Михаил Трофименков о «Земле кочевников», эпической драме о бездомных в США

В прокат выходит фильм Хлои Чжао «Земля кочевников» — обладатель «Золотого льва» Венеции-2020 и «Золотого глобуса» и серьезный претендент на «Оскар». Почти документальная драма, в которой, за исключением Фрэнсис Макдорманд и Дэвида Стрэтейрна, все персонажи играют самих себя, до ужаса легко встраивается в традицию постапокалиптического кино

Кажется, мы все это видели, и видели не раз в экранных кошмарах. Мир поразила катастрофа: то ли бомба рванула, то ли свет за неуплату коммунальных платежей отключили. В любом случае с городской цивилизацией покончено навсегда. От нее остались утлые придорожные оазисы, где выжившие могут разжиться бензином, поболтать, перекусить и двинуться дальше. Ведь в мире после Катастрофы люди лишились главного — своих домов — и обречены вести жизнь кочевников на колесах, пребывать в непрестанном движении, греться у костров.

С одной стороны, им жаль канувшего благополучия. Они лелеют его обрывки, ошметки, осколки, которые успели прихватить с собой с родных пепелищ: случайные фотографии из семейных альбомов, треснувшие чашечки и блюдечки из фамильных сервизов, оставшиеся в закоулках памяти стихи, которые им когда-то читали любимые.

С другой стороны, человек — живучая сволочь. Выжившие постепенно находят преимущества в своем новом и вечном статусе. Можно, например, любоваться звездным небом, закатами-рассветами, приливами-отливами. Зверюшек всяких диких рассмотреть вблизи, а не только — как в прошлом — в зоопарках. А воздух, воздух-то, очищенный от смрадных выхлопов цивилизации, как хорош. Естественно, что культы былых благополучных времен перестают работать. На смену мировым религиям приходят самородные суеверия, среда кочевников порождает пророков, находящих в новом мировом беспорядке мистический промысел.

Эта парадигма постапокалиптического кино идеально накладывается на «Землю кочевников», придает подсознательную жанровую структуру фильму, снятому принципиально вне жанровой системы координат. В основе сценария — документальная книга Джессики Брудер «Земля кочевников: выжить в Америке XXI века», социоантропологическое исследование людей, чей дом — в узком смысле слова трейлер, а в широком — вся Америка от Аляски до Флориды.

Проводник в их мир — 60-летняя Френ (Макдорманд). У нее был муж — он умер. У нее была работа на фабрике гипсокартона в городке с гордым именем Эмпайр — в 2011 году фабрику закрыли, мало того, стерли с карты Америки сам Эмпайр. У нее был дом, он принадлежал фабрике и испарился вместе с городом. Теперь вместо дома трейлер. Постоянную работу Френ находит на складе «Амазона», предстающего на экране радостным корпоративным концлагерем. Лучше бегство в никуда, и Френ присоединяется к тысячам и тысячам таких же, как она, новых кочевников.

Критики встраивают их феномен в великую американскую традицию скитальчества. Да и с экрана в какой-то момент звучит то ли горделивая, то ли издевательская сентенция: «Ты — один из счастливчиков, родившихся в США, ты можешь ехать куда угодно». Но историческая преемственность мнима. Горделивые переселенцы, воспетые в вестернах, отодвигали фронтир на Запад, шли к Тихому океану, чтоб закончить на нем свой поход. Битники, «ангелы ада», хиппи пускались в путь по своей воле, по идеологическим причинам, и были вольны остановиться в любой момент. Новых кочевников можно сравнить с фермерами из «Гроздьев гнева» Стейнбека, согнанными с земли. Но их питала надежда, что где-то найдется блаженный, не пораженный великим экономическим кризисом уголок, где они смогут снова осесть на земле. Их никак не назвать деклассированными элементами, в отличие от героев «Земли кочевников», которых можно бы, да не хочется припечатать определением «white trash», «белая шваль». Люди-то они — охотно верится — в основной своей массе прекрасные. А на экране, что звучит безмерно фальшиво, прекрасны все как один. И все свои травмы — потерю работы, дома, смерть близких, самоубийство детей — избывают, исключительно даря добро людям.

Да, кто-то из них пустился в путь по своей воле, типа Америку посмотреть. Поэтому величие американских дорог и равнин явлено столь впечатляюще, что порой фильм Хлои Чжао напоминает рекламный ролик кочевого образа жизни. Да, герои находят преимущества в бесприютности, теоретическую основу под которую подводит седобородый гуру Боб «Бродяга» Уэллс (Боб Уэллс), проводящий экспресс-курсы выживания в дороге. Дескать, мы с вами свободны от тирании рынка и доллара. Сливаемся с природой и почти что победили смерть. Ведь мы никогда не прощаемся навсегда, а лишь расстаемся на перекрестках дороги жизни. Врут те, кто говорит, что у нас нет дома: у нас нет недвижимости, обращающей людей в рабов.

Да у той же Френ есть не один шанс обрести почву под ногами: ее настойчиво зовут к себе и сестра, и приглянувшийся ей старикан Дэвид (Стрэтейрн), уставший от бродяжничества. Но она уже не в силах остановить свой бег. Что ж, феномен знаком, например, по исследованиям, посвященным парижским клошарам или нашим бездомным: в какой-то момент возвращение к оседлости становится для бродяг психологически невозможным. Но это вовсе не означает, что вынужденное бродяжничество нормально. А бродяжничество новых кочевников в основном вынужденно, катастрофично. Просто причина его — катастрофа не столь эффектная, как ядерный взрыв, а тихая и неотвратимая, «благодарить» за которую некого, кроме пресловутой «невидимой руки рынка».

В прокате с 11 марта