассказывает: вот хотела подарить Ларисе серьги, но не хватает денег, и получает от каждого крупные суммы. Здесь подарок — никакой не подарок, это повод для небольшого мошенничества, вымогания денег. Впрочем, дальше возникнет и тема подарка, когда Лариса скажет незадачливому жениху Карандышеву: «У меня перед глазами заблестело золото, засверкали бриллианты» — бриллианты, которые ей может подарить Кнуров, естественно.

Уместные и неуместные

Во все времена было известно: подарок не должен оказаться неуместным, особенно по цене. Так, известная мемуаристка Елена Штакеншнейдер, хозяйка знаменитого петербургского литературного салона, категорически отказалась принять часы (даже несмотря на то, что это был подарок отца) с бриллиантами, пусть и восхитительно красивые, которые никак, увы, не корреспондировали с ее стесненным положением.

Другой, менее возвышенный, пример: если бы, скажем, Макар Девушкин, ничего не требуя и не ожидая взамен, присылал гераньки и бальзаминчики Варваре Алексеевне из какого-нибудь более серьезного общества, живущего не относительно либеральными веяниями XIX века, как в «Бедных людях» Достоевского, а существующего по старинным укладам, то такие подарки были бы восприняты как оскорбительные для чести девушки и ее семьи.

Анне Карениной за все время никто не подарил ни одного подарка и ни одного цветочка. Каренин — понятно, но почему же Вронский не одаривает любимую? Не удивляйтесь: он показывает этим, что считает ее порядочной женщиной. А вот Стива Облонский, когда возвращался из театра, помнится, прихватил большую грушу для жены. Это уже отдарок (ведь Стива изменяет) и одновременно доказательство того, что он был в театре, ведь груша — из театрального буфета.

К слову, о буфете. У Льва Толстого в «Казаках» князь Белецкий говорит своему сослуживцу Оленину: что, мол, вы сидите сычом, пойдемте к местным девушкам, тут они празднуют именины Устиньки. Устинька же просит Белецкого закусок девкам припасти. (Закуски в те времена в устах девушки — это сладости.) Фактически здесь описывается любопытный ритуал, который Оленин определяет формулой «это были цинические, но строгие отношения». Иными словами, кое-что можно, но девичью честь терять — нет. Этими самыми закусками как-то оплачивается то, что офицеры будут в обществе девушек. Напомним: действие происходит в казачьей станице, там люди никогда не были крепостными, что и определило их взгляды. А подарочные пряники символизируют очень простую вещь: вы будете находиться в нашем обществе и должны за это заплатить. Оленин это понимает, ему неловко, он хочет дать денег и как-то отделаться от всего; дальше выясняется, что деньги тоже входят в ритуал. Но ничего предосудительного не случится: упоминаются разве что поцелуи.

Обязательные и неожиданные

Как известно, подарки устанавливают отношения между правителями и странами, между господами и простолюдинами, между богами и людьми, между членами сообществ, между семьями и, конечно, между мужчиной и женщиной. Но так уж сложилось, что нормальная практика перехода неких предметов от мужчины к женщине и от женщины к мужчине связана исключительно с брачными узами, сватовством, обручением, рождением детей и семейной жизнью супругов. Так что существующие в наше время культы одаривания объектов ухаживания, не приходящихся дарителям женами и невестами,— это искажение традиционной практики, четко очерченной почти во всех ныне существующих культурах, искажение, случившееся под диктатом общества потребления.

Часто говорят, что не так важен подарок, как важно внимание, и в этом есть особая древняя мудрость: к примеру, аборигены Фиджи считают дарение обязательным, а принятие даров, в свою очередь, обременяет принимающего определенными обязательствами. Подарки у них, казалось бы, самые простые — зубы кашалота. Но их бережно хранят в корзинах, играют с ними, как с маленькими детьми, обращаются к ним с восторгами и похвалами. Отказ от участия в обмене дарами жестко карается. Более того, в некоторых культурах принявший дар может признавать себя «проданным» на период, пока не возместит подношение ответным жестом.

В середине прошлого века предсказуемый успех снискал фильм, в котором режиссер собрал лучших французских актеров эпохи, «Мари-Октябрь». В ленте из главных героев всего одна женщина — Даниэль Дарье. Картина более чем серьезная, но нас, применительно к теме сегодняшнего разговора, будет интересовать вот какой эпизод. Все герои были в движении Сопротивления и, когда собрались вспомнить прошлое, один из товарищей приносит даме подарок — баранью ногу. Интересно, что к презенту как бы прикреплена карточка, чуть ли не «дарю баранью ногу». Еще одно развитие этого подарочного сюжета мы видим у Клода Шаброля в «Мяснике»: мясник по прозвищу Пополь влюбляется в молодую женщину из школы в маленьком городке и приносит ей вместо букета цветов баранью ногу. И в том и в другом случае баранья нога как подарок воспринимается немного комично, и там и там ее приносит мясник, правда, у Шаброля есть в этом жесте отсылка к первобытным людям, которые приносили своим женщинам мясо убитого животного. Но, как бы то ни было, баранина — это отличный подарок, жиго из ягненка — классическое французское блюдо, всеми любимое. А вот в фильме «Родная кровь», поставленном Ершовым по повести теперь уже забытого многими Федора Кнорре, отпущенный в отпуск солдат женщине, с которой хотел бы провести ночь, дарит много консервов.

Почти как у Маяковского:

«Не домой,

не на суп,

а к любимой

в гости

две

морковинки

несу

за зеленый хвостик.

Я

много дарил

конфект да букетов,

но больше

всех

дорогих даров

я помню

морковь драгоценную эту

и пол-

полена

березовых дров».

Впрочем, это уже другая история: в обоих последних случаях более чем прозаический подарок определяется суровыми реалиями, в которых становится самым желанным и — повторим за Маяковским — драгоценным.

От сакральных к непредписанным

Меновая и одновременно сакральная суть дарения кроется в обычае обмениваться обручальными кольцами. Показательно, что древняя традиция впитывала характерные особенности времени. В сочинении неизвестного автора петровских времен «Гистория об Александре, российском дворянине» упоминается как идиллический подарок фамильное кольцо, названное столпом верности,— по сюжету главный герой Александр кладет его своей погибшей возлюбленной Элеоноре в гроб, как символ вечной любви. Но кто читал, знает, как быстро вечная любовь к Элеоноре трансформировалась в любовь к другой девушке — Тирре: жизнь частенько оказывается сильнее любых традиций.

Ясно, что к нашему времени подарки теряют или уже потеряли свое обрядовое значение. Недостаточно просто вручить девушке кулон — сердце океана, купленный на китайской торговой площадке, чтобы обременить ее обязательством подарить ответный поцелуй или, как было принято раньше, этюдник с пергаментной бумагой. Вместе с тем постепенно отменяется жесткая предписанность конкретных подарков разным случаям жизни. На протяжении тысячелетий содержание дара говорило о намерении дарителя и поясняло, в какой обычай он втягивает одариваемого. Предметный перечень допустимых подарков расширялся от раковин, различных поделок, еды, посуды, одежды и инструментов для рукоделия до обширных владений, деревень, рабов, животных, всяческих бытовых предметов, разнообразных ювелирных украшений, произведений искусства, миниатюрных портретов, стихов, писем и даже собственных локонов.

У Диккенса традиционная для роженицы булавочная подушечка, подаренная Фанни Домби, подчеркивает трагичность ее судьбы: вскоре после родов женщина умирает. Подарком на рождение ребенка могла быть и другая самодельная подушечка — с китовым усом: считалось, что на такой младенцу лежать полезнее. О подобных подарках пишет Элизабет Гаске, пишут и сестры Бронте. Занимательны подобные презенты тем, что их делали одни дамы для других. Невероятно популярная в XIX — начале XX века детская писательница графиня де Сегюр описывает этот ритуал в «Проделках Софи»: когда маленькой героине исполняется шесть лет, мать дарит ей шкатулки для рукоделия.

Продолжая тему рукодельных подарков на монаршем уровне: известно, что королева Виктория с большим удовольствием одаривала близких собственноручно сделанными браслетами из волос, привычка сохранилась с молодости: существовавшая в те годы мода предписывала дарить возлюбленным медальоны с прядями волос. Екатерине II лорд Витворт преподнес огромный телескоп. А Меган Маркл подарила Елизавете II, надеясь снискать расположение главы монаршего семейства, игрушечного хомячка, который поет смешную песенку, если его потянуть за хвостик,— и королева очень смеялась.

Александр Радаев